Ворон
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так застукал в двери дома моего.
"Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,
Гость - и больше ничего".
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер.
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, -
Безыменной здесь с тех пор.
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
"Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость - и больше ничего".
И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
"Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, -
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого,
Тьма - и больше ничего.
Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный
В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!"
Прошептало, как укор.
В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчетливей того.
"Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -
Ветер - больше ничего".
Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел - и больше ничего.
И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее задор,
Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"
Каркнул Ворон: "Nevermore".
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой "Nevermore".
Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".
Каркнул Ворон: "Nevermore".
При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,
Перенял он это слово от хозяина такого,
Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом "Nevermore".
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: "Nevermore".
Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
Никогда, о nevermore!
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлет непентес - исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только Бог над нами свод небесный распростер,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор -
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
"Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -
Я, вскочив, воскликнул: - С бурей уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
Никогда, о, nevermore!
Перевод М. Зенкевича, 2002
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так застукал в двери дома моего.
"Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,
Гость - и больше ничего".
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер.
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, -
Безыменной здесь с тех пор.
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
"Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость - и больше ничего".
И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
"Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, -
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого,
Тьма - и больше ничего.
Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный
В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!"
Прошептало, как укор.
В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчетливей того.
"Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -
Ветер - больше ничего".
Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел - и больше ничего.
И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее задор,
Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"
Каркнул Ворон: "Nevermore".
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой "Nevermore".
Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".
Каркнул Ворон: "Nevermore".
При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,
Перенял он это слово от хозяина такого,
Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом "Nevermore".
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: "Nevermore".
Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
Никогда, о nevermore!
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлет непентес - исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только Бог над нами свод небесный распростер,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор -
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
"Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -
Я, вскочив, воскликнул: - С бурей уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
Никогда, о, nevermore!
Перевод М. Зенкевича, 2002
Raven
Somehow at midnight, at a gloomy hour, tired of thinking,
I dozed off over a page of one tome,
And suddenly I woke up from the sound, as if someone suddenly caught
It was as if I caught it deafly at the door of my house.
"Guest," I said, "is knocking at the door of my house,
A guest and nothing else. "
Ah, I remember clearly, it was a rainy December then,
And with each flash, a red shadow slid across the carpet.
I waited for a day from a gloomy distance, waited in vain for books to be given
Relief from sorrow for the lost Linor,
According to the saint that there, in Eden, the angels call Linor, -
Nameless here ever since.
Silk disturbing rustle in purple curtains, curtains
Has filled, filled me with a vague horror,
And to make it easier for my heart, getting up, I repeated wearily:
"This is a late guest at my doorstep,
Some late guest at my doorstep,
A guest and nothing else. "
And, recovering from fright, I met the guest as a friend.
"Sorry sir il lady - I greeted him -
I dozed here out of boredom, and the sounds were so quiet,
So inaudible are your knocks at the door of my house,
That I barely heard you ", - I opened the door: nobody,
Darkness and nothing else.
Surrounded by midnight darkness, so I stood, immersed
In dreams that no one had dreamed of until then;
I waited in vain, but the darkness gave me no sign
Only one word came to me from the darkness: "Linor!"
I whispered it, and the echo whispered to me: "Linor!"
Whispered like a reproach.
In burning sorrow for the loss, I slammed the doors tight
And I heard the same knock, but clearer than that.
"This is the same recent knock," I said, "at the window behind the shutters,
The wind howls for a reason in her at my window,
It was the wind that knocked the shutters at my window, -
The wind is nothing more. "
I just opened the shutters - the old Raven came out,
Noisily adjusting the mourning of his plumage;
Without bowing, importantly, proudly, he spoke decorously, firmly;
With the look of a lady or a lord at my doorstep,
Over the doors to the bust of Pallas at my doorstep
He sat down - and nothing else.
And, waking up from sadness, I smiled at the beginning,
Seeing the importance of the black bird, its prim ardor,
I said: "Your look is perky, your crest is shabby black,
O ominous ancient Raven, where Pluto stretched out darkness,
What was your proud name where Pluto stretched out darkness? "
Raven croaked: "Nevermore."
The cry of a clumsy bird blew cold on me,
Though her answer was meaningless, out of place, was sheer nonsense;
After all, everyone must agree, it can hardly happen that way,
So that a bird sits down at midnight, flying out from behind the curtains,
Suddenly she sat on the bust above the door, flew out from behind the curtains,
Bird named "Nevermore".
The raven sat on the bust, as if by this word of sadness
He poured all his soul into the night space forever.
He sat, his beak closed, not moving a feather,
And I whispered, suddenly sighing: "As friends recently,
Tomorrow he will leave me as hope from now on. "
Raven croaked: "Nevermore."
At an answer so successful, I shuddered in a gloomy calm,
And I said: "Undoubtedly, he affirmed for a long time,
He took this word from such a master,
Who, under the yoke of evil fate, heard like a sentence,
The death knell of hope and your death sentence
Heard "Nevermore" in that.
And with a smile, as in the beginning, I woke up from sadness,
He moved the chair to the Raven, looking at him point-blank,
He sat on purple velvet in stern thinking,
What the Crow wanted to say with that word, prophetic for a long time,
What the Raven, prophetic for a long time, prophesied to me gloomily,
Husky frame: "Nevermore".
So, in a brief half-nap, pondering a riddle,
Feeling like a raven in my heart stuck a burning gaze,
A dim chandelier illuminated by a weary head
I wanted to bend over, sleepy, on a patterned pillow,
Ah, she won't bend over here on a patterned pillow
Never, oh nevermore!
It seemed to me that clouds of smoke were streaming invisibly
And the seraphim stepped in incense on the carpet.
I exclaimed: "O unfortunate one, this is God from passionate torment
Sends nepentes - healing from your love to Linor!
Drink nepentes, drink oblivion and forget your Linor! "
Raven croaked: "Nevermore!"
I exclaimed: "A prophetic raven! You are a bird or an ominous spirit!
Was the devil directed you, a storm from underground holes
Brought you under the roof, where I am the ancient Horror
Somehow at midnight, at a gloomy hour, tired of thinking,
I dozed off over a page of one tome,
And suddenly I woke up from the sound, as if someone suddenly caught
It was as if I caught it deafly at the door of my house.
"Guest," I said, "is knocking at the door of my house,
A guest and nothing else. "
Ah, I remember clearly, it was a rainy December then,
And with each flash, a red shadow slid across the carpet.
I waited for a day from a gloomy distance, waited in vain for books to be given
Relief from sorrow for the lost Linor,
According to the saint that there, in Eden, the angels call Linor, -
Nameless here ever since.
Silk disturbing rustle in purple curtains, curtains
Has filled, filled me with a vague horror,
And to make it easier for my heart, getting up, I repeated wearily:
"This is a late guest at my doorstep,
Some late guest at my doorstep,
A guest and nothing else. "
And, recovering from fright, I met the guest as a friend.
"Sorry sir il lady - I greeted him -
I dozed here out of boredom, and the sounds were so quiet,
So inaudible are your knocks at the door of my house,
That I barely heard you ", - I opened the door: nobody,
Darkness and nothing else.
Surrounded by midnight darkness, so I stood, immersed
In dreams that no one had dreamed of until then;
I waited in vain, but the darkness gave me no sign
Only one word came to me from the darkness: "Linor!"
I whispered it, and the echo whispered to me: "Linor!"
Whispered like a reproach.
In burning sorrow for the loss, I slammed the doors tight
And I heard the same knock, but clearer than that.
"This is the same recent knock," I said, "at the window behind the shutters,
The wind howls for a reason in her at my window,
It was the wind that knocked the shutters at my window, -
The wind is nothing more. "
I just opened the shutters - the old Raven came out,
Noisily adjusting the mourning of his plumage;
Without bowing, importantly, proudly, he spoke decorously, firmly;
With the look of a lady or a lord at my doorstep,
Over the doors to the bust of Pallas at my doorstep
He sat down - and nothing else.
And, waking up from sadness, I smiled at the beginning,
Seeing the importance of the black bird, its prim ardor,
I said: "Your look is perky, your crest is shabby black,
O ominous ancient Raven, where Pluto stretched out darkness,
What was your proud name where Pluto stretched out darkness? "
Raven croaked: "Nevermore."
The cry of a clumsy bird blew cold on me,
Though her answer was meaningless, out of place, was sheer nonsense;
After all, everyone must agree, it can hardly happen that way,
So that a bird sits down at midnight, flying out from behind the curtains,
Suddenly she sat on the bust above the door, flew out from behind the curtains,
Bird named "Nevermore".
The raven sat on the bust, as if by this word of sadness
He poured all his soul into the night space forever.
He sat, his beak closed, not moving a feather,
And I whispered, suddenly sighing: "As friends recently,
Tomorrow he will leave me as hope from now on. "
Raven croaked: "Nevermore."
At an answer so successful, I shuddered in a gloomy calm,
And I said: "Undoubtedly, he affirmed for a long time,
He took this word from such a master,
Who, under the yoke of evil fate, heard like a sentence,
The death knell of hope and your death sentence
Heard "Nevermore" in that.
And with a smile, as in the beginning, I woke up from sadness,
He moved the chair to the Raven, looking at him point-blank,
He sat on purple velvet in stern thinking,
What the Crow wanted to say with that word, prophetic for a long time,
What the Raven, prophetic for a long time, prophesied to me gloomily,
Husky frame: "Nevermore".
So, in a brief half-nap, pondering a riddle,
Feeling like a raven in my heart stuck a burning gaze,
A dim chandelier illuminated by a weary head
I wanted to bend over, sleepy, on a patterned pillow,
Ah, she won't bend over here on a patterned pillow
Never, oh nevermore!
It seemed to me that clouds of smoke were streaming invisibly
And the seraphim stepped in incense on the carpet.
I exclaimed: "O unfortunate one, this is God from passionate torment
Sends nepentes - healing from your love to Linor!
Drink nepentes, drink oblivion and forget your Linor! "
Raven croaked: "Nevermore!"
I exclaimed: "A prophetic raven! You are a bird or an ominous spirit!
Was the devil directed you, a storm from underground holes
Brought you under the roof, where I am the ancient Horror
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Наталья Ильина
