РОМЕО И ЮЛИЯ
Трагедия Шекспира
Сочинение Александра Лингеля
Сцена представляет улицу с балконом (автору не случалось видеть улицу с балконом, но, может быть, читателю случалось; в таком случае, он поймет мысль).
Сцена I
Два джентльмена
1-й дж. Итак, вы знаете, что вчера в клубе делла-Скала произошел грандиозный скандал. Замешан сам городской голова, Монтекки?
2-й дж. Да, да, ему старый Капулетти оторвал полбороды. Дело будет разбираться завтра.
1-й дж. Ужасно! O tempora, o mores, как говорил покойный Цицерон. Но скроемся, сюда идет Ромео, сын Монтекки. (Скрываются.)
Сцена II
Ромео. О небо, ты внемли моим мольбам! Ты, месяц золотой, сойди и дай себя прижать к груди моей, истомленной, больной! Вчера, — день роковой, — узнал я ее, владычицу души моей. Там, в клубе, на маскарадном бале, куда проник я тайно, нечаянно ее увидел я. С ней познакомился, но не сказала она мне адреса своей 93 квартиры. Не зная, кто она, я так ее люблю, как сорок тысяч братьев любить не могут.
Но что это? Помоев дождь внезапно с высоты на голову мою низвергся. Ах, это дом злодея Капулетти. О, изверг, так безбожно оскорбивший моего престарелого родителя! О люди, люди, жалкое порождение змей и крокодилов! Умереть — уснуть! Не больше, но, черт возьми, мне все-таки надо обчиститься… (Уходит.)
Сцена III
Юлия (на балконе). Ах, если б пташкой я была теперь, чтоб на крылах любви к нему, к нему помчаться, по ком я так страдаю и томлюсь. А ты, небесная луна, ты так сияния полна, коль видишь ты его, скажи, что жду его, томлюсь, страдаю, плачу, люблю Ромео. О, прийди, мой дорогой, желанный!
Ромео (выбегая из-за кулисы, наскоро обтирает костюм носовым платком). Ах, Юлия! О нимфа, помяни мои грехи в твоих святых молитвах!
Юлия. Чей голос слышу я! Ромео то иль только соловей?
Ромео. Да, это я, о Юлия моя! по городу бродил я в этот час полночный, вдруг слышу голос твой и вижу неземной, божественный твой образ. О Юлия, о ты — моя любовь (влезает на балкон — с осторожностью). Твой навсегда, тебя люблю навеки и за тебя всю жизнь готов отдать! Но как попала ты в дом Капулетти?
Юлия. Он мой отец.
Ромео. О Боже! Что я слышу! Узнай же: я — Монтекки.
Юлия (собираясь упасть в обморок). Ах!.. (Раздумав.) Но что мне в имени твоем. Тебя люблю я и твоя навеки.
Ромео. Но гнев отца… но всех родных презренье…
Юлия. Как, разве для меня ты не на все готов? (Плачет.)
Ромео. Готов на все я. Даже на смерть иль кошелек! Утешься ж!
Юлия. О дорогой, о милый, пусть никто нас не разлучит.
Ромео и Юлия (вместе поют):
«Все пташки-канарейки
Так жалобно поют,
А нам с тобою, милый,
Разлуку принесут.
Разлука ты, разлука,
Чужая сторона,
Никто нас не разлучит,
Как мать сыра земля».
Сцена IV
Старый Капулетти (входит). Дуй, ветер, дуй, пока не лопнут щеки! Вы, хляби вод, стремитесь ураганом… Гремите, громы, чтобы 94 я не слышал, как мировой судья меня засудит. И все из-за чего? Из-за Гекубы. Что мне Гекуба? Я сам себе Гекуба!
Да, страшно, за человека страшно мне… Но что я вижу? Какой-то негодяй залез на мой балкон. О женщины! Ничтожество вам имя! Городовой, сюда! (Ромео соскакивает с балкона — без осторожности.)
Ромео (по дороге). Прощай покуда, о Юлия!
Городовой. Пожалуйте, барчук, в участок. Там разберут.
Ромео. Прочь, дерзновенный, не касайся меня своею грубою десницей!
Городовой. Нечего, нечего, брат, разговаривать.
Капулетти. Так да будет достойно наказан наглец. А ты, непокорная дочь благородных родителей, назад в пансион. Что скажешь ты на это?
Юлия. Я? Ничего, папа.
Капулетти. Как? Ничего? Подумай хорошенько. Так молода и так черства душой!
Юлия. Так молода, отец мой, и правдива.
Капулетти. Пусть будет так. Теперь же ступай в страну, откуда нет возврата! (Закалывает ее.)
Ромео (вырываясь из рук городового). Иду вослед за нею. До свиданья. О смерть, скорей дай мне успокоение! (Закалывается.)
Капулетти. Все кончено! Вот сердце благородное угасло! (Целуя Юлию.) С поцелуем я убивал тебя и с поцелуем я смерть мою встречаю близ тебя! (Зарезывается.)
Городовой. Нет более Пиренеев… (Подумав.) Пойти доложить приставу.
Конец
Андрей В. Балаганчик // Мейерхольд в русской театральной критике. 1898 – 1918. М., 1997. С.92-95.
Трагедия Шекспира
Сочинение Александра Лингеля
Сцена представляет улицу с балконом (автору не случалось видеть улицу с балконом, но, может быть, читателю случалось; в таком случае, он поймет мысль).
Сцена I
Два джентльмена
1-й дж. Итак, вы знаете, что вчера в клубе делла-Скала произошел грандиозный скандал. Замешан сам городской голова, Монтекки?
2-й дж. Да, да, ему старый Капулетти оторвал полбороды. Дело будет разбираться завтра.
1-й дж. Ужасно! O tempora, o mores, как говорил покойный Цицерон. Но скроемся, сюда идет Ромео, сын Монтекки. (Скрываются.)
Сцена II
Ромео. О небо, ты внемли моим мольбам! Ты, месяц золотой, сойди и дай себя прижать к груди моей, истомленной, больной! Вчера, — день роковой, — узнал я ее, владычицу души моей. Там, в клубе, на маскарадном бале, куда проник я тайно, нечаянно ее увидел я. С ней познакомился, но не сказала она мне адреса своей 93 квартиры. Не зная, кто она, я так ее люблю, как сорок тысяч братьев любить не могут.
Но что это? Помоев дождь внезапно с высоты на голову мою низвергся. Ах, это дом злодея Капулетти. О, изверг, так безбожно оскорбивший моего престарелого родителя! О люди, люди, жалкое порождение змей и крокодилов! Умереть — уснуть! Не больше, но, черт возьми, мне все-таки надо обчиститься… (Уходит.)
Сцена III
Юлия (на балконе). Ах, если б пташкой я была теперь, чтоб на крылах любви к нему, к нему помчаться, по ком я так страдаю и томлюсь. А ты, небесная луна, ты так сияния полна, коль видишь ты его, скажи, что жду его, томлюсь, страдаю, плачу, люблю Ромео. О, прийди, мой дорогой, желанный!
Ромео (выбегая из-за кулисы, наскоро обтирает костюм носовым платком). Ах, Юлия! О нимфа, помяни мои грехи в твоих святых молитвах!
Юлия. Чей голос слышу я! Ромео то иль только соловей?
Ромео. Да, это я, о Юлия моя! по городу бродил я в этот час полночный, вдруг слышу голос твой и вижу неземной, божественный твой образ. О Юлия, о ты — моя любовь (влезает на балкон — с осторожностью). Твой навсегда, тебя люблю навеки и за тебя всю жизнь готов отдать! Но как попала ты в дом Капулетти?
Юлия. Он мой отец.
Ромео. О Боже! Что я слышу! Узнай же: я — Монтекки.
Юлия (собираясь упасть в обморок). Ах!.. (Раздумав.) Но что мне в имени твоем. Тебя люблю я и твоя навеки.
Ромео. Но гнев отца… но всех родных презренье…
Юлия. Как, разве для меня ты не на все готов? (Плачет.)
Ромео. Готов на все я. Даже на смерть иль кошелек! Утешься ж!
Юлия. О дорогой, о милый, пусть никто нас не разлучит.
Ромео и Юлия (вместе поют):
«Все пташки-канарейки
Так жалобно поют,
А нам с тобою, милый,
Разлуку принесут.
Разлука ты, разлука,
Чужая сторона,
Никто нас не разлучит,
Как мать сыра земля».
Сцена IV
Старый Капулетти (входит). Дуй, ветер, дуй, пока не лопнут щеки! Вы, хляби вод, стремитесь ураганом… Гремите, громы, чтобы 94 я не слышал, как мировой судья меня засудит. И все из-за чего? Из-за Гекубы. Что мне Гекуба? Я сам себе Гекуба!
Да, страшно, за человека страшно мне… Но что я вижу? Какой-то негодяй залез на мой балкон. О женщины! Ничтожество вам имя! Городовой, сюда! (Ромео соскакивает с балкона — без осторожности.)
Ромео (по дороге). Прощай покуда, о Юлия!
Городовой. Пожалуйте, барчук, в участок. Там разберут.
Ромео. Прочь, дерзновенный, не касайся меня своею грубою десницей!
Городовой. Нечего, нечего, брат, разговаривать.
Капулетти. Так да будет достойно наказан наглец. А ты, непокорная дочь благородных родителей, назад в пансион. Что скажешь ты на это?
Юлия. Я? Ничего, папа.
Капулетти. Как? Ничего? Подумай хорошенько. Так молода и так черства душой!
Юлия. Так молода, отец мой, и правдива.
Капулетти. Пусть будет так. Теперь же ступай в страну, откуда нет возврата! (Закалывает ее.)
Ромео (вырываясь из рук городового). Иду вослед за нею. До свиданья. О смерть, скорей дай мне успокоение! (Закалывается.)
Капулетти. Все кончено! Вот сердце благородное угасло! (Целуя Юлию.) С поцелуем я убивал тебя и с поцелуем я смерть мою встречаю близ тебя! (Зарезывается.)
Городовой. Нет более Пиренеев… (Подумав.) Пойти доложить приставу.
Конец
Андрей В. Балаганчик // Мейерхольд в русской театральной критике. 1898 – 1918. М., 1997. С.92-95.
0
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Владислав Станкевичус