Пасхальное
Дмитрий Быков
…А между тем благая весть —
всегда в разгар триумфа ада,
и это только так и есть,
и только так всегда и надо!
Когда, казалось, нам велят —
а может, сами захотели, —
спускаться глубже, глубже в ад
по лестнице Страстной недели:
все силы тьмы сошлись на смотр,
стесняться некого — а че там;
бежал Фома, отрекся Петр,
Иуда занят пересчетом, —
но в мир бесцельного труда
и опротивевшего блуда
вступает чудо лишь тогда,
когда уже никак без чуда,
когда надежда ни одна
не намекает нам, что живы,
и перспектива есть одна —
отказ от всякой перспективы.
На всех углах твердят вопрос,
осклабясь радостно, как звери:
«Уроды, где же ваш Христос?»
А наш Христос пока в пещере,
в ночной тиши. От чуждых глаз
его скрывает плащаница.
Он там, пока любой из нас
не дрогнет и не усомнится
(не усомнится только тот
глядящий пристально и строго
неколебимый идиот,
что вообще не верит в Бога).
Земля безвидна и пуста.
Ни милосердия, ни смысла.
На ней не может быть Христа,
его и не было, приснился.
Сыскав сомнительный приют,
не ожидая утешенья,
сидят апостолы, и пьют,
и выясняют отношенья:
— Погибло все. Одни мечты.
Тут сеять — только тратить зерна.
— Предатель ты.
— Подослан ты.
— Он был неправ.
— Неправ?!
— Бесспорно.
Он был неправ, а правы те.
Не то, понятно и дитяти,
он вряд ли был бы на кресте,
что он и сам предвидел, кстати.
Нас, дураков, попутал бес…
Но тут приходит Магдалина
и говорит: «Воскрес! Воскрес!
Он говорил, я говорила!»
И этот звонкий женский крик
среди бессилия и злобы
раздастся в тот последний миг,
когда еще чуть-чуть — и все бы.
Глядишь кругом — земля черна.
Еще потерпим — и привыкнем.
И в воскресение зерна
никто не верит, как Уитмен.
Нас окружает только месть,
и празднословье, и опаска,
а если вдруг надежда есть —
то это все еще не Пасха.
Провал не так еще глубок.
Мы скатимся к осипшим песням
о том, что не воскреснет Бог,
а мы подавно не воскреснем.
Он нас презрел, забыл, отверг,
лишил и гнева, и заботы;
сперва прошел страстной четверг,
потом безвременье субботы, —
и лишь тогда ударит свет,
его увижу в этот день я:
не раньше, нет, не позже, нет, —
в час отреченья и паденья.
Когда не десять и не сто,
а миллион поверит бреду;
когда уже ничто, ничто
не намекает на победу, —
ударит свет и все сожжет,
и смерть отступится, оскалясь.
Вот Пасха. Вот ее сюжет.
Христос воскрес.
А вы боялись.
Дмитрий Быков
…А между тем благая весть —
всегда в разгар триумфа ада,
и это только так и есть,
и только так всегда и надо!
Когда, казалось, нам велят —
а может, сами захотели, —
спускаться глубже, глубже в ад
по лестнице Страстной недели:
все силы тьмы сошлись на смотр,
стесняться некого — а че там;
бежал Фома, отрекся Петр,
Иуда занят пересчетом, —
но в мир бесцельного труда
и опротивевшего блуда
вступает чудо лишь тогда,
когда уже никак без чуда,
когда надежда ни одна
не намекает нам, что живы,
и перспектива есть одна —
отказ от всякой перспективы.
На всех углах твердят вопрос,
осклабясь радостно, как звери:
«Уроды, где же ваш Христос?»
А наш Христос пока в пещере,
в ночной тиши. От чуждых глаз
его скрывает плащаница.
Он там, пока любой из нас
не дрогнет и не усомнится
(не усомнится только тот
глядящий пристально и строго
неколебимый идиот,
что вообще не верит в Бога).
Земля безвидна и пуста.
Ни милосердия, ни смысла.
На ней не может быть Христа,
его и не было, приснился.
Сыскав сомнительный приют,
не ожидая утешенья,
сидят апостолы, и пьют,
и выясняют отношенья:
— Погибло все. Одни мечты.
Тут сеять — только тратить зерна.
— Предатель ты.
— Подослан ты.
— Он был неправ.
— Неправ?!
— Бесспорно.
Он был неправ, а правы те.
Не то, понятно и дитяти,
он вряд ли был бы на кресте,
что он и сам предвидел, кстати.
Нас, дураков, попутал бес…
Но тут приходит Магдалина
и говорит: «Воскрес! Воскрес!
Он говорил, я говорила!»
И этот звонкий женский крик
среди бессилия и злобы
раздастся в тот последний миг,
когда еще чуть-чуть — и все бы.
Глядишь кругом — земля черна.
Еще потерпим — и привыкнем.
И в воскресение зерна
никто не верит, как Уитмен.
Нас окружает только месть,
и празднословье, и опаска,
а если вдруг надежда есть —
то это все еще не Пасха.
Провал не так еще глубок.
Мы скатимся к осипшим песням
о том, что не воскреснет Бог,
а мы подавно не воскреснем.
Он нас презрел, забыл, отверг,
лишил и гнева, и заботы;
сперва прошел страстной четверг,
потом безвременье субботы, —
и лишь тогда ударит свет,
его увижу в этот день я:
не раньше, нет, не позже, нет, —
в час отреченья и паденья.
Когда не десять и не сто,
а миллион поверит бреду;
когда уже ничто, ничто
не намекает на победу, —
ударит свет и все сожжет,
и смерть отступится, оскалясь.
Вот Пасха. Вот ее сюжет.
Христос воскрес.
А вы боялись.
Easter
Dmitry Bykov
... Meanwhile, the good news -
always in the midst of the triumph of hell,
and that's just the way it is,
and this is the only way it should be!
When it seemed we were told -
or maybe they wanted to, -
go deeper, deeper into hell
on the stairs of Holy Week:
all the powers of darkness came to watch,
there is no one to be ashamed - why is there;
Thomas fled, Peter denied,
Judas is busy counting, -
but into the world of aimless labor
and revolted fornication
a miracle enters only then
when there is no way without a miracle,
when there is no hope
does not hint to us that they are alive,
and there is one perspective -
giving up all perspective.
The question is repeated at all corners
grinning happily like animals:
"Freaks, where is your Christ?"
And our Christ is still in the cave,
in the stillness of the night. From alien eyes
the shroud hides it.
He's there as long as any of us
will not flinch and doubt
(only he will not doubt
gazing intently and sternly
unwavering idiot
that he does not believe in God at all).
The earth is formless and empty.
No mercy, no meaning.
Christ cannot be on it,
he was not there, he dreamed.
Finding a dubious shelter
not waiting for consolation,
the apostles sit and drink,
and find out the relationship:
- Everything was lost. Some dreams.
Sowing here is just wasting grain.
- You are a traitor.
- You were sent.
- He was wrong.
- Not right?!
- Undoubtedly.
He was wrong, and they are right.
Not that, it's understandable for the child,
he would hardly be on the cross,
which he himself foresaw, by the way.
We, fools, were beguiled by a demon ...
But then Magdalene comes
and says: “Risen! Risen!
He spoke, I spoke! "
And this sonorous female cry
amid powerlessness and anger
will be heard in that last moment
when a little more - and everything would be.
You look around - the earth is black.
We'll still be patient and get used to it.
And on the resurrection of the grain
no one believes like Whitman.
Only revenge surrounds us
and idle talk, and apprehension,
and if suddenly there is hope -
then it's still not Easter.
The failure is not yet deep.
We'll slide down to hoarse songs
that God will not rise again,
and we certainly will not rise again.
He despised us, forgot, rejected us,
took away both anger and care;
First Holy Thursday passed,
then the timelessness of Saturday, -
and only then will the light hit
I will see him that day:
not earlier, no, not later, no, -
in the hour of renunciation and fall.
When not ten and not a hundred,
and a million will believe delirium;
when there is nothing, nothing
does not hint at victory, -
the light will strike and burn everything,
and death will retreat, grinning.
Here is Easter. Here is her plot.
Christ is risen.
And you were afraid.
Dmitry Bykov
... Meanwhile, the good news -
always in the midst of the triumph of hell,
and that's just the way it is,
and this is the only way it should be!
When it seemed we were told -
or maybe they wanted to, -
go deeper, deeper into hell
on the stairs of Holy Week:
all the powers of darkness came to watch,
there is no one to be ashamed - why is there;
Thomas fled, Peter denied,
Judas is busy counting, -
but into the world of aimless labor
and revolted fornication
a miracle enters only then
when there is no way without a miracle,
when there is no hope
does not hint to us that they are alive,
and there is one perspective -
giving up all perspective.
The question is repeated at all corners
grinning happily like animals:
"Freaks, where is your Christ?"
And our Christ is still in the cave,
in the stillness of the night. From alien eyes
the shroud hides it.
He's there as long as any of us
will not flinch and doubt
(only he will not doubt
gazing intently and sternly
unwavering idiot
that he does not believe in God at all).
The earth is formless and empty.
No mercy, no meaning.
Christ cannot be on it,
he was not there, he dreamed.
Finding a dubious shelter
not waiting for consolation,
the apostles sit and drink,
and find out the relationship:
- Everything was lost. Some dreams.
Sowing here is just wasting grain.
- You are a traitor.
- You were sent.
- He was wrong.
- Not right?!
- Undoubtedly.
He was wrong, and they are right.
Not that, it's understandable for the child,
he would hardly be on the cross,
which he himself foresaw, by the way.
We, fools, were beguiled by a demon ...
But then Magdalene comes
and says: “Risen! Risen!
He spoke, I spoke! "
And this sonorous female cry
amid powerlessness and anger
will be heard in that last moment
when a little more - and everything would be.
You look around - the earth is black.
We'll still be patient and get used to it.
And on the resurrection of the grain
no one believes like Whitman.
Only revenge surrounds us
and idle talk, and apprehension,
and if suddenly there is hope -
then it's still not Easter.
The failure is not yet deep.
We'll slide down to hoarse songs
that God will not rise again,
and we certainly will not rise again.
He despised us, forgot, rejected us,
took away both anger and care;
First Holy Thursday passed,
then the timelessness of Saturday, -
and only then will the light hit
I will see him that day:
not earlier, no, not later, no, -
in the hour of renunciation and fall.
When not ten and not a hundred,
and a million will believe delirium;
when there is nothing, nothing
does not hint at victory, -
the light will strike and burn everything,
and death will retreat, grinning.
Here is Easter. Here is her plot.
Christ is risen.
And you were afraid.
У записи 18 лайков,
0 репостов,
399 просмотров.
0 репостов,
399 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Виктория Шатрова
