Сто
— Адин, два, пять! Десять! Тритцать! Сорок! Питьдисят читыре! — и я маленький соскакивал с подоконника и бежал к бабушке. «Бабушка, бабушка! Питьдисят читыре!» — кричал я с порога кухни. А она в фартуке мыла посуду, оборачивалась и говорила: «столько еще не было сегодня! Рекорд!» А бабушка припасала всегда яблоко — награда счетоводу. «А досчитаешь до ста?» — говорила она мне. И я хватал яблоко и бежал обратно на подоконник — пытаться посчитать с 11-го этажа 100 вагонов у грузовых составов, которые ездили по окружной железной дороге вокруг Купчино.
«Шесть, восимь, двинадцать, питнадцать», — не работает лифт, идем пешком. Мой сын будет жить на 15 этаже. Это как одиннадцатый, только на четыре выше. А вот подоконник, с которого он будет считать — «питнадцать, дватцать пять, шисят адин!» Правда, тут не окружная, но вполне себе реутовская железная дорога, и тоже под окном. Считай вагоны — не пересчитай. «Сорок, пятьдесят», — я отмеряю рулеткой по пластику, пилю, и подоконник для наблюдений сына готов.
«Пятнадцать, двадцать, минус двадцать девять!» — младшеклассник я пересчитывал на градуснике черточки купчинского мороза. Мы гуляли. Мороз, разбежавшись с ветром по купчинским пустырям, обжигал щеки и выбивал слезы. «Папа, папа, а почему это здание шумит? — спрашивал маленький я и показывал на серое здание с горящими окнами. «Там завод, там люди работают. Ну да, ночью. Работа у них такая», — объяснял папа. Я кутался и думал, как хорошо работать на заводе рядом с Купчино, а не ездить как моя мама — через весь город куда-то, где на дне открытых дверей ребятню катали на тракторах в порт и к заливу.
«Два тридцать, было! Нет, два сорок! Ночи!» — строчат реутовские новоселы гневные жалобы на местном форуме. Мой сын тоже когда-нибудь спросит, а почему на подмосковных наших просторах здание недостроенной подстанции шумит по ночам. «Там завод, там компьютеры работают. Ну да, ночью. Работа такая», — скажу что-нибудь этакое я. Уже позже он, когда подрастет, узнает — там биткоиновая ферма, а здание какие-то умельцы полулегально подрубили к сетям и майнят подпольный биткоин. Но папа мне тоже не сказал, что завод в Купчино тоже открыли полулегально и майнили там подпольный конъяк.
«Посчитай, все просто: сорок дней — и уже июль. Семьдесят — и уже август. А сто — и сентябрь, и я приеду», — писала мне, среднекласснику, в далеком купчинском мае в письмах первая девушка. «Как в песне — досчитай до ста. И я приеду». И она приехала. Я выбегал во двор, а она качалась на качелях. А потом повела меня куда-то за руку, подвела к женщине и сказала: «Мама, это Гриша, я рассказывала». И, конечно, смущалась. Я считал веснушки на ее щеках.
«Так я и считаю, гляди, хозяин: сорок дней — на черновой ремонт. Тридцать — на чистовуху! Короче, накинь тридцатку, хозяин, и до сентября управимся», — говорили рабочие. И вот штаб для будущей жизни сына готов. «Тридцать семь, сорок восемь, пятьдесят четыре, шестьдесят восемь, девяносто девять», — считаю взрослый я вагоны у товарного поезда, который гремит под окном. Иду на кухню, а там — на столе — уже ждет яблоко.
Сто.
— Адин, два, пять! Десять! Тритцать! Сорок! Питьдисят читыре! — и я маленький соскакивал с подоконника и бежал к бабушке. «Бабушка, бабушка! Питьдисят читыре!» — кричал я с порога кухни. А она в фартуке мыла посуду, оборачивалась и говорила: «столько еще не было сегодня! Рекорд!» А бабушка припасала всегда яблоко — награда счетоводу. «А досчитаешь до ста?» — говорила она мне. И я хватал яблоко и бежал обратно на подоконник — пытаться посчитать с 11-го этажа 100 вагонов у грузовых составов, которые ездили по окружной железной дороге вокруг Купчино.
«Шесть, восимь, двинадцать, питнадцать», — не работает лифт, идем пешком. Мой сын будет жить на 15 этаже. Это как одиннадцатый, только на четыре выше. А вот подоконник, с которого он будет считать — «питнадцать, дватцать пять, шисят адин!» Правда, тут не окружная, но вполне себе реутовская железная дорога, и тоже под окном. Считай вагоны — не пересчитай. «Сорок, пятьдесят», — я отмеряю рулеткой по пластику, пилю, и подоконник для наблюдений сына готов.
«Пятнадцать, двадцать, минус двадцать девять!» — младшеклассник я пересчитывал на градуснике черточки купчинского мороза. Мы гуляли. Мороз, разбежавшись с ветром по купчинским пустырям, обжигал щеки и выбивал слезы. «Папа, папа, а почему это здание шумит? — спрашивал маленький я и показывал на серое здание с горящими окнами. «Там завод, там люди работают. Ну да, ночью. Работа у них такая», — объяснял папа. Я кутался и думал, как хорошо работать на заводе рядом с Купчино, а не ездить как моя мама — через весь город куда-то, где на дне открытых дверей ребятню катали на тракторах в порт и к заливу.
«Два тридцать, было! Нет, два сорок! Ночи!» — строчат реутовские новоселы гневные жалобы на местном форуме. Мой сын тоже когда-нибудь спросит, а почему на подмосковных наших просторах здание недостроенной подстанции шумит по ночам. «Там завод, там компьютеры работают. Ну да, ночью. Работа такая», — скажу что-нибудь этакое я. Уже позже он, когда подрастет, узнает — там биткоиновая ферма, а здание какие-то умельцы полулегально подрубили к сетям и майнят подпольный биткоин. Но папа мне тоже не сказал, что завод в Купчино тоже открыли полулегально и майнили там подпольный конъяк.
«Посчитай, все просто: сорок дней — и уже июль. Семьдесят — и уже август. А сто — и сентябрь, и я приеду», — писала мне, среднекласснику, в далеком купчинском мае в письмах первая девушка. «Как в песне — досчитай до ста. И я приеду». И она приехала. Я выбегал во двор, а она качалась на качелях. А потом повела меня куда-то за руку, подвела к женщине и сказала: «Мама, это Гриша, я рассказывала». И, конечно, смущалась. Я считал веснушки на ее щеках.
«Так я и считаю, гляди, хозяин: сорок дней — на черновой ремонт. Тридцать — на чистовуху! Короче, накинь тридцатку, хозяин, и до сентября управимся», — говорили рабочие. И вот штаб для будущей жизни сына готов. «Тридцать семь, сорок восемь, пятьдесят четыре, шестьдесят восемь, девяносто девять», — считаю взрослый я вагоны у товарного поезда, который гремит под окном. Иду на кухню, а там — на столе — уже ждет яблоко.
Сто.
Hundred
- Adin, two, five! Ten! Thirty! Forty! Drink cheatyre! - and a little I jumped off the windowsill and ran to my grandmother. “Grandma, grandma! Drink cheatyre! " I shouted from the kitchen threshold. And she washed the dishes in an apron, turned around and said: “There hasn't been so much today! Record!" And my grandmother always kept an apple - a reward for the accountant. "Can you count to a hundred?" She said to me. And I grabbed the apple and ran back to the windowsill - trying to count from the 11th floor, 100 wagons from freight trains that traveled along the ring railway around Kupchino.
"Six, eight, twelve, pitteen" - the elevator does not work, we go on foot. My son will live on the 15th floor. It's like the eleventh, only four higher. And here is the window sill from which he will count - "pitnteen, twenty-five, adin are hanging!" True, this is not a circular, but quite a Reutov railway, and also under the window. Count the wagons - don't count them. "Forty, fifty" - I measure the plastic with a tape measure, saw, and the window sill for my son's observations is ready.
"Fifteen, twenty, minus twenty nine!" - as a junior pupil, I counted the lines of Kupchin's frost on the thermometer. We walked. The frost, scattering with the wind through the Kupchin wastelands, burned cheeks and beaten out tears. “Dad, dad, why is this building making noise? - asked the little one and pointed at the gray building with burning windows. “There is a plant, people work there. Well, yes, at night. This is their job, ”my dad explained. I wrapped myself up and thought how good it was to work at a plant near Kupchino, and not drive like my mother - through the whole city somewhere, where at the open day the children were driven on tractors to the port and to the bay.
“Two thirty, it was! No, two forty! Nights! " - Reutov's new settlers scribble angry complaints at the local forum. My son, too, will someday ask why the unfinished substation building is making noise at night in our open spaces near Moscow. “There is a factory, computers are working there. Well, yes, at night. This is the job, ”I’ll say something like that. Later, when he grows up, he finds out that there is a bitcoin farm, and some craftsmen have semi-legally cut the building to the networks and mine underground bitcoin. But my dad did not tell me either that the plant in Kupchino was also opened semi-legally and underground cognac was mined there.
“Just count, everything is simple: forty days - and it's already July. Seventy - and already August. And one hundred - and September, and I will come, "- wrote to me, a middle school student, in the distant May of Kupchin in letters the first girl. “As in a song - count to a hundred. And I will come. " And she arrived. I ran out into the yard, and she was swinging on a swing. And then she took me somewhere by the hand, led me to the woman and said: "Mom, this is Grisha, I told you." And, of course, she was embarrassed. I counted the freckles on her cheeks.
“So I think, look, master: forty days - for rough repairs. Thirty - clean! In short, throw in a thirty, master, and we'll manage by September, ”the workers said. And now the headquarters for the future life of the son is ready. “Thirty-seven, forty-eight, fifty-four, sixty-eight, ninety-nine,” I think, an adult, the carriages of the freight train, which rattles under the window. I go to the kitchen, and there - on the table - an apple is already waiting.
Hundred.
- Adin, two, five! Ten! Thirty! Forty! Drink cheatyre! - and a little I jumped off the windowsill and ran to my grandmother. “Grandma, grandma! Drink cheatyre! " I shouted from the kitchen threshold. And she washed the dishes in an apron, turned around and said: “There hasn't been so much today! Record!" And my grandmother always kept an apple - a reward for the accountant. "Can you count to a hundred?" She said to me. And I grabbed the apple and ran back to the windowsill - trying to count from the 11th floor, 100 wagons from freight trains that traveled along the ring railway around Kupchino.
"Six, eight, twelve, pitteen" - the elevator does not work, we go on foot. My son will live on the 15th floor. It's like the eleventh, only four higher. And here is the window sill from which he will count - "pitnteen, twenty-five, adin are hanging!" True, this is not a circular, but quite a Reutov railway, and also under the window. Count the wagons - don't count them. "Forty, fifty" - I measure the plastic with a tape measure, saw, and the window sill for my son's observations is ready.
"Fifteen, twenty, minus twenty nine!" - as a junior pupil, I counted the lines of Kupchin's frost on the thermometer. We walked. The frost, scattering with the wind through the Kupchin wastelands, burned cheeks and beaten out tears. “Dad, dad, why is this building making noise? - asked the little one and pointed at the gray building with burning windows. “There is a plant, people work there. Well, yes, at night. This is their job, ”my dad explained. I wrapped myself up and thought how good it was to work at a plant near Kupchino, and not drive like my mother - through the whole city somewhere, where at the open day the children were driven on tractors to the port and to the bay.
“Two thirty, it was! No, two forty! Nights! " - Reutov's new settlers scribble angry complaints at the local forum. My son, too, will someday ask why the unfinished substation building is making noise at night in our open spaces near Moscow. “There is a factory, computers are working there. Well, yes, at night. This is the job, ”I’ll say something like that. Later, when he grows up, he finds out that there is a bitcoin farm, and some craftsmen have semi-legally cut the building to the networks and mine underground bitcoin. But my dad did not tell me either that the plant in Kupchino was also opened semi-legally and underground cognac was mined there.
“Just count, everything is simple: forty days - and it's already July. Seventy - and already August. And one hundred - and September, and I will come, "- wrote to me, a middle school student, in the distant May of Kupchin in letters the first girl. “As in a song - count to a hundred. And I will come. " And she arrived. I ran out into the yard, and she was swinging on a swing. And then she took me somewhere by the hand, led me to the woman and said: "Mom, this is Grisha, I told you." And, of course, she was embarrassed. I counted the freckles on her cheeks.
“So I think, look, master: forty days - for rough repairs. Thirty - clean! In short, throw in a thirty, master, and we'll manage by September, ”the workers said. And now the headquarters for the future life of the son is ready. “Thirty-seven, forty-eight, fifty-four, sixty-eight, ninety-nine,” I think, an adult, the carriages of the freight train, which rattles under the window. I go to the kitchen, and there - on the table - an apple is already waiting.
Hundred.
У записи 33 лайков,
0 репостов,
544 просмотров.
0 репостов,
544 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Григорий Набережнов
>>" title="Екатерина Рыжова <<<"БоНиТтА">>>">
