ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ЛЕРМОНТОВ
К 200-летию Михаила Юрьевича
Когда тебе суют его первый раз, он титан и классик. Написал незабываемый роман, восхитительные стихи, убит как герой жестокими наймитами царской охранки. Ты скучаешь, с приветливым безразличием читаешь роман про какого-то странного чувака, подмечая авторскую приметливость по одной детали: герой идет по двору, не размахивая руками, в чем проявляется скрытность характера. Пару недель ты тоже стараешься не размахивать ради пущей таинственности.
Взрослого читателя Лермонтов, конечно, бесит. Своей инфантильной загадочностью, дурацким не размахиванием, маниакально-депрессивными штучками не столько даже героя, сколько автора, идиотическим богоборчеством. Тем, что не любить его совершенно невозможно.
Все об него спотыкаются. Добрый, в общем-то, Владимир Соловьев (философ, не нынешняя телегавкалка) требует «обличить ложь воспетого им демонизма». Мережковский пересказывает отзыв о Лермонтове придворного, знававшего его в общей юности: «Вы не представляете, какой грязный это был человек». Крученых бабачит «пе-пе-пе» и ты уже никогда не забудешь, что так и звучит главная, изначальная песнь в русской поэзии.
«По небу полуночи ангел летел и тихую песню он пел». Впервые слышишь и остаешься с этим звуком навсегда.
У него вообще было такое – именно в стихах: как будто не сочинял, а находил звук. Звук, который тут был уже прежде, а мы только не могли увидеть, осознать. У Тютчева, у Тарковского, даже у Пушкина строчки сочиняются. Слушаешь и восхищаешься: «Крепко свистнуто!». У Лермонтова как будто бродил по леску и вынырнул на огромный древний храм.
Биография дурацкая. Пошел учиться в университет, вылетел: заскучал, поддался депрессии, да и приятели говорили: чо, самый умный? давай лучше в армию! Поехал на чеченскую войну, где запомнился неопрятностью и дикостью. Ватничал по полной программе, собирал партизанские отряды. Написал: «Злой чечен ползет на берег», одну из самых непристойных строк русской поэзии. Ползал на берег сам, точил кинжал. Погиб на бессмысленной дуэли потому что «сам виноват».
В 25 написал роман: колониальный недобрый истерн про депрессивного юнца, на которого свалилась вся его взрослая жизнь, а он совершенно не представляет, что с ней делать: уже можно воровать невест и тебя всерьез принимают взрослые люди, но тебе совсем нечем ни дружить, ни любить.
Недоказуемо, но неопровержимо: Лермонтовы восходят к шотландскому роду Лермонт. Самый известный из Лермонтов – Томас – был поэт и чернокнижник. И в чернокнижность, и в шотландскость свою верил, но тоже довольно раздражено. Ночь, застава, проезжих заставляют расписываться в книге. Гусарствующий молодчик хватает и вписывает - «российский дворянин Скот Чурбанов» – предугадывая Булгакова (как не вспомнить Бегемота и Коровьева, расписывающихся в книге Массолита?) и на корпус обставляя Бродского с его «шотландцы все-таки скоты».
Ты читаешь его снова и снова, становишься старше, а он все скачет ободранным злым котенком, его все жальче, но погладить все по-прежнему никак: не дается в руки, суицидничает, царапается.
Чем ты несчастлив,
Скажут мне люди?
Тем я несчастлив,
Добрые люди, что звезды и небо –
Звезды и небо! – а я человек!..
Человека в себе ненавидел и презирал. Возлюбленной прислал письмо: "Поверьте, он недостоин вас. Для него нет ничего святого, он никого не любит. – Я ничего не имею против него, кроме презрения, которое он вполне заслуживает".
Ленивые и нелюбопытные, мы не умеем греться пушкинским жаром, нас и лермонтовский холод не опаляет. А он сам горит в этом морозном огне, ему больно и он кричит.
Холден Колфилд в гусарском мундире, детски жадный до любви, в крови по локоть, обидчивый и печальный.
Боже, как грустна наша Россия.
С днем рождения, Михаил Юрьевич.
Оригинал статьи А.Гаврилова (http://www.dodo-space.ru/lobster/2014-10-12)
К 200-летию Михаила Юрьевича
Когда тебе суют его первый раз, он титан и классик. Написал незабываемый роман, восхитительные стихи, убит как герой жестокими наймитами царской охранки. Ты скучаешь, с приветливым безразличием читаешь роман про какого-то странного чувака, подмечая авторскую приметливость по одной детали: герой идет по двору, не размахивая руками, в чем проявляется скрытность характера. Пару недель ты тоже стараешься не размахивать ради пущей таинственности.
Взрослого читателя Лермонтов, конечно, бесит. Своей инфантильной загадочностью, дурацким не размахиванием, маниакально-депрессивными штучками не столько даже героя, сколько автора, идиотическим богоборчеством. Тем, что не любить его совершенно невозможно.
Все об него спотыкаются. Добрый, в общем-то, Владимир Соловьев (философ, не нынешняя телегавкалка) требует «обличить ложь воспетого им демонизма». Мережковский пересказывает отзыв о Лермонтове придворного, знававшего его в общей юности: «Вы не представляете, какой грязный это был человек». Крученых бабачит «пе-пе-пе» и ты уже никогда не забудешь, что так и звучит главная, изначальная песнь в русской поэзии.
«По небу полуночи ангел летел и тихую песню он пел». Впервые слышишь и остаешься с этим звуком навсегда.
У него вообще было такое – именно в стихах: как будто не сочинял, а находил звук. Звук, который тут был уже прежде, а мы только не могли увидеть, осознать. У Тютчева, у Тарковского, даже у Пушкина строчки сочиняются. Слушаешь и восхищаешься: «Крепко свистнуто!». У Лермонтова как будто бродил по леску и вынырнул на огромный древний храм.
Биография дурацкая. Пошел учиться в университет, вылетел: заскучал, поддался депрессии, да и приятели говорили: чо, самый умный? давай лучше в армию! Поехал на чеченскую войну, где запомнился неопрятностью и дикостью. Ватничал по полной программе, собирал партизанские отряды. Написал: «Злой чечен ползет на берег», одну из самых непристойных строк русской поэзии. Ползал на берег сам, точил кинжал. Погиб на бессмысленной дуэли потому что «сам виноват».
В 25 написал роман: колониальный недобрый истерн про депрессивного юнца, на которого свалилась вся его взрослая жизнь, а он совершенно не представляет, что с ней делать: уже можно воровать невест и тебя всерьез принимают взрослые люди, но тебе совсем нечем ни дружить, ни любить.
Недоказуемо, но неопровержимо: Лермонтовы восходят к шотландскому роду Лермонт. Самый известный из Лермонтов – Томас – был поэт и чернокнижник. И в чернокнижность, и в шотландскость свою верил, но тоже довольно раздражено. Ночь, застава, проезжих заставляют расписываться в книге. Гусарствующий молодчик хватает и вписывает - «российский дворянин Скот Чурбанов» – предугадывая Булгакова (как не вспомнить Бегемота и Коровьева, расписывающихся в книге Массолита?) и на корпус обставляя Бродского с его «шотландцы все-таки скоты».
Ты читаешь его снова и снова, становишься старше, а он все скачет ободранным злым котенком, его все жальче, но погладить все по-прежнему никак: не дается в руки, суицидничает, царапается.
Чем ты несчастлив,
Скажут мне люди?
Тем я несчастлив,
Добрые люди, что звезды и небо –
Звезды и небо! – а я человек!..
Человека в себе ненавидел и презирал. Возлюбленной прислал письмо: "Поверьте, он недостоин вас. Для него нет ничего святого, он никого не любит. – Я ничего не имею против него, кроме презрения, которое он вполне заслуживает".
Ленивые и нелюбопытные, мы не умеем греться пушкинским жаром, нас и лермонтовский холод не опаляет. А он сам горит в этом морозном огне, ему больно и он кричит.
Холден Колфилд в гусарском мундире, детски жадный до любви, в крови по локоть, обидчивый и печальный.
Боже, как грустна наша Россия.
С днем рождения, Михаил Юрьевич.
Оригинал статьи А.Гаврилова (http://www.dodo-space.ru/lobster/2014-10-12)
THE LAST OF LERMONTS
To the 200th anniversary of Mikhail Yurievich
The first time they shove him, he is titanium and classic. Wrote an unforgettable novel, delightful poems, was killed as a hero by cruel hirelings of the tsarist secret police. You are bored, read a novel about some strange dude with affable indifference, noticing the author's perceptiveness in one detail: the hero walks around the yard without waving his arms, which reveals the secrecy of character. For a couple of weeks, you also try not to wave for the sake of greater mystery.
An adult reader Lermontov, of course, enrages. With its infantile mysteriousness, stupid not waving, manic-depressive things not so much of the hero as the author, idiotic theomachy. The fact that it is absolutely impossible not to love him.
Everyone stumbles over him. Kind, in general, Vladimir Soloviev (a philosopher, not the current telescopic stand) demands "to expose the lie of the demonism he praised." Merezhkovsky retells the opinion of a courtier who knew him in his youth about Lermontov: "You have no idea what a dirty man he was." Kruchenykh babachit "pe-pe-pe" and you will never forget that this is how the main, original song in Russian poetry sounds.
"An angel flew across the midnight sky and sang a soft song." You hear for the first time and stay with this sound forever.
He generally had this - it was in poetry: as if he did not compose, but found the sound. The sound that was here before, but we just could not see, comprehend. Tyutchev, Tarkovsky, even Pushkin compose the lines. You listen and admire: "It whistles hard!" At Lermontov's, it was as if he was wandering along the fishing line and emerged on a huge ancient temple.
The biography is stupid. I went to study at the university, flew out: I got bored, succumbed to depression, and my friends said: what, the smartest? let's go to the army! I went to the Chechen war, where I was remembered for untidiness and savagery. I was doing a full dressing, gathering partisan detachments. He wrote: "An evil Chechen is crawling ashore," one of the most obscene lines in Russian poetry. I crawled ashore myself, sharpened a dagger. He died in a senseless duel because "it is his own fault."
At 25, he wrote a novel: a colonial unkind Eastern about a depressed youth, on whom his whole adult life fell, and he has absolutely no idea what to do with it: you can already steal brides and adults take you seriously, but you have absolutely nothing to be friends with or be in love.
Unprovable, but irrefutable: The Lermontovs go back to the Scottish family of Lermont. The most famous of the Lermonts - Thomas - was a poet and warlock. He believed in both witchcraft and Scottishness, but also quite annoyed. Night, the outpost, passers-by are forced to sign the book. The hussar thug grabs and writes - "Russian nobleman Scott Churbanov" - anticipating Bulgakov (how not to remember Behemoth and Koroviev, signing in Massolita's book?) And furnishing Brodsky with his "Scots are still cattle" on the body.
You read it over and over again, you get older, and it still jumps around like a skinned, angry kitten, it’s more and more pitiful, but there’s still no way to stroke it: it’s impossible to handle, suicidal, scratching.
Than you are unhappy
Will people tell me?
That I am unhappy
Kind people that the stars and the sky are
Stars and sky! - and I'm a man! ..
He hated and despised the man in himself. He sent a letter to his beloved: "Believe me, he is not worthy of you. There is nothing sacred for him, he does not love anyone. - I have nothing against him, except for the contempt that he fully deserves."
Lazy and incurious, we do not know how to bask in Pushkin's heat, and Lermontov's cold does not scorch us either. And he himself burns in this frosty fire, it hurts and he screams.
Holden Caulfield in a hussar uniform, childishly greedy for love, elbow-deep in blood, touchy and sad.
God, how sad our Russia is.
Happy birthday, Mikhail Yurievich.
The original article by A. Gavrilov (http://www.dodo-space.ru/lobster/2014-10-12)
To the 200th anniversary of Mikhail Yurievich
The first time they shove him, he is titanium and classic. Wrote an unforgettable novel, delightful poems, was killed as a hero by cruel hirelings of the tsarist secret police. You are bored, read a novel about some strange dude with affable indifference, noticing the author's perceptiveness in one detail: the hero walks around the yard without waving his arms, which reveals the secrecy of character. For a couple of weeks, you also try not to wave for the sake of greater mystery.
An adult reader Lermontov, of course, enrages. With its infantile mysteriousness, stupid not waving, manic-depressive things not so much of the hero as the author, idiotic theomachy. The fact that it is absolutely impossible not to love him.
Everyone stumbles over him. Kind, in general, Vladimir Soloviev (a philosopher, not the current telescopic stand) demands "to expose the lie of the demonism he praised." Merezhkovsky retells the opinion of a courtier who knew him in his youth about Lermontov: "You have no idea what a dirty man he was." Kruchenykh babachit "pe-pe-pe" and you will never forget that this is how the main, original song in Russian poetry sounds.
"An angel flew across the midnight sky and sang a soft song." You hear for the first time and stay with this sound forever.
He generally had this - it was in poetry: as if he did not compose, but found the sound. The sound that was here before, but we just could not see, comprehend. Tyutchev, Tarkovsky, even Pushkin compose the lines. You listen and admire: "It whistles hard!" At Lermontov's, it was as if he was wandering along the fishing line and emerged on a huge ancient temple.
The biography is stupid. I went to study at the university, flew out: I got bored, succumbed to depression, and my friends said: what, the smartest? let's go to the army! I went to the Chechen war, where I was remembered for untidiness and savagery. I was doing a full dressing, gathering partisan detachments. He wrote: "An evil Chechen is crawling ashore," one of the most obscene lines in Russian poetry. I crawled ashore myself, sharpened a dagger. He died in a senseless duel because "it is his own fault."
At 25, he wrote a novel: a colonial unkind Eastern about a depressed youth, on whom his whole adult life fell, and he has absolutely no idea what to do with it: you can already steal brides and adults take you seriously, but you have absolutely nothing to be friends with or be in love.
Unprovable, but irrefutable: The Lermontovs go back to the Scottish family of Lermont. The most famous of the Lermonts - Thomas - was a poet and warlock. He believed in both witchcraft and Scottishness, but also quite annoyed. Night, the outpost, passers-by are forced to sign the book. The hussar thug grabs and writes - "Russian nobleman Scott Churbanov" - anticipating Bulgakov (how not to remember Behemoth and Koroviev, signing in Massolita's book?) And furnishing Brodsky with his "Scots are still cattle" on the body.
You read it over and over again, you get older, and it still jumps around like a skinned, angry kitten, it’s more and more pitiful, but there’s still no way to stroke it: it’s impossible to handle, suicidal, scratching.
Than you are unhappy
Will people tell me?
That I am unhappy
Kind people that the stars and the sky are
Stars and sky! - and I'm a man! ..
He hated and despised the man in himself. He sent a letter to his beloved: "Believe me, he is not worthy of you. There is nothing sacred for him, he does not love anyone. - I have nothing against him, except for the contempt that he fully deserves."
Lazy and incurious, we do not know how to bask in Pushkin's heat, and Lermontov's cold does not scorch us either. And he himself burns in this frosty fire, it hurts and he screams.
Holden Caulfield in a hussar uniform, childishly greedy for love, elbow-deep in blood, touchy and sad.
God, how sad our Russia is.
Happy birthday, Mikhail Yurievich.
The original article by A. Gavrilov (http://www.dodo-space.ru/lobster/2014-10-12)
У записи 4 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александра Сычева
