Раз уж я вспомнил о поэтических дарованиях политиков, хочу процитировать одного "диктатора" из "французской Африки". Это Леопольд Седар Сенгор, первый президент Сенегала. Социалист, панафриканист, философ и поэт,воевал с Гитлером в юности, был ранен, прошел концлагерь. Он в этом стихотворении описывает Нью-Йорк (как лицо Запада) глазами африканца. Очень пронзительно, да и современно тоже.????
"1.
Нью-Йорк! Сначала меня смутила твоя красота, твои золотистые длинноногие девушки.
Сначала я так оробел при виде твоей ледяной улыбки и металлически-синих зрачков,
Я так оробел. А на дне твоих улиц-ущелий, у подножья небоскрёбов,
Подслеповато, словно сова в час затмения солнца, моргала глухая тревога,
И был точно сера удушлив твой свет, и мертвенно-бледные длинные пальцы лучей смыкались на горле у неба,
И небоскрёбы зловеще грозили циклонам, самодовольно играя своими бетонными мышцами и каменной кожей.
Две недели на голых асфальтах Манхеттена,
А к началу третьей недели на вас прыжком ягуара налетает тоска.
Две недели ни колодцев, ни свежей травы, и птицы откуда-то сверху
Падают замертво под серый пепел террас.
Ни детского смеха, ни детской ручонки в моей прохладной ладони,
Ни материнской груди, только царство нейлоновых ног, только стерильные ноги и груди.
Ни единого нежного слова, только стук механизмов в груди —
Стук фальшивых сердец, оплаченных звонкой монетой.
Ни книги, где бы слышалась мудрость. Палитра художника расцветает кристаллом холодных кораллов.
И бессонные ночи… О ночи Манхеттена, заселённые бредом болотных огней, воем клаксонов в пустоте неподвижных часов.
А мутные воды панелей несут привычную тяжесть гигиеничной любви —
---
Так река в половодье уносит детские трупы".
Это наиболее известное, но там три части.
"2.
Пробил твой час, о Нью-Йорк,— час последних расчетов.
Пробил твой час! Но ты еще можешь спастись,
Только раскрой свои уши навстречу тромбонам Бога, только
пусть новым ритмом стучит твое сердце — ритмом
горячей крови, твоей крови!
Я видел Гарлем, гудевший ульем торжественных красок,
рдевший огнем ароматов —
То был час чаепитий в американских аптеках,—
Я видел, как Гарлем готовился к празднику Ночи,
и призрачный день отступал.
День отступал перед Ночью, ибо Ночь правдивее дня.
Я видел Гарлем в тот час, когда сквозь кору мостовых
Господь прорастать заставляет первозданную жизнь, —
Все элементы стихий земноводных, сверкающих тысячью солнц.
Гарлем, Гарлем, вот что я видел!
Гарлем, Гарлем, я видел: зеленые волны хлебов плеснули
из-под асфальта, что вспахан босыми ногами пляшущих негров.
Бедра, волны шелков, груди, как наконечники копий, пляска
цветов, пляска сказочных масок,
У самых копыт полицейских коней — круглые манго любви.
Я видел: вдоль тротуаров струились потоки белого рома,
и черное молоко бежало ручьями в синем тумане сигар.
Я видел: вечером с неба падал хлопковый снег, видел
ангелов крылья и перья в волосах колдунов.
Слушай, Нью-Йорк! Слушай Гарлема голос —
это твой собственный голос рыдает в гулком горле гобоя,
это тревога твоя, сдавленная слезами,
падает крупными сгустками крови.
Слушай, Нью-Йорк, это вдали бьется сердце твое ночное
в ритме и крови тамтама, тамтама и крови,
тамтама и крови.
3)
Слушай меня, Нью-Йорк! Пусть Гарлема черная кровь
вольется в жилы твои,
Пусть она маслом жизни омоет, очистит от ржавчины
твои стальные суставы,
Пусть вернет твоим старым мостам крутизну молодого бедра
и гибкость лианы.
Я вижу, возвращаются незапамятные времена, обретенное
братство, примирение Дерева, Льва и Быка.
Грядут времена — и слово сливается с делом, сердце
с разумом, буква со смыслом.
Я вижу: реки твои заполнены плеском кайманов и ламантинов
с глазами-миражами. И не нужно выдумывать новых
Сирен.
Только раскрой глаза — и увидишь апрельскую радугу,
Только уши раскрой — и услышишь Господа Бога, который
под смех саксофона создал небо и землю в шесть дней,
А на седьмой — потянулся, зевнул и заснул крепким сном
усталого негра."
Вот так-то. Разница ощутима. У нас не знают о Сенгоре, но это был один из тех, кому реально небезразлична судьба своего народа - причем не только нынешнее его состояние, но и цивилизационная роль.
"1.
Нью-Йорк! Сначала меня смутила твоя красота, твои золотистые длинноногие девушки.
Сначала я так оробел при виде твоей ледяной улыбки и металлически-синих зрачков,
Я так оробел. А на дне твоих улиц-ущелий, у подножья небоскрёбов,
Подслеповато, словно сова в час затмения солнца, моргала глухая тревога,
И был точно сера удушлив твой свет, и мертвенно-бледные длинные пальцы лучей смыкались на горле у неба,
И небоскрёбы зловеще грозили циклонам, самодовольно играя своими бетонными мышцами и каменной кожей.
Две недели на голых асфальтах Манхеттена,
А к началу третьей недели на вас прыжком ягуара налетает тоска.
Две недели ни колодцев, ни свежей травы, и птицы откуда-то сверху
Падают замертво под серый пепел террас.
Ни детского смеха, ни детской ручонки в моей прохладной ладони,
Ни материнской груди, только царство нейлоновых ног, только стерильные ноги и груди.
Ни единого нежного слова, только стук механизмов в груди —
Стук фальшивых сердец, оплаченных звонкой монетой.
Ни книги, где бы слышалась мудрость. Палитра художника расцветает кристаллом холодных кораллов.
И бессонные ночи… О ночи Манхеттена, заселённые бредом болотных огней, воем клаксонов в пустоте неподвижных часов.
А мутные воды панелей несут привычную тяжесть гигиеничной любви —
---
Так река в половодье уносит детские трупы".
Это наиболее известное, но там три части.
"2.
Пробил твой час, о Нью-Йорк,— час последних расчетов.
Пробил твой час! Но ты еще можешь спастись,
Только раскрой свои уши навстречу тромбонам Бога, только
пусть новым ритмом стучит твое сердце — ритмом
горячей крови, твоей крови!
Я видел Гарлем, гудевший ульем торжественных красок,
рдевший огнем ароматов —
То был час чаепитий в американских аптеках,—
Я видел, как Гарлем готовился к празднику Ночи,
и призрачный день отступал.
День отступал перед Ночью, ибо Ночь правдивее дня.
Я видел Гарлем в тот час, когда сквозь кору мостовых
Господь прорастать заставляет первозданную жизнь, —
Все элементы стихий земноводных, сверкающих тысячью солнц.
Гарлем, Гарлем, вот что я видел!
Гарлем, Гарлем, я видел: зеленые волны хлебов плеснули
из-под асфальта, что вспахан босыми ногами пляшущих негров.
Бедра, волны шелков, груди, как наконечники копий, пляска
цветов, пляска сказочных масок,
У самых копыт полицейских коней — круглые манго любви.
Я видел: вдоль тротуаров струились потоки белого рома,
и черное молоко бежало ручьями в синем тумане сигар.
Я видел: вечером с неба падал хлопковый снег, видел
ангелов крылья и перья в волосах колдунов.
Слушай, Нью-Йорк! Слушай Гарлема голос —
это твой собственный голос рыдает в гулком горле гобоя,
это тревога твоя, сдавленная слезами,
падает крупными сгустками крови.
Слушай, Нью-Йорк, это вдали бьется сердце твое ночное
в ритме и крови тамтама, тамтама и крови,
тамтама и крови.
3)
Слушай меня, Нью-Йорк! Пусть Гарлема черная кровь
вольется в жилы твои,
Пусть она маслом жизни омоет, очистит от ржавчины
твои стальные суставы,
Пусть вернет твоим старым мостам крутизну молодого бедра
и гибкость лианы.
Я вижу, возвращаются незапамятные времена, обретенное
братство, примирение Дерева, Льва и Быка.
Грядут времена — и слово сливается с делом, сердце
с разумом, буква со смыслом.
Я вижу: реки твои заполнены плеском кайманов и ламантинов
с глазами-миражами. И не нужно выдумывать новых
Сирен.
Только раскрой глаза — и увидишь апрельскую радугу,
Только уши раскрой — и услышишь Господа Бога, который
под смех саксофона создал небо и землю в шесть дней,
А на седьмой — потянулся, зевнул и заснул крепким сном
усталого негра."
Вот так-то. Разница ощутима. У нас не знают о Сенгоре, но это был один из тех, кому реально небезразлична судьба своего народа - причем не только нынешнее его состояние, но и цивилизационная роль.
Since I have remembered the poetic talents of politicians, I want to quote one "dictator" from "French Africa". This is Leopold Cedar Senghor, the first president of Senegal. Socialist, Pan-Africanist, philosopher and poet, fought with Hitler in his youth, was wounded, passed through a concentration camp. In this poem, he describes New York (as the face of the West) through the eyes of an African. Very shrill, and modern too. ????
"1.
New York! At first I was confused by your beauty, your golden long-legged girls.
At first I was so intimidated at the sight of your icy smile and metallic blue pupils,
I was so intimidated. And at the bottom of your streets-gorges, at the foot of skyscrapers,
A dull alarm blinked blindly, like an owl in the hour of an eclipse of the sun,
And your light was suffocating like sulfur, and the deathly pale long fingers of the rays closed on the throat of the sky,
And the skyscrapers threatened the cyclones ominously, smugly playing with their concrete muscles and stone skin.
Two weeks on the bare asphalt of Manhattan
And by the beginning of the third week, melancholy flies over you with a jaguar jump.
Two weeks no wells, no fresh grass, and birds from somewhere above
Falling dead under the gray ash of the terraces.
No childish laughter, no childish hand in my cool palm,
No mother's breast, only a realm of nylon legs, only sterile legs and breasts.
Not a single tender word, only the clatter of mechanisms in my chest -
The beating of false hearts paid for with a hard coin.
Not a book where wisdom is heard. The artist's palette blooms with a crystal of cold coral.
And sleepless nights ... About the nights of Manhattan, inhabited by the ravings of swamp lights, howl of horns in the emptiness of motionless clocks.
And the muddy waters of the panels carry the usual weight of hygienic love -
---
So the river carries away the corpses of children in high water. "
This is the most famous, but there are three parts.
"2.
Your hour has struck, oh New York, the hour of the last calculations.
Your hour has struck! But you can still be saved
Just open your ears to the trombones of God, only
let your heart beat with a new rhythm - with a rhythm
hot blood, your blood!
I saw Harlem humming with a beehive of solemn colors
reddened by the fire of aromas -
It was the hour of tea drinking in American pharmacies -
I saw Harlem getting ready for the Feast of the Night
and the ghostly day receded.
Day receded before Night, for Night is truer than day.
I saw Harlem at that hour when through the bark of the pavements
The Lord makes the primordial life sprout, -
All elements of the elements of amphibians, sparkling with a thousand suns.
Harlem, Harlem, that's what I saw!
Harlem, Harlem, I saw: green waves of bread splashed
from under the asphalt that is plowed by the bare feet of dancing blacks.
Hips, waves of silks, breasts like spearheads, dance
flowers, dance of fairy masks,
At the very hooves of the police horses are round mangoes of love.
I saw streams of white rum streaming along the sidewalks,
and black milk ran in streams in the blue mist of the cigars.
I saw: in the evening cotton snow fell from the sky, I saw
angels' wings and feathers in the hair of sorcerers.
Listen New York! Hear the Harlem voice -
it's your own voice sobbing in the oboe's echoing throat,
this is your anxiety, stifled by tears,
falls in large blood clots.
Listen, New York, your night heart beats in the distance
in the rhythm and blood of tam-tam, tam-tam and blood,
tom-tam and blood.
3)
Hear me New York! Let Harlem blood black
will flow into your veins,
Let her wash with the oil of life, cleanse of rust
your joints of steel
Let your old bridges return the toughness of a young thigh
and the flexibility of the vine.
I see the time immemorial returns, the acquired
brotherhood, reconciliation of Wood, Lion and Bull.
The times are coming - and the word merges with the deed, the heart
with reason, a letter with meaning.
I see: your rivers are filled with a splash of caimans and manatees
with mirage eyes. And no need to invent new ones
Siren.
Just open your eyes and you will see the April rainbow
Only open your ears - and you will hear the Lord God, who
to the laughter of a saxophone created heaven and earth in six days,
And on the seventh - he stretched, yawned and fell asleep in a sound sleep
weary Negro. "
That's it. The difference is palpable. We do not know about Sengor, but he was one of those who really care about the fate of their people - not only its current state, but also its civilizational role.
"1.
New York! At first I was confused by your beauty, your golden long-legged girls.
At first I was so intimidated at the sight of your icy smile and metallic blue pupils,
I was so intimidated. And at the bottom of your streets-gorges, at the foot of skyscrapers,
A dull alarm blinked blindly, like an owl in the hour of an eclipse of the sun,
And your light was suffocating like sulfur, and the deathly pale long fingers of the rays closed on the throat of the sky,
And the skyscrapers threatened the cyclones ominously, smugly playing with their concrete muscles and stone skin.
Two weeks on the bare asphalt of Manhattan
And by the beginning of the third week, melancholy flies over you with a jaguar jump.
Two weeks no wells, no fresh grass, and birds from somewhere above
Falling dead under the gray ash of the terraces.
No childish laughter, no childish hand in my cool palm,
No mother's breast, only a realm of nylon legs, only sterile legs and breasts.
Not a single tender word, only the clatter of mechanisms in my chest -
The beating of false hearts paid for with a hard coin.
Not a book where wisdom is heard. The artist's palette blooms with a crystal of cold coral.
And sleepless nights ... About the nights of Manhattan, inhabited by the ravings of swamp lights, howl of horns in the emptiness of motionless clocks.
And the muddy waters of the panels carry the usual weight of hygienic love -
---
So the river carries away the corpses of children in high water. "
This is the most famous, but there are three parts.
"2.
Your hour has struck, oh New York, the hour of the last calculations.
Your hour has struck! But you can still be saved
Just open your ears to the trombones of God, only
let your heart beat with a new rhythm - with a rhythm
hot blood, your blood!
I saw Harlem humming with a beehive of solemn colors
reddened by the fire of aromas -
It was the hour of tea drinking in American pharmacies -
I saw Harlem getting ready for the Feast of the Night
and the ghostly day receded.
Day receded before Night, for Night is truer than day.
I saw Harlem at that hour when through the bark of the pavements
The Lord makes the primordial life sprout, -
All elements of the elements of amphibians, sparkling with a thousand suns.
Harlem, Harlem, that's what I saw!
Harlem, Harlem, I saw: green waves of bread splashed
from under the asphalt that is plowed by the bare feet of dancing blacks.
Hips, waves of silks, breasts like spearheads, dance
flowers, dance of fairy masks,
At the very hooves of the police horses are round mangoes of love.
I saw streams of white rum streaming along the sidewalks,
and black milk ran in streams in the blue mist of the cigars.
I saw: in the evening cotton snow fell from the sky, I saw
angels' wings and feathers in the hair of sorcerers.
Listen New York! Hear the Harlem voice -
it's your own voice sobbing in the oboe's echoing throat,
this is your anxiety, stifled by tears,
falls in large blood clots.
Listen, New York, your night heart beats in the distance
in the rhythm and blood of tam-tam, tam-tam and blood,
tom-tam and blood.
3)
Hear me New York! Let Harlem blood black
will flow into your veins,
Let her wash with the oil of life, cleanse of rust
your joints of steel
Let your old bridges return the toughness of a young thigh
and the flexibility of the vine.
I see the time immemorial returns, the acquired
brotherhood, reconciliation of Wood, Lion and Bull.
The times are coming - and the word merges with the deed, the heart
with reason, a letter with meaning.
I see: your rivers are filled with a splash of caimans and manatees
with mirage eyes. And no need to invent new ones
Siren.
Just open your eyes and you will see the April rainbow
Only open your ears - and you will hear the Lord God, who
to the laughter of a saxophone created heaven and earth in six days,
And on the seventh - he stretched, yawned and fell asleep in a sound sleep
weary Negro. "
That's it. The difference is palpable. We do not know about Sengor, but he was one of those who really care about the fate of their people - not only its current state, but also its civilizational role.
У записи 3 лайков,
0 репостов,
231 просмотров.
0 репостов,
231 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Станислав Аверин
