Сидят передо мной будущие режиссеры и сценаристы.
Приготовил я им 20 конвертов, в которые вложил задания.
Каждый вытаскивает себе конверт, как в лотерее.
И должен расписать ситуацию, которую я задал.
Вытащили. Начали писать. Смотрю на Михаль.
Сидит, читает задание. Сначала взгляд, как всегда, чуть снисходительный… Потом вдруг оглядывается… поправляет волосы… вздыхает… на нее не похоже.
Проходит несколько минут. Молчит, не двигается.
Вдруг поднимает руку. Да? – говорю.
Могу я заменить это упражнение? Я говорю: Пожалуйста.
Она протягивает мне конверт, я ей другой…
Она берет его, собирается раскрыть, но останавливается.
Нет, я не хочу менять, — говорит. — Да, я решила, я останусь с этим, первым.
И вот с этого момента на моих глазах начинает раскручиваться, ну, просто, кино. Настоящее, документальное, по правде.
Она сначала начала быстро писать… Потом остановилась. Смотрит на лист, по глазам вижу, не читает, просто смотрит на лист. Вдруг начинает рвать его.
Я подошел к ней, все-таки волнуюсь…Михаль, тебе помочь? Нет, спасибо, — говорит. А в глазах слезы.
Это меня поразило. Я думал, скорее камни заплачут, чем Михаль. Что же я ей такое дал? – думаю. Беру ее задание, читаю.
Последняя ночь в Варшавском гетто. Всех назавтра вывозят на уничтожение. Об этом знают в семье, в которой есть два мальчика – двойняшки. Родители безумно их любят. И сходят с ума, не зная, как спасти.
Вдруг ночью приходит поляк, мусорщик. И он говорит им, что может вывезти в мусорном баке одного ребенка. Но только одного. Он уходит, чтобы вернуться в пять утра…
И вот, идет эта ночь, когда они должны решить, кого же спасать».
Через сорок пять минут перед Михаль лежат два листа, исписанные убористым почерком, практически без помарок.
Прочитай, — говорю ей. Она начинает читать.
И встает перед нами ночь, в течение которой седеют отец и мать, решая, кого спасти. Этого, который теплый и ласковый, — Янкеля? Или того, который грустный и одинокий, — Мойше?
Михаль читает ровно, почти бесчувственно.
В классе мертвая тишина. Когда такое было?!
Она читает о том, как сидят, прижавшись друг к другу, родители и шепчут, чтобы, не дай Бог, не услышали дети.
Вначале не понимая, как можно их разделить, ведь они неразделимы! Нельзя этого сделать! Нет, нельзя.
А потом понимают, что никуда они не денутся. Что обязаны выбрать одного, чтобы жил он. Так кого же отправить, кого?!..
Янкеля, теплого и ласкового, у которого обязательно будет семья и много детей и внуков?! Или Мойше, грустного, одинокого, но такого умного?! У которого будет большое будущее, он же, как Эйнштейн, наш Мойше!..
Они не знают, что решить, они сходят с ума, плачут, молчат, снова говорят, а время безжалостное, оно не стоит, и стрелка, передвигаясь, отдается в сердце. Каждая секунда отдается в сердце! Хочется сломать секундную стрелку, но что это изменит!..
Вот так время приближается к пяти.
И вдруг муж замечает прядь седых волос на виске у жены. Раньше её не было. Он гладит ее по волосам и говорит: Я хочу, чтобы он вывез тебя.
Она вздрагивает. Она видит его глаза, в них отражается предрассветное небо. Ты еще родишь много детей, — говорит он. – Я хочу, чтоб ты жила! Она видит, что руки его дрожат.
И говорит: Как же я смогу жить…без тебя.
Они молчат безрассудно долго, ведь время уходит…
И она вдруг говорит: Я знаю, что мы сделаем.
Что? – его голос не слышен, только губы шевелятся. – Что?!
Мы бросим жребий. Ты напишешь имена. А я вытяну жребий. Так они и делают. Очень медленно, но понимая, что вот-вот часы пробьют пять, и появится этот человек, поляк, и надо будет расставаться… С Мойше? Или с Янкелем? С кем?!
В классе никто не дышит, пока Михаль читает.
Мы видим каждую деталь, так это написано.
Дрожащие руки матери… И его руку, держащую огрызок карандаша… Вот он выводит имена своих детей…
Видим, как кладет записки в свою грязную шляпу. Вот он встряхивает ею, словно в ней много записок, а ведь там их только две.
И мы видим, ей-богу, видим, как медленно-медленно поднимается рука матери, чтобы опуститься внутрь шляпы и нащупать одну из записок… Эту… Нет, эту…
Нащупывает… сжимает… и не может вытащить руки.
Так и замирает, не разжимая пальцев.
И он не торопит ее, нет, и она не может шевельнуть рукой.
Но время неумолимо, и Бог неизвестно где, потому что слышится стук в дверь. Это пришел он. Ненавидимый ими и самый желанный, убийца и спаситель, — поляк-мусорщик.
И она вытаскивает записку. И разжимает руку.
Мойше, — шепчет он. Он первый видит имя, потому что у нее закрыты глаза. Мойше, — повторяет она. И они оба смотрят туда, в угол комнаты, где спят их любимые дети.
И вдруг видят, как красив Янкеле, обнявший Мойше во сне.
Стук повторяется, муж с трудом встает и идет открывать дверь. В дверях поляк. Молчит. Все понимает.
Мы сейчас оденем его, — говорит муж.
Сам подходит к кровати, осторожно разнимает братьев, так, чтобы Янкеле не проснулся, берет Мойше на руки и начинает одевать его.
Как это так, не одеть сына, не умыть, не вложить ломтик хлеба в карман, — это ведь женская работа. Но она не может этого сделать, не может! Муж все делает сам.
И вот, уже не проснувшийся толком Мойше, передается в руки поляка. И тут только она понимает, что это навсегда.
И не сдерживает крика, бросается к своему ребенку и просит его: Ты только живи, мой Мойше! Ты только помни о нас!
Муж пытается оторвать ее от ребенка.
Шепчет поляку: Забирай его! Забирай!..
Дальше все происходит без заминки.
Поляк без труда проходит все посты и проверки.
А когда оказывается за стеной, в надежном месте, где его никто не может видеть, он раздвигает мешки с мусором, приоткрывает крышку, которой тщательно укрыл мальчика, так, чтобы только мог дышать.
И говорит, — ну, жиденок, вылезай, приехали.
Но никто не шевелится, там тишина.
Не заснул ли?! Или, не дай Бог, задохнулся?!
Поляк раскурочивает все…
Нет ребенка. Как так?!
Он оглядывается, он испуган, сбит с толку, понимает, что этого быть не может. Но так есть.
Муж и жена сидят, застывшие, над спящим Янкеле.
Что сказать ему, когда проснется?!
Кто – то царапается в дверь... И обрывается ее сердце.
И что-то переворачивается в нем. Потому что так может стучать только один человек, и никто другой.
В двери стоит Мойше. Он улыбается, их грустный Мойше, и говорит: — Я подумал, я все взвесил, я не могу без Янкеле…
Михаль закончила читать на этом месте.
Такой тишины в классе я никогда не слышал.
Такого текста, написанного за 45 минут, я не помню.
Михаль сказала: Дальше я не знаю, что писать.
( автор мне неизвестен)
Приготовил я им 20 конвертов, в которые вложил задания.
Каждый вытаскивает себе конверт, как в лотерее.
И должен расписать ситуацию, которую я задал.
Вытащили. Начали писать. Смотрю на Михаль.
Сидит, читает задание. Сначала взгляд, как всегда, чуть снисходительный… Потом вдруг оглядывается… поправляет волосы… вздыхает… на нее не похоже.
Проходит несколько минут. Молчит, не двигается.
Вдруг поднимает руку. Да? – говорю.
Могу я заменить это упражнение? Я говорю: Пожалуйста.
Она протягивает мне конверт, я ей другой…
Она берет его, собирается раскрыть, но останавливается.
Нет, я не хочу менять, — говорит. — Да, я решила, я останусь с этим, первым.
И вот с этого момента на моих глазах начинает раскручиваться, ну, просто, кино. Настоящее, документальное, по правде.
Она сначала начала быстро писать… Потом остановилась. Смотрит на лист, по глазам вижу, не читает, просто смотрит на лист. Вдруг начинает рвать его.
Я подошел к ней, все-таки волнуюсь…Михаль, тебе помочь? Нет, спасибо, — говорит. А в глазах слезы.
Это меня поразило. Я думал, скорее камни заплачут, чем Михаль. Что же я ей такое дал? – думаю. Беру ее задание, читаю.
Последняя ночь в Варшавском гетто. Всех назавтра вывозят на уничтожение. Об этом знают в семье, в которой есть два мальчика – двойняшки. Родители безумно их любят. И сходят с ума, не зная, как спасти.
Вдруг ночью приходит поляк, мусорщик. И он говорит им, что может вывезти в мусорном баке одного ребенка. Но только одного. Он уходит, чтобы вернуться в пять утра…
И вот, идет эта ночь, когда они должны решить, кого же спасать».
Через сорок пять минут перед Михаль лежат два листа, исписанные убористым почерком, практически без помарок.
Прочитай, — говорю ей. Она начинает читать.
И встает перед нами ночь, в течение которой седеют отец и мать, решая, кого спасти. Этого, который теплый и ласковый, — Янкеля? Или того, который грустный и одинокий, — Мойше?
Михаль читает ровно, почти бесчувственно.
В классе мертвая тишина. Когда такое было?!
Она читает о том, как сидят, прижавшись друг к другу, родители и шепчут, чтобы, не дай Бог, не услышали дети.
Вначале не понимая, как можно их разделить, ведь они неразделимы! Нельзя этого сделать! Нет, нельзя.
А потом понимают, что никуда они не денутся. Что обязаны выбрать одного, чтобы жил он. Так кого же отправить, кого?!..
Янкеля, теплого и ласкового, у которого обязательно будет семья и много детей и внуков?! Или Мойше, грустного, одинокого, но такого умного?! У которого будет большое будущее, он же, как Эйнштейн, наш Мойше!..
Они не знают, что решить, они сходят с ума, плачут, молчат, снова говорят, а время безжалостное, оно не стоит, и стрелка, передвигаясь, отдается в сердце. Каждая секунда отдается в сердце! Хочется сломать секундную стрелку, но что это изменит!..
Вот так время приближается к пяти.
И вдруг муж замечает прядь седых волос на виске у жены. Раньше её не было. Он гладит ее по волосам и говорит: Я хочу, чтобы он вывез тебя.
Она вздрагивает. Она видит его глаза, в них отражается предрассветное небо. Ты еще родишь много детей, — говорит он. – Я хочу, чтоб ты жила! Она видит, что руки его дрожат.
И говорит: Как же я смогу жить…без тебя.
Они молчат безрассудно долго, ведь время уходит…
И она вдруг говорит: Я знаю, что мы сделаем.
Что? – его голос не слышен, только губы шевелятся. – Что?!
Мы бросим жребий. Ты напишешь имена. А я вытяну жребий. Так они и делают. Очень медленно, но понимая, что вот-вот часы пробьют пять, и появится этот человек, поляк, и надо будет расставаться… С Мойше? Или с Янкелем? С кем?!
В классе никто не дышит, пока Михаль читает.
Мы видим каждую деталь, так это написано.
Дрожащие руки матери… И его руку, держащую огрызок карандаша… Вот он выводит имена своих детей…
Видим, как кладет записки в свою грязную шляпу. Вот он встряхивает ею, словно в ней много записок, а ведь там их только две.
И мы видим, ей-богу, видим, как медленно-медленно поднимается рука матери, чтобы опуститься внутрь шляпы и нащупать одну из записок… Эту… Нет, эту…
Нащупывает… сжимает… и не может вытащить руки.
Так и замирает, не разжимая пальцев.
И он не торопит ее, нет, и она не может шевельнуть рукой.
Но время неумолимо, и Бог неизвестно где, потому что слышится стук в дверь. Это пришел он. Ненавидимый ими и самый желанный, убийца и спаситель, — поляк-мусорщик.
И она вытаскивает записку. И разжимает руку.
Мойше, — шепчет он. Он первый видит имя, потому что у нее закрыты глаза. Мойше, — повторяет она. И они оба смотрят туда, в угол комнаты, где спят их любимые дети.
И вдруг видят, как красив Янкеле, обнявший Мойше во сне.
Стук повторяется, муж с трудом встает и идет открывать дверь. В дверях поляк. Молчит. Все понимает.
Мы сейчас оденем его, — говорит муж.
Сам подходит к кровати, осторожно разнимает братьев, так, чтобы Янкеле не проснулся, берет Мойше на руки и начинает одевать его.
Как это так, не одеть сына, не умыть, не вложить ломтик хлеба в карман, — это ведь женская работа. Но она не может этого сделать, не может! Муж все делает сам.
И вот, уже не проснувшийся толком Мойше, передается в руки поляка. И тут только она понимает, что это навсегда.
И не сдерживает крика, бросается к своему ребенку и просит его: Ты только живи, мой Мойше! Ты только помни о нас!
Муж пытается оторвать ее от ребенка.
Шепчет поляку: Забирай его! Забирай!..
Дальше все происходит без заминки.
Поляк без труда проходит все посты и проверки.
А когда оказывается за стеной, в надежном месте, где его никто не может видеть, он раздвигает мешки с мусором, приоткрывает крышку, которой тщательно укрыл мальчика, так, чтобы только мог дышать.
И говорит, — ну, жиденок, вылезай, приехали.
Но никто не шевелится, там тишина.
Не заснул ли?! Или, не дай Бог, задохнулся?!
Поляк раскурочивает все…
Нет ребенка. Как так?!
Он оглядывается, он испуган, сбит с толку, понимает, что этого быть не может. Но так есть.
Муж и жена сидят, застывшие, над спящим Янкеле.
Что сказать ему, когда проснется?!
Кто – то царапается в дверь... И обрывается ее сердце.
И что-то переворачивается в нем. Потому что так может стучать только один человек, и никто другой.
В двери стоит Мойше. Он улыбается, их грустный Мойше, и говорит: — Я подумал, я все взвесил, я не могу без Янкеле…
Михаль закончила читать на этом месте.
Такой тишины в классе я никогда не слышал.
Такого текста, написанного за 45 минут, я не помню.
Михаль сказала: Дальше я не знаю, что писать.
( автор мне неизвестен)
Future directors and screenwriters are sitting in front of me.
I prepared 20 envelopes for them, in which I enclosed tasks.
Everyone pulls out an envelope for themselves, like in a lottery.
And I have to describe the situation I asked.
Pulled out. We started to write. I look at Michal.
Sits, reads the assignment. At first, the look, as always, is a little condescending ... Then she suddenly looks around ... straightens her hair ... sighs ... doesn't look like her.
Several minutes pass. Silent, not moving.
Suddenly raises his hand. Yes? - I say.
Can I replace this exercise? I say: Please.
She hands me an envelope, I give her another ...
She takes it, is about to open it, but stops.
No, I don't want to change, - he says. - Yes, I decided, I will stay with this, first.
And from that moment on, before my eyes, the cinema begins to unfold, well, just. Real, documentary, in truth.
At first she began to write quickly ... Then she stopped. He looks at the sheet, I see it in his eyes, he doesn't read, he just looks at the sheet. Suddenly starts to tear it up.
I went up to her, still I'm worried ... Michal, can I help you? No thanks, he says. And there are tears in my eyes.
It amazed me. I thought the stones would sooner cry than Michal. What did I give her? - I think. I take her assignment and read it.
Last night in the Warsaw ghetto. All the next day they are taken out for destruction. This is known in a family in which there are two boys - twins. Parents love them madly. And they go crazy, not knowing how to save.
Suddenly at night a Pole comes, a scavenger. And he tells them that he can take one child out in the trash can. But only one. He leaves to return at five in the morning ...
And now, this night is coming when they have to decide who to save. "
Forty-five minutes later, Michal has two sheets of paper covered in close-fitting handwriting, practically without blots.
Read it, I tell her. She starts reading.
And a night rises before us, during which father and mother turn gray, deciding whom to save. This one who is warm and affectionate - Yankel? Or the one who is sad and lonely - Moishe?
Michal reads evenly, almost insensibly.
The class is dead quiet. When did this happen ?!
She reads about how parents sit, hugging each other, and whisper so that, God forbid, children do not hear.
At first, not understanding how you can separate them, because they are inseparable! You can't do this! No you can not.
And then they realize that they will not go anywhere. That they must choose one for him to live. So who should you send, whom?! ..
Yankel, warm and affectionate, who will definitely have a family and many children and grandchildren ?! Or Moishe, sad, lonely, but so smart ?! Who will have a great future, he, like Einstein, our Moishe! ..
They do not know what to decide, they go crazy, cry, are silent, speak again, and time is ruthless, it is not worth it, and the arrow, moving, is given to the heart. Every second is given to the heart! I would like to break the second hand, but what will it change! ..
This is how the time approaches five.
And suddenly the husband notices a lock of gray hair on his wife's temple. It wasn't there before. He strokes her hair and says: I want him to take you out.
She flinches. She sees his eyes, the pre-dawn sky is reflected in them. You will have many more children, ”he says. - I want you to live! She sees that his hands are trembling.
And he says: How can I live ... without you.
They are silent for a recklessly long time, because time is running out ...
And she suddenly says: I know what we will do.
What? - his voice is not heard, only his lips move. - What?!
We will cast lots. You will write the names. And I will draw lots. And that's what they do. Very slowly, but realizing that the clock is about to strike five, and this person, a Pole, will appear, and it will be necessary to part ... From Moyshe? Or with Yankel? With whom?!
Nobody breathes in the class while Michal reads.
We see every detail, this is how it is written.
The trembling hands of his mother ... And his hand holding the stub of a pencil ... Here he displays the names of his children ...
We see how he puts notes in his dirty hat. Here he shakes it, as if there are many notes in it, but there are only two of them.
And we see, by God, we see how slowly, slowly the mother's hand rises to sink inside the hat and feel one of the notes ... This ... No, this ...
Groping ... squeezing ... and can't get her hands out.
And he freezes, without unclenching his fingers.
And he doesn't rush her, no, and she can't move her hand.
But time is inexorable, and God does not know where, because a knock is heard at the door. It was he who came. Hated and most desired by them, a murderer and savior, is a Pole-scavenger.
And she pulls out a note. And unclenches his hand.
Moishe, he whispers. He sees the name first because her eyes are closed. Moishe, she repeats. And they both look towards the corner of the room where their beloved children sleep.
And suddenly they see how handsome Yankele is, embracing Moyshe in his sleep.
The knock is repeated, the husband gets up with difficulty and goes to open the door. A Pole is at the door. Is silent. He understands everything.
We will dress him now, - says the husband.
He goes up to the bed himself, carefully separates the brothers so that Yankele does not wake up, takes Moyshe in his arms and begins to dress him.
How is it, do not dress your son, do not wash, do not invest scrap
I prepared 20 envelopes for them, in which I enclosed tasks.
Everyone pulls out an envelope for themselves, like in a lottery.
And I have to describe the situation I asked.
Pulled out. We started to write. I look at Michal.
Sits, reads the assignment. At first, the look, as always, is a little condescending ... Then she suddenly looks around ... straightens her hair ... sighs ... doesn't look like her.
Several minutes pass. Silent, not moving.
Suddenly raises his hand. Yes? - I say.
Can I replace this exercise? I say: Please.
She hands me an envelope, I give her another ...
She takes it, is about to open it, but stops.
No, I don't want to change, - he says. - Yes, I decided, I will stay with this, first.
And from that moment on, before my eyes, the cinema begins to unfold, well, just. Real, documentary, in truth.
At first she began to write quickly ... Then she stopped. He looks at the sheet, I see it in his eyes, he doesn't read, he just looks at the sheet. Suddenly starts to tear it up.
I went up to her, still I'm worried ... Michal, can I help you? No thanks, he says. And there are tears in my eyes.
It amazed me. I thought the stones would sooner cry than Michal. What did I give her? - I think. I take her assignment and read it.
Last night in the Warsaw ghetto. All the next day they are taken out for destruction. This is known in a family in which there are two boys - twins. Parents love them madly. And they go crazy, not knowing how to save.
Suddenly at night a Pole comes, a scavenger. And he tells them that he can take one child out in the trash can. But only one. He leaves to return at five in the morning ...
And now, this night is coming when they have to decide who to save. "
Forty-five minutes later, Michal has two sheets of paper covered in close-fitting handwriting, practically without blots.
Read it, I tell her. She starts reading.
And a night rises before us, during which father and mother turn gray, deciding whom to save. This one who is warm and affectionate - Yankel? Or the one who is sad and lonely - Moishe?
Michal reads evenly, almost insensibly.
The class is dead quiet. When did this happen ?!
She reads about how parents sit, hugging each other, and whisper so that, God forbid, children do not hear.
At first, not understanding how you can separate them, because they are inseparable! You can't do this! No you can not.
And then they realize that they will not go anywhere. That they must choose one for him to live. So who should you send, whom?! ..
Yankel, warm and affectionate, who will definitely have a family and many children and grandchildren ?! Or Moishe, sad, lonely, but so smart ?! Who will have a great future, he, like Einstein, our Moishe! ..
They do not know what to decide, they go crazy, cry, are silent, speak again, and time is ruthless, it is not worth it, and the arrow, moving, is given to the heart. Every second is given to the heart! I would like to break the second hand, but what will it change! ..
This is how the time approaches five.
And suddenly the husband notices a lock of gray hair on his wife's temple. It wasn't there before. He strokes her hair and says: I want him to take you out.
She flinches. She sees his eyes, the pre-dawn sky is reflected in them. You will have many more children, ”he says. - I want you to live! She sees that his hands are trembling.
And he says: How can I live ... without you.
They are silent for a recklessly long time, because time is running out ...
And she suddenly says: I know what we will do.
What? - his voice is not heard, only his lips move. - What?!
We will cast lots. You will write the names. And I will draw lots. And that's what they do. Very slowly, but realizing that the clock is about to strike five, and this person, a Pole, will appear, and it will be necessary to part ... From Moyshe? Or with Yankel? With whom?!
Nobody breathes in the class while Michal reads.
We see every detail, this is how it is written.
The trembling hands of his mother ... And his hand holding the stub of a pencil ... Here he displays the names of his children ...
We see how he puts notes in his dirty hat. Here he shakes it, as if there are many notes in it, but there are only two of them.
And we see, by God, we see how slowly, slowly the mother's hand rises to sink inside the hat and feel one of the notes ... This ... No, this ...
Groping ... squeezing ... and can't get her hands out.
And he freezes, without unclenching his fingers.
And he doesn't rush her, no, and she can't move her hand.
But time is inexorable, and God does not know where, because a knock is heard at the door. It was he who came. Hated and most desired by them, a murderer and savior, is a Pole-scavenger.
And she pulls out a note. And unclenches his hand.
Moishe, he whispers. He sees the name first because her eyes are closed. Moishe, she repeats. And they both look towards the corner of the room where their beloved children sleep.
And suddenly they see how handsome Yankele is, embracing Moyshe in his sleep.
The knock is repeated, the husband gets up with difficulty and goes to open the door. A Pole is at the door. Is silent. He understands everything.
We will dress him now, - says the husband.
He goes up to the bed himself, carefully separates the brothers so that Yankele does not wake up, takes Moyshe in his arms and begins to dress him.
How is it, do not dress your son, do not wash, do not invest scrap
У записи 5 лайков,
0 репостов,
185 просмотров.
0 репостов,
185 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ольга Завьялова
