Ранее утро…8 марта. Будильник зазвенел, и даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать. Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил, ни каких роз, только весенние цветы… праздник же весенний. Я подошел к базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были Мимозы. Я подошел, да цветы действительно красивы.
— А кто продавец, спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
— А ты сынок подожди, она отошла не на долго, щас вернется, сказала тетка, торговавшая по соседству саленными огурцами.
Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. Напротив меня стоял старик. Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки, начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из — под плаща, была видна старая почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде, было что-то непреклонное и гордое, не смотря ни на что. Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трусило от холода, его руки были синего цвета… его очень трусило, но она стоял на ветру и ждал. Какой-то не хороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности. К корзине подошла продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошел к ней. Дед подошел к продавщице, я остался чуть позади него.
— Хозяюшка… милая, а сколько стоит одна веточка Мимозы, — дрожащими от холода губами спросил дед.
— Так, ану вали отсюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то… прорычала продавщица на деда.
— Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку… сколько она стоит? — тихо спросил дед. Я стоял позади него и чуть сбоку. Я увидел, как у деда в глазах стояли слезы…
— Одна, да буду с тобой возиться, алкашня, давай вали отсюдава, — рыкнула продавщица.
— Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, — так же тихо сказал дед.
— Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка, — с какой-то ухмылкой сказала продавщица.
На ее лице проступила ехидная улыбка. Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало, три бумажки по рублю.
— Хозяюшка, у меня есть три рубля, может найдешь для меня веточку на три рубля, — как-то очень тихо спросил дед.
Я видел его глаза. До сих пор, я ни когда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру.
— На три тебе найти, алкаш, га га га, щас я тебе найду, — уже прогорлопанила продавщица.
Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась…
— На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари га га га га, — дико захохотала эта дура.
В синей от холода руке деда я увидел ветку Мимозы, она была сломана по середине. Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам и цветы смотрели в землю… На руку деда упала слеза… Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал.
- Слышишь ты, сука, что же ты, блядь, делаешь? — начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком.
Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.
— Дед, а ну подожди, — сказал я, взяв деда за руку. — Ты курица, тупая сколько стоит твое ведро, отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух, — еле слышно, но очень понятно прошипел я.
— Э… а… ну… я не знаю, — промямлила продавщица.
— Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро?
— Наверное 50 гривен, — сказала продавщица.
Все это время, дед не понимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.
— На отец, бери, и иди поздравляй свою жену, — сказал я.
Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал… У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
— Хорошо, отец, пошли вместе, сказал я и взял деда под руку.
Я нес цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном, купил торт, и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что не купил цветы своим девочкам.
— Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 50 гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене не гоже, сегодня же Восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.
У деда хлынули слезы… они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы. Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах. Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и вытирая глаза сделал шаг к выходу.
— Мы… мы…45 лет вместе… она заболела… я не мог... ее оставить сегодня без подарка, — тихо сказал дед, спасибо тебе…
Я бежал, даже не понимая куда бегу. Слезы сами текли по моим щекам…
— А кто продавец, спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
— А ты сынок подожди, она отошла не на долго, щас вернется, сказала тетка, торговавшая по соседству саленными огурцами.
Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. Напротив меня стоял старик. Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки, начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из — под плаща, была видна старая почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде, было что-то непреклонное и гордое, не смотря ни на что. Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трусило от холода, его руки были синего цвета… его очень трусило, но она стоял на ветру и ждал. Какой-то не хороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности. К корзине подошла продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошел к ней. Дед подошел к продавщице, я остался чуть позади него.
— Хозяюшка… милая, а сколько стоит одна веточка Мимозы, — дрожащими от холода губами спросил дед.
— Так, ану вали отсюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то… прорычала продавщица на деда.
— Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку… сколько она стоит? — тихо спросил дед. Я стоял позади него и чуть сбоку. Я увидел, как у деда в глазах стояли слезы…
— Одна, да буду с тобой возиться, алкашня, давай вали отсюдава, — рыкнула продавщица.
— Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, — так же тихо сказал дед.
— Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка, — с какой-то ухмылкой сказала продавщица.
На ее лице проступила ехидная улыбка. Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало, три бумажки по рублю.
— Хозяюшка, у меня есть три рубля, может найдешь для меня веточку на три рубля, — как-то очень тихо спросил дед.
Я видел его глаза. До сих пор, я ни когда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру.
— На три тебе найти, алкаш, га га га, щас я тебе найду, — уже прогорлопанила продавщица.
Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась…
— На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари га га га га, — дико захохотала эта дура.
В синей от холода руке деда я увидел ветку Мимозы, она была сломана по середине. Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам и цветы смотрели в землю… На руку деда упала слеза… Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал.
- Слышишь ты, сука, что же ты, блядь, делаешь? — начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком.
Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.
— Дед, а ну подожди, — сказал я, взяв деда за руку. — Ты курица, тупая сколько стоит твое ведро, отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух, — еле слышно, но очень понятно прошипел я.
— Э… а… ну… я не знаю, — промямлила продавщица.
— Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро?
— Наверное 50 гривен, — сказала продавщица.
Все это время, дед не понимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.
— На отец, бери, и иди поздравляй свою жену, — сказал я.
Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал… У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
— Хорошо, отец, пошли вместе, сказал я и взял деда под руку.
Я нес цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном, купил торт, и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что не купил цветы своим девочкам.
— Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 50 гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене не гоже, сегодня же Восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.
У деда хлынули слезы… они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы. Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах. Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и вытирая глаза сделал шаг к выходу.
— Мы… мы…45 лет вместе… она заболела… я не мог... ее оставить сегодня без подарка, — тихо сказал дед, спасибо тебе…
Я бежал, даже не понимая куда бегу. Слезы сами текли по моим щекам…
Early morning ... March 8th. The alarm clock rang, and even before it had time to properly start its song, it fell silent under the onslaught of my finger. Almost in the dark, he dressed, quietly closing the front door, and headed towards the bazaar. It was getting light a little. I would not say that the weather was spring. The icy wind was trying to get under the jacket. Raising my collar and dropping my head into it as low as possible, I approached the market. I had decided a week before that there were no roses, only spring flowers ... a spring holiday. I went to the bazaar. In front of the entrance, there was a huge basket with very beautiful spring flowers. They were Mimosas. I went over and the flowers are really beautiful.
- And who is the seller, I asked, hiding my hands in my pockets. Only now, I felt what an icy wind.
- And you, son, wait, she did not leave for a long time, she will return right now, said the aunt who sold salmon cucumbers in the neighborhood.
I stood aside, lit a cigarette and even began to smile a little when I imagined how happy my women, daughter and wife would be. An old man stood opposite me. Now I cannot say what exactly, but in his appearance something attracted me. An old-style raincoat, cut in 1965, there was no place on it that would not have been sewn up. But this darned and re-darned cloak was clean. Trousers, the same old, but madly ironed. Boots, polished to a mirror shine, but this could not hide their age. One shoe was tied with wire. I understand that the sole on it just fell off. From under the cloak, an old, almost shabby shirt was visible, but it was clean and ironed too. The face, his face was the usual face of an old man, only in his gaze there was something adamant and proud, no matter what. Today was a holiday, and I already realized that my grandfather could not be shaved on such a day. There were a dozen cuts on his face, some of them covered with pieces of newspaper. Grandfather was afraid of the cold, his hands were blue ... he was very afraid, but she stood in the wind and waited. Some not good lump rolled up to my throat. I began to freeze, but the saleswoman was not there. I continued to examine my grandfather. For many little things, I guessed that my grandfather was not a drunk, he was just an old man, exhausted by poverty and old age. And I just clearly felt that my grandfather was ashamed of his current position below the poverty line. The saleswoman came up to the basket. Grandfather moved towards her timidly. I went up to her too. My grandfather approached the saleswoman, I stayed a little behind him.
- Hostess ... dear, and how much is one sprig of Mimosa, - the grandfather asked with his lips trembling from the cold.
- So, anu wali from here drunk, thought of begging, let's get it, and then ... the saleswoman growled at her grandfather.
- Hostess, I'm not a drunk, and I don't drink at all, I would have one twig ... how much does it cost? The grandfather asked quietly. I stood behind him and slightly to the side. I saw how tears stood in my grandfather's eyes ...
- One, but I'll mess with you, drunkard, let's get out of here, - the saleswoman growled.
- Hostess, you just tell me how much it costs, and don't shout at me, - the grandfather said in the same quiet way.
- Okay, for you, drunk, 5 rubles a branch, - the saleswoman said with a smirk.
A malicious smile appeared on her face. Grandfather pulled out a trembling hand from his pocket, in his palm lay, three pieces of paper for a ruble.
- Hostess, I have three rubles, maybe you can find a twig for three rubles for me, - the grandfather asked once very quietly.
I saw his eyes. Until now, I have never seen so much melancholy and pain in a man's eyes. Grandfather was afraid from the cold like a sheet of paper in the wind.
- For three you find, drunk, ha ha ha, right now I will find you, - the saleswoman already gagged.
She bent down to the basket, poked at it for a long time ...
- Hold on, drunk, run to your drunk, give ha ha ha ha, - this fool laughed wildly.
In my grandfather's hand, blue from the cold, I saw a branch of Mimosa, it was broken in the middle. Grandfather tried with his other hand to give this branch a divine look, but it, not wanting to listen to him, broke in half and the flowers looked at the ground ... A tear fell on the grandfather's hand ... Grandfather stood and held the broken flower in his hand and cried.
- You hear, bitch, what the fuck are you doing? - I began, trying to keep the rest of the calm and not hit the saleswoman in the head with my fist.
Apparently, there was something in my eyes that the saleswoman somehow turned pale and even shrank in height. She just looked at me like a mouse at a boa constrictor and was silent.
“Grandfather, wait,” I said, taking my grandfather by the hand. - You chicken, stupid how much your bucket costs, answer quickly and clearly, so that I don't strain my hearing, - I hissed, barely audible, but very clearly.
“Uh… ah… well… I don’t know,” the saleswoman mumbled.
- The last time I ask you, how much is a bucket?
- Probably 50 hryvnia, - said the saleswoman.
All this time, my grandfather did not understand, looked at me, then at the saleswoman. I threw a bill under the feet of the saleswoman, pulled out the flowers and handed them to my grandfather.
“Take it to your father, and go congratulate your wife,” I said.
Tears, one by one, rolled down Grandfather's wrinkled cheeks. He shook his head and cried, he just cried silently ... I had tears in my eyes. Grandfather shook his head in refusal, and
- And who is the seller, I asked, hiding my hands in my pockets. Only now, I felt what an icy wind.
- And you, son, wait, she did not leave for a long time, she will return right now, said the aunt who sold salmon cucumbers in the neighborhood.
I stood aside, lit a cigarette and even began to smile a little when I imagined how happy my women, daughter and wife would be. An old man stood opposite me. Now I cannot say what exactly, but in his appearance something attracted me. An old-style raincoat, cut in 1965, there was no place on it that would not have been sewn up. But this darned and re-darned cloak was clean. Trousers, the same old, but madly ironed. Boots, polished to a mirror shine, but this could not hide their age. One shoe was tied with wire. I understand that the sole on it just fell off. From under the cloak, an old, almost shabby shirt was visible, but it was clean and ironed too. The face, his face was the usual face of an old man, only in his gaze there was something adamant and proud, no matter what. Today was a holiday, and I already realized that my grandfather could not be shaved on such a day. There were a dozen cuts on his face, some of them covered with pieces of newspaper. Grandfather was afraid of the cold, his hands were blue ... he was very afraid, but she stood in the wind and waited. Some not good lump rolled up to my throat. I began to freeze, but the saleswoman was not there. I continued to examine my grandfather. For many little things, I guessed that my grandfather was not a drunk, he was just an old man, exhausted by poverty and old age. And I just clearly felt that my grandfather was ashamed of his current position below the poverty line. The saleswoman came up to the basket. Grandfather moved towards her timidly. I went up to her too. My grandfather approached the saleswoman, I stayed a little behind him.
- Hostess ... dear, and how much is one sprig of Mimosa, - the grandfather asked with his lips trembling from the cold.
- So, anu wali from here drunk, thought of begging, let's get it, and then ... the saleswoman growled at her grandfather.
- Hostess, I'm not a drunk, and I don't drink at all, I would have one twig ... how much does it cost? The grandfather asked quietly. I stood behind him and slightly to the side. I saw how tears stood in my grandfather's eyes ...
- One, but I'll mess with you, drunkard, let's get out of here, - the saleswoman growled.
- Hostess, you just tell me how much it costs, and don't shout at me, - the grandfather said in the same quiet way.
- Okay, for you, drunk, 5 rubles a branch, - the saleswoman said with a smirk.
A malicious smile appeared on her face. Grandfather pulled out a trembling hand from his pocket, in his palm lay, three pieces of paper for a ruble.
- Hostess, I have three rubles, maybe you can find a twig for three rubles for me, - the grandfather asked once very quietly.
I saw his eyes. Until now, I have never seen so much melancholy and pain in a man's eyes. Grandfather was afraid from the cold like a sheet of paper in the wind.
- For three you find, drunk, ha ha ha, right now I will find you, - the saleswoman already gagged.
She bent down to the basket, poked at it for a long time ...
- Hold on, drunk, run to your drunk, give ha ha ha ha, - this fool laughed wildly.
In my grandfather's hand, blue from the cold, I saw a branch of Mimosa, it was broken in the middle. Grandfather tried with his other hand to give this branch a divine look, but it, not wanting to listen to him, broke in half and the flowers looked at the ground ... A tear fell on the grandfather's hand ... Grandfather stood and held the broken flower in his hand and cried.
- You hear, bitch, what the fuck are you doing? - I began, trying to keep the rest of the calm and not hit the saleswoman in the head with my fist.
Apparently, there was something in my eyes that the saleswoman somehow turned pale and even shrank in height. She just looked at me like a mouse at a boa constrictor and was silent.
“Grandfather, wait,” I said, taking my grandfather by the hand. - You chicken, stupid how much your bucket costs, answer quickly and clearly, so that I don't strain my hearing, - I hissed, barely audible, but very clearly.
“Uh… ah… well… I don’t know,” the saleswoman mumbled.
- The last time I ask you, how much is a bucket?
- Probably 50 hryvnia, - said the saleswoman.
All this time, my grandfather did not understand, looked at me, then at the saleswoman. I threw a bill under the feet of the saleswoman, pulled out the flowers and handed them to my grandfather.
“Take it to your father, and go congratulate your wife,” I said.
Tears, one by one, rolled down Grandfather's wrinkled cheeks. He shook his head and cried, he just cried silently ... I had tears in my eyes. Grandfather shook his head in refusal, and
У записи 3 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Игоревна
