Вся моя псевдореальность словно висит на гвозде ржавом, растрескавшись косо, гудит под порывами ветра, как окна в пятиэтажке, что под вердиктом сноса.
Я совсем потеряла векторы, ориентиры, какие-то чёрные дыры затягивают мои мотивы, а вместе с ними и вальсы, танго весны невесомой, маршики Мендельсона (эти вообще анафеме преданы) только и остаётся слушать как кто-то смеётся где-то сквозь вату, за стенкой, прихлёбывая кофе с пенкой, и узнавать, измусолясь, в этом свой собственный голос.
Хочется новокаином, виски, кеторолаком, пулей в висок, Рейхстагом личным уже закончить весь этот бред полумраком, раз уж опять обернулись все ожидания браком, только бы успокоить, вырвать и обескровить то, что комком шершавым сидит под ребром правым, и, кажется, скоро отравит меня, прожуёт, обезглавит, расплющит до мерзкого треска в рёбрах, так сильно давит.
В горле стекло мелкой крошкой в районе яремной ямки, сколько тянуть эту лямку, когда в пять утра спозаранку (а ты всё лежишь и бьёшься в попытках уснуть как рыбёшка) приходит, что счастье — недуги, где может помочь неотложка.
Здесь бы уткнуться, конечно, носом в мужскую ключицу, чтоб хоть на микрочастицу согреться, поныть, поплакать, утешить себя, тупицу, когда перекосит лица паническая атака, но как всегда ко мне липнут женатые и проходимцы, о да, то мои любимцы и главные приоритеты в вопросе кому отдать сердце, которое почему-то всё до сих пор стучится, да что же должно случиться, чтоб прекратилась инерция.
И я не знаю, что хуже, что горше и что страшнее — то ли петля на шее, то ли мои затеи с попытками по кусочкам собрать бытие как в рассрочку, а может быть рецидивы умерших отношений, где в череде возвращений и полуслепых проволочек теряешь последнее время, когда ещё можно успеть на отходящий поезд, или такое глупое горькое переживание светлой весенней влюблённости (сразу пошла под списание) в звонкой тиши одиночества с привкусом обречённости.
Очень хочется белого, просвета, проблеска, росчерка, чтобы найти перевозчика, который доставил бы в новую светлую белую полосу, пока не лишилась я голоса, пока ещё на экг зигзаги идут вместо прочерка, или попасть на небо как в детской игре про классики (удобнейший, кстати, способ любые решать разногласия и неудобные мнения) — всего пять секунд падения, но зная своё везение уверена, не попаду, и всю эту чехарду придётся испытывать снова с приходом очередного дня, как большой беды, и всё что мне остаётся из белого — бокал сухого.
Я совсем потеряла векторы, ориентиры, какие-то чёрные дыры затягивают мои мотивы, а вместе с ними и вальсы, танго весны невесомой, маршики Мендельсона (эти вообще анафеме преданы) только и остаётся слушать как кто-то смеётся где-то сквозь вату, за стенкой, прихлёбывая кофе с пенкой, и узнавать, измусолясь, в этом свой собственный голос.
Хочется новокаином, виски, кеторолаком, пулей в висок, Рейхстагом личным уже закончить весь этот бред полумраком, раз уж опять обернулись все ожидания браком, только бы успокоить, вырвать и обескровить то, что комком шершавым сидит под ребром правым, и, кажется, скоро отравит меня, прожуёт, обезглавит, расплющит до мерзкого треска в рёбрах, так сильно давит.
В горле стекло мелкой крошкой в районе яремной ямки, сколько тянуть эту лямку, когда в пять утра спозаранку (а ты всё лежишь и бьёшься в попытках уснуть как рыбёшка) приходит, что счастье — недуги, где может помочь неотложка.
Здесь бы уткнуться, конечно, носом в мужскую ключицу, чтоб хоть на микрочастицу согреться, поныть, поплакать, утешить себя, тупицу, когда перекосит лица паническая атака, но как всегда ко мне липнут женатые и проходимцы, о да, то мои любимцы и главные приоритеты в вопросе кому отдать сердце, которое почему-то всё до сих пор стучится, да что же должно случиться, чтоб прекратилась инерция.
И я не знаю, что хуже, что горше и что страшнее — то ли петля на шее, то ли мои затеи с попытками по кусочкам собрать бытие как в рассрочку, а может быть рецидивы умерших отношений, где в череде возвращений и полуслепых проволочек теряешь последнее время, когда ещё можно успеть на отходящий поезд, или такое глупое горькое переживание светлой весенней влюблённости (сразу пошла под списание) в звонкой тиши одиночества с привкусом обречённости.
Очень хочется белого, просвета, проблеска, росчерка, чтобы найти перевозчика, который доставил бы в новую светлую белую полосу, пока не лишилась я голоса, пока ещё на экг зигзаги идут вместо прочерка, или попасть на небо как в детской игре про классики (удобнейший, кстати, способ любые решать разногласия и неудобные мнения) — всего пять секунд падения, но зная своё везение уверена, не попаду, и всю эту чехарду придётся испытывать снова с приходом очередного дня, как большой беды, и всё что мне остаётся из белого — бокал сухого.
All my pseudo-reality seems to be hanging on a rusty nail, cracked obliquely, buzzing under the gusts of wind, like windows in a five-story building under a demolition verdict.
I completely lost vectors, landmarks, some kind of black holes tighten my motives, and with them waltzes, tango of weightless spring, Mendelssohn's marchics (these are generally anathema), I just have to listen to someone laughing somewhere through cotton wool, behind the wall, sipping coffee with froth, and recognizing, being worn out, in this your own voice.
I would like novocaine, whiskey, ketorolac, a bullet in the temple, personal Reichstag to end all this nonsense in the twilight, since all expectations have again turned into marriage, just to calm down, tear out and bleed that which is sitting in a rough lump under the right rib, and, it seems, soon will poison me, chew me, decapitate, flatten me to a nasty crack in the ribs, press so hard.
There is glass in the throat with small crumbs in the region of the jugular fossa, how much to pull this strap when at five in the morning early in the morning (and you still lie and struggle to sleep like a fish) it comes that happiness is ailments, where an ambulance can help.
Here, of course, I would bury my nose in the man's collarbone, so that at least a micro particle to warm up, cry, cry, comfort myself, stupid, when the panic attack distorts my faces, but as always married and crooks stick to me, oh yes, then my favorites and the main priorities in the question of whom to give the heart, which for some reason everything is still knocking, but what must happen to stop inertia.
And I don't know which is worse, which is bitter and which is worse - either a noose around the neck, or my ventures with attempts to piece together being in installments, or maybe relapses of dead relationships, where in a series of returns and half-blind procrastination you lose the last the time when you can still catch the departing train, or such a stupid bitter experience of a light spring love (immediately went to write off) in the ringing silence of loneliness with a taste of doom.
I really want white, a gap, a glimpse, a stroke, in order to find a carrier that would deliver it to a new light white stripe, until I lost my voice, while zigzags go to the ecg instead of a dash, or go to heaven like in a children's game about classics (the most convenient , by the way, there is any way to resolve differences and uncomfortable opinions) - only five seconds of falling, but knowing my luck, I’m sure I won’t get there, and all this leapfrog will have to be experienced again with the coming of the next day, like a big trouble, and all that remains for me is white - a glass of dry.
I completely lost vectors, landmarks, some kind of black holes tighten my motives, and with them waltzes, tango of weightless spring, Mendelssohn's marchics (these are generally anathema), I just have to listen to someone laughing somewhere through cotton wool, behind the wall, sipping coffee with froth, and recognizing, being worn out, in this your own voice.
I would like novocaine, whiskey, ketorolac, a bullet in the temple, personal Reichstag to end all this nonsense in the twilight, since all expectations have again turned into marriage, just to calm down, tear out and bleed that which is sitting in a rough lump under the right rib, and, it seems, soon will poison me, chew me, decapitate, flatten me to a nasty crack in the ribs, press so hard.
There is glass in the throat with small crumbs in the region of the jugular fossa, how much to pull this strap when at five in the morning early in the morning (and you still lie and struggle to sleep like a fish) it comes that happiness is ailments, where an ambulance can help.
Here, of course, I would bury my nose in the man's collarbone, so that at least a micro particle to warm up, cry, cry, comfort myself, stupid, when the panic attack distorts my faces, but as always married and crooks stick to me, oh yes, then my favorites and the main priorities in the question of whom to give the heart, which for some reason everything is still knocking, but what must happen to stop inertia.
And I don't know which is worse, which is bitter and which is worse - either a noose around the neck, or my ventures with attempts to piece together being in installments, or maybe relapses of dead relationships, where in a series of returns and half-blind procrastination you lose the last the time when you can still catch the departing train, or such a stupid bitter experience of a light spring love (immediately went to write off) in the ringing silence of loneliness with a taste of doom.
I really want white, a gap, a glimpse, a stroke, in order to find a carrier that would deliver it to a new light white stripe, until I lost my voice, while zigzags go to the ecg instead of a dash, or go to heaven like in a children's game about classics (the most convenient , by the way, there is any way to resolve differences and uncomfortable opinions) - only five seconds of falling, but knowing my luck, I’m sure I won’t get there, and all this leapfrog will have to be experienced again with the coming of the next day, like a big trouble, and all that remains for me is white - a glass of dry.
У записи 6 лайков,
0 репостов,
360 просмотров.
0 репостов,
360 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Анна Антонова
