В коммуналке померла старушка. На её площадь въехала внучка, – деваха лет за тридцать: монументальная, розовощекая застенчивая Луиза.
Как она фыркала в усишки, и отводила взгляд, когда Митька в трусах выходил поутру на кухню, он смекнул, – девка по нему сохнет и кажись не порчена.
Но, бесценная добродетель в недрах девяностокилограммовой усатой Луизы, Митяя не взволновала. Он бабу игнорировал, и баба затаила злобу. Опасно так с бабами.
Игнорил, покуда не забыл на коммунальной плите вермишель с колбасой – на ночь.
– Пропала, – думал Митька, поднимая утром крышку. И точно – вермишель исчезла.
В другой раз, сварил субботним вечером борщ и оставил хлёбово остывать на плите. В воскресенье, в обед, внес разогретую кастрюлю в комнату, чтобы душевно покушать, под водочку и кино по ящику.
Пошуровав половником, атеист Митяй перекрестился – ночью борщ стал постным! – мясо спиздили на корню.
За такие фокусы в морду без разговоров. Но, предъявлять надо чётко, а то сам по зубам получишь – слишком уж весомые обвинения – обокраденный борщ! Нужны улики.
Зажарил он половину курицы и оставила на кухонном столике. В третьем часу ночи за его дверью едва скрипнули половицы, – кто-то пробирался коридором в кухню.
– Доброй ночи... – сказал Митяй, зажигая свет. Он ждал, вор забегает как таракан и будет огрызаться как крыса и был вооружен.
Луиза же, просто стала поедать курицу на месте преступления – стоит и жрёт!
– Убью! – Митяй подскочил и огрел её по загривку…мухобойкой, – ничего разрушительней не нашел.
Лу не пикнула. Перехватил оружие, и давай хуярить рукояткой по хребту, – только сало заколыхалось. А та всё живее убирает курицу, и ни звука, – лишь глаза намокли…
– Дай сюда! – отчаялся Митька вырвать хоть стон раскаянья и вцепился в жаркое, а ворюга не отдает и глядит на Митьку такими выпученными зенками – аж страшно.
Плюнул Митька на курицу: – Завтра поговорим! – и ушел досыпать.
А поутру, на кухне спрашивает: – Как почивали, Луиза? – и сверлит взглядом.
– Спасибо, сон освежил. – улыбается Лу, а сама тапками едва перебирает, – так её Митька брутальным инсектицидом обработал.
– А что ж ноги волочишь?
– Легкое недомогание – насморк. – не сдается упорная девушка.
Митьке цирк надел и говорит: – Тронешь мои харчи, я тебя не мухобойкой, – велосипедной рамой прокачаю, что в коридоре висит.
Лу заохала, упала на стул: – Ох, ах! Опять значит начались.
– Кто начались, керосинка старая?!
Молодой глупый Митька не догонял, что зрелки самый самолёт! Магистральник, –улетаешь на раз! Полет ровный, надежный, обслуживание отличное – не сходил бы с борта.
– Припадки лунатизма. – говорит Луиза. – Ночью брожу, а наутро ничего не помню. Надеюсь, Митя, ты не воспользуешься моей беззащитностью?
Митька инструкцию проигнорировал: – Ебанулась, жаба усатая?!
Эх девка и обиделась! – в глазах молнии, зашипела: – Еще один синяк, я тебя ночью мясорубкой по крышке отрихтую – мне ничего не будет, я больная.
Митяй тогда здорово струхнул и завел нужнОе ведро.
Стали Митяй и соседи, всё до крошки уносить на жилплощадь – таракану поживиться нечем.
Однажды, проснулся во втором часу, – забыл сука убрать повидло! Бегом на кухню – цело ли?
Переломившись жирной буквой «Г», – локти на стол, Луиза черпала прямо горстью из банки, и клала в рот Митькино повидло. У него потемнело в глазах…
– Хым.., – сказала Луиза и замерла.
– Ш-ш-ш-… – нежно зашептал позади неё Митяй, оглаживая прожорливую сомнамбулу по бёдрам – успокаивая. – Ш-ш…
Лу вновь принялась за сладкое, а Митька стал отбивать бабки древним, но по сей день популярным способом. Пусть и лишённым эффективности современных финансовых инструментов, но единственно конвертирующим материальное в сексуальное, и наоборот.
«Сроду целочку не вскрывал, а ту такая запорная арматура…! – очень довольный собой, засыпал подуставший Митя. – Благо дурёха не вспомнит, кто люк спиздил…».
Утром, он ждал Луизу с тревогой, – мало ли, – проснулась, а «там» лоскуты на ветру трепещут?
– Как ночевали, ничего не болит? – спрашивает издалека.
– Болит. Зуб, как от сладкого.
«Это от повидла..! – успокоился Митя. – И вправду ничего не помнит! Это нечто!».
И… побег в бакалею за пряниками и вареньем.
Что ни ночь, оставлял на столе лакомство. А сам, рано поужинав, ложился, чтоб в два проснуться полным сил и ждать когда скрипнут половицы… И они скрипели, Митька тихонько выходил на кухню отбивать бабки, не осознавая, что уже вгоняет себя в долги…
Утром приветствовал девушку, а внутри уссывались гиены.
Гастрономический мезальянс был краток. Однажды, Луиза взяла Митю за шкирку:
– Слышь, ебака неуловимый. – говорит. – Я хочу мясо, рыбу, шоколад. Пристроился за пряники миномёт вставлять! Заявление подадим, тогда чпокай за спасибо...
Митя побледнел: – Какое заявление, кошелка?
– В ЗАГС. Я от тебя залетела.
– Вы что-то путает, гражданка. – резко перешел на официоз Митя. – Вы больны лунатизмом и ничего помнить не можете, – сами утверждали.
Та плечами пожала: – Милый, сроду лунатизмом не страдала…
И ничего, – живут уже который год. Детишки. Счастье оно такое – не сразу разглядишь.
А.Болдырев. (c)
Как она фыркала в усишки, и отводила взгляд, когда Митька в трусах выходил поутру на кухню, он смекнул, – девка по нему сохнет и кажись не порчена.
Но, бесценная добродетель в недрах девяностокилограммовой усатой Луизы, Митяя не взволновала. Он бабу игнорировал, и баба затаила злобу. Опасно так с бабами.
Игнорил, покуда не забыл на коммунальной плите вермишель с колбасой – на ночь.
– Пропала, – думал Митька, поднимая утром крышку. И точно – вермишель исчезла.
В другой раз, сварил субботним вечером борщ и оставил хлёбово остывать на плите. В воскресенье, в обед, внес разогретую кастрюлю в комнату, чтобы душевно покушать, под водочку и кино по ящику.
Пошуровав половником, атеист Митяй перекрестился – ночью борщ стал постным! – мясо спиздили на корню.
За такие фокусы в морду без разговоров. Но, предъявлять надо чётко, а то сам по зубам получишь – слишком уж весомые обвинения – обокраденный борщ! Нужны улики.
Зажарил он половину курицы и оставила на кухонном столике. В третьем часу ночи за его дверью едва скрипнули половицы, – кто-то пробирался коридором в кухню.
– Доброй ночи... – сказал Митяй, зажигая свет. Он ждал, вор забегает как таракан и будет огрызаться как крыса и был вооружен.
Луиза же, просто стала поедать курицу на месте преступления – стоит и жрёт!
– Убью! – Митяй подскочил и огрел её по загривку…мухобойкой, – ничего разрушительней не нашел.
Лу не пикнула. Перехватил оружие, и давай хуярить рукояткой по хребту, – только сало заколыхалось. А та всё живее убирает курицу, и ни звука, – лишь глаза намокли…
– Дай сюда! – отчаялся Митька вырвать хоть стон раскаянья и вцепился в жаркое, а ворюга не отдает и глядит на Митьку такими выпученными зенками – аж страшно.
Плюнул Митька на курицу: – Завтра поговорим! – и ушел досыпать.
А поутру, на кухне спрашивает: – Как почивали, Луиза? – и сверлит взглядом.
– Спасибо, сон освежил. – улыбается Лу, а сама тапками едва перебирает, – так её Митька брутальным инсектицидом обработал.
– А что ж ноги волочишь?
– Легкое недомогание – насморк. – не сдается упорная девушка.
Митьке цирк надел и говорит: – Тронешь мои харчи, я тебя не мухобойкой, – велосипедной рамой прокачаю, что в коридоре висит.
Лу заохала, упала на стул: – Ох, ах! Опять значит начались.
– Кто начались, керосинка старая?!
Молодой глупый Митька не догонял, что зрелки самый самолёт! Магистральник, –улетаешь на раз! Полет ровный, надежный, обслуживание отличное – не сходил бы с борта.
– Припадки лунатизма. – говорит Луиза. – Ночью брожу, а наутро ничего не помню. Надеюсь, Митя, ты не воспользуешься моей беззащитностью?
Митька инструкцию проигнорировал: – Ебанулась, жаба усатая?!
Эх девка и обиделась! – в глазах молнии, зашипела: – Еще один синяк, я тебя ночью мясорубкой по крышке отрихтую – мне ничего не будет, я больная.
Митяй тогда здорово струхнул и завел нужнОе ведро.
Стали Митяй и соседи, всё до крошки уносить на жилплощадь – таракану поживиться нечем.
Однажды, проснулся во втором часу, – забыл сука убрать повидло! Бегом на кухню – цело ли?
Переломившись жирной буквой «Г», – локти на стол, Луиза черпала прямо горстью из банки, и клала в рот Митькино повидло. У него потемнело в глазах…
– Хым.., – сказала Луиза и замерла.
– Ш-ш-ш-… – нежно зашептал позади неё Митяй, оглаживая прожорливую сомнамбулу по бёдрам – успокаивая. – Ш-ш…
Лу вновь принялась за сладкое, а Митька стал отбивать бабки древним, но по сей день популярным способом. Пусть и лишённым эффективности современных финансовых инструментов, но единственно конвертирующим материальное в сексуальное, и наоборот.
«Сроду целочку не вскрывал, а ту такая запорная арматура…! – очень довольный собой, засыпал подуставший Митя. – Благо дурёха не вспомнит, кто люк спиздил…».
Утром, он ждал Луизу с тревогой, – мало ли, – проснулась, а «там» лоскуты на ветру трепещут?
– Как ночевали, ничего не болит? – спрашивает издалека.
– Болит. Зуб, как от сладкого.
«Это от повидла..! – успокоился Митя. – И вправду ничего не помнит! Это нечто!».
И… побег в бакалею за пряниками и вареньем.
Что ни ночь, оставлял на столе лакомство. А сам, рано поужинав, ложился, чтоб в два проснуться полным сил и ждать когда скрипнут половицы… И они скрипели, Митька тихонько выходил на кухню отбивать бабки, не осознавая, что уже вгоняет себя в долги…
Утром приветствовал девушку, а внутри уссывались гиены.
Гастрономический мезальянс был краток. Однажды, Луиза взяла Митю за шкирку:
– Слышь, ебака неуловимый. – говорит. – Я хочу мясо, рыбу, шоколад. Пристроился за пряники миномёт вставлять! Заявление подадим, тогда чпокай за спасибо...
Митя побледнел: – Какое заявление, кошелка?
– В ЗАГС. Я от тебя залетела.
– Вы что-то путает, гражданка. – резко перешел на официоз Митя. – Вы больны лунатизмом и ничего помнить не можете, – сами утверждали.
Та плечами пожала: – Милый, сроду лунатизмом не страдала…
И ничего, – живут уже который год. Детишки. Счастье оно такое – не сразу разглядишь.
А.Болдырев. (c)
An old woman died in a communal apartment. A granddaughter, a girl in her thirties, drove into her square: the monumental, rosy-cheeked shy Louise.
As she snorted into her mustache, and looked away when Mitka in shorts went out into the kitchen in the morning, he realized that the girl was drying up on him and it seemed not spoiled.
But, the priceless virtue in the depths of the ninety-kilogram mustachioed Louise, Mitya was not excited. He ignored the woman, and the woman harbored anger. It's dangerous with women.
I ignored it, until I forgot noodles and sausage on the communal stove - for the night.
“Gone,” thought Mitka, lifting the lid in the morning. And for sure - the vermicelli disappeared.
Another time, I cooked borscht on Saturday evening and left the bread to cool on the stove. On Sunday, at lunchtime, he brought a preheated pot into the room to eat mentally, with vodka and a movie on TV.
Having joked with a ladle, atheist Mityai crossed himself - at night the borscht became lean! - the meat was spiked on the vine.
For such tricks in the face without talking. But, you need to present it clearly, otherwise you yourself will get in the teeth - too weighty accusations - robbed borscht! We need evidence.
He fried half of the chicken and left it on the kitchen table. At three o'clock in the morning, the floorboards barely creaked outside his door - someone was making their way into the kitchen by the corridor.
- Good night ... - said Mityai, turning on the light. He waited, the thief runs in like a cockroach and will snap like a rat and was armed.
Louise, on the other hand, just began to eat chicken at the crime scene - she stands and eats!
- I will kill! - Mityai jumped up and hit her on the back of the neck ... with a fly swatter, - I couldn't find anything more destructive.
Lou didn't make a sound. He intercepted the weapon, and let's fuck with the handle along the ridge, - only the fat fluttered. And she more and more vividly removes the chicken, and not a sound - only her eyes were wet ...
- Give it to me! - Mitka desperate to snatch at least a groan of remorse and grabbed the roast, but the thief does not give up and looks at Mitka with such bulging antienders - already scary.
Mitka spat on the chicken: - We'll talk tomorrow! - and left to fill up.
And in the morning, in the kitchen asks: - How did you sleep, Louise? - and drills with a glance.
- Thank you, the dream refreshed. - Lou smiles, and she barely touches her slippers, - so Mitka treated her with a brutal insecticide.
- Why drag your feet?
- Slight malaise - runny nose. - the stubborn girl does not give up.
He put Mitka on the circus and said: “Touch my grubs, I’m not with a fly swatter, I’ll pump a bicycle frame that hangs in the corridor.
Lou gasped, fell into a chair: - Oh, ah! Again it means that it has begun.
- Who started, the old kerosene stove ?!
Young stupid Mitka did not catch up with the plane itself! Trunk, you fly at once! The flight is smooth, reliable, the service is excellent - I would not leave the plane.
- Seizures of sleepwalking. Louise says. - I wander at night, but in the morning I don't remember anything. I hope, Mitya, you won't take advantage of my defenselessness?
Mitka ignored the instructions: - Fucking, you mustache toad ?!
Oh girl and offended! - in the eyes of lightning, hissed: - One more bruise, I will shave you off with a meat grinder on the lid at night - nothing will happen to me, I'm sick.
Mityai then freaked out and started the necessary bucket.
Mityai and the neighbors began to take away everything to the living space - the cockroach has nothing to profit from.
Once, I woke up in the second hour, - the bitch forgot to remove the jam! Running to the kitchen - is it safe?
Having broken the bold letter "G" - her elbows on the table, Louise scooped a handful from the jar and put jam in Mitkino's mouth. His eyes darkened ...
“Hym ..,” Louise said and froze.
- Sh-sh-sh- ... - Mityai whispered gently behind her, stroking the gluttonous somnambulist on the thighs - soothing. - Shh ...
Lou again took to sweets, and Mitka began to beat off the grandmothers in an ancient, but still popular way. Albeit devoid of the effectiveness of modern financial instruments, but the only one that converts material into sexual, and vice versa.
“I didn’t open the whole thing, but that kind of shut-off valves…! - very pleased with himself, tired Mitya fell asleep. “Fortunately, the fool won't remember who stole the hatch…”.
In the morning, he waited anxiously for Louise, - you never know, - woke up, and "there" the rags flutter in the wind?
- How did you spend the night, does nothing hurt? - asks from afar.
- It hurts. The tooth is like sweet.
“It's from the jam ..! - Mitya calmed down. - Really does not remember anything! This is something! "
And ... an escape to the grocery for gingerbread and jam.
Every night, he left a treat on the table. And he, having an early supper, went to bed, so that at two o'clock he woke up full of strength and wait for the floorboards to creak ... And they creaked, Mitka quietly went into the kitchen to beat off the grandmother, not realizing that he was already driving himself into debt ...
In the morning he greeted the girl, and inside the hyenas pissed off.
The gastronomic misalliance was brief. Once, Louise took Mitya by the scruff of the neck:
- Hey, fucking elusive. - is talking. - I want meat, fish, chocolate. I got a mortar for the gingerbread cookies! We will submit an application, then chpokai for thanks ...
Mitya turned pale: - What statement, purse?
- In the registry office. I flew from you.
- You are confusing something, citizen. - Mitya abruptly switched to officialdom. “You are sick with sleepwalking and you cannot remember anything,” they themselves argued.
She shrugged her shoulders: - Darling, I never suffered from sleepwalking ...
And niche
As she snorted into her mustache, and looked away when Mitka in shorts went out into the kitchen in the morning, he realized that the girl was drying up on him and it seemed not spoiled.
But, the priceless virtue in the depths of the ninety-kilogram mustachioed Louise, Mitya was not excited. He ignored the woman, and the woman harbored anger. It's dangerous with women.
I ignored it, until I forgot noodles and sausage on the communal stove - for the night.
“Gone,” thought Mitka, lifting the lid in the morning. And for sure - the vermicelli disappeared.
Another time, I cooked borscht on Saturday evening and left the bread to cool on the stove. On Sunday, at lunchtime, he brought a preheated pot into the room to eat mentally, with vodka and a movie on TV.
Having joked with a ladle, atheist Mityai crossed himself - at night the borscht became lean! - the meat was spiked on the vine.
For such tricks in the face without talking. But, you need to present it clearly, otherwise you yourself will get in the teeth - too weighty accusations - robbed borscht! We need evidence.
He fried half of the chicken and left it on the kitchen table. At three o'clock in the morning, the floorboards barely creaked outside his door - someone was making their way into the kitchen by the corridor.
- Good night ... - said Mityai, turning on the light. He waited, the thief runs in like a cockroach and will snap like a rat and was armed.
Louise, on the other hand, just began to eat chicken at the crime scene - she stands and eats!
- I will kill! - Mityai jumped up and hit her on the back of the neck ... with a fly swatter, - I couldn't find anything more destructive.
Lou didn't make a sound. He intercepted the weapon, and let's fuck with the handle along the ridge, - only the fat fluttered. And she more and more vividly removes the chicken, and not a sound - only her eyes were wet ...
- Give it to me! - Mitka desperate to snatch at least a groan of remorse and grabbed the roast, but the thief does not give up and looks at Mitka with such bulging antienders - already scary.
Mitka spat on the chicken: - We'll talk tomorrow! - and left to fill up.
And in the morning, in the kitchen asks: - How did you sleep, Louise? - and drills with a glance.
- Thank you, the dream refreshed. - Lou smiles, and she barely touches her slippers, - so Mitka treated her with a brutal insecticide.
- Why drag your feet?
- Slight malaise - runny nose. - the stubborn girl does not give up.
He put Mitka on the circus and said: “Touch my grubs, I’m not with a fly swatter, I’ll pump a bicycle frame that hangs in the corridor.
Lou gasped, fell into a chair: - Oh, ah! Again it means that it has begun.
- Who started, the old kerosene stove ?!
Young stupid Mitka did not catch up with the plane itself! Trunk, you fly at once! The flight is smooth, reliable, the service is excellent - I would not leave the plane.
- Seizures of sleepwalking. Louise says. - I wander at night, but in the morning I don't remember anything. I hope, Mitya, you won't take advantage of my defenselessness?
Mitka ignored the instructions: - Fucking, you mustache toad ?!
Oh girl and offended! - in the eyes of lightning, hissed: - One more bruise, I will shave you off with a meat grinder on the lid at night - nothing will happen to me, I'm sick.
Mityai then freaked out and started the necessary bucket.
Mityai and the neighbors began to take away everything to the living space - the cockroach has nothing to profit from.
Once, I woke up in the second hour, - the bitch forgot to remove the jam! Running to the kitchen - is it safe?
Having broken the bold letter "G" - her elbows on the table, Louise scooped a handful from the jar and put jam in Mitkino's mouth. His eyes darkened ...
“Hym ..,” Louise said and froze.
- Sh-sh-sh- ... - Mityai whispered gently behind her, stroking the gluttonous somnambulist on the thighs - soothing. - Shh ...
Lou again took to sweets, and Mitka began to beat off the grandmothers in an ancient, but still popular way. Albeit devoid of the effectiveness of modern financial instruments, but the only one that converts material into sexual, and vice versa.
“I didn’t open the whole thing, but that kind of shut-off valves…! - very pleased with himself, tired Mitya fell asleep. “Fortunately, the fool won't remember who stole the hatch…”.
In the morning, he waited anxiously for Louise, - you never know, - woke up, and "there" the rags flutter in the wind?
- How did you spend the night, does nothing hurt? - asks from afar.
- It hurts. The tooth is like sweet.
“It's from the jam ..! - Mitya calmed down. - Really does not remember anything! This is something! "
And ... an escape to the grocery for gingerbread and jam.
Every night, he left a treat on the table. And he, having an early supper, went to bed, so that at two o'clock he woke up full of strength and wait for the floorboards to creak ... And they creaked, Mitka quietly went into the kitchen to beat off the grandmother, not realizing that he was already driving himself into debt ...
In the morning he greeted the girl, and inside the hyenas pissed off.
The gastronomic misalliance was brief. Once, Louise took Mitya by the scruff of the neck:
- Hey, fucking elusive. - is talking. - I want meat, fish, chocolate. I got a mortar for the gingerbread cookies! We will submit an application, then chpokai for thanks ...
Mitya turned pale: - What statement, purse?
- In the registry office. I flew from you.
- You are confusing something, citizen. - Mitya abruptly switched to officialdom. “You are sick with sleepwalking and you cannot remember anything,” they themselves argued.
She shrugged her shoulders: - Darling, I never suffered from sleepwalking ...
And niche
У записи 9 лайков,
0 репостов,
808 просмотров.
0 репостов,
808 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Denchis Позитива
