Как я провела лето.
В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период старалась держать меня подальше от родных и знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь. Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми, домика администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и говна с хлоркой. Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами. Девочки долгое время думали, что я мальчик… В общем, со мной не дружили. В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным товарищем. Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело. Дырки в тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только очертания, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно какая-то тень метнулась прямо на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как хорошо смазанная гильза. Фак! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу дерьма, над головой смутно виднелась очко, если кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо выбираться! Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка руками: это, блин, было сложно - все твердые опоры были скользкими, как суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула башку: от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только волей к свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то ухватиться, чтоб не соскользнуть. Все вокруг было склизким, зацепиться можно было только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня, я с остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от напряжения: - Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!.. Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох, не то стон, и глухой стук - я пересрала и свалилась обратно. Еще полчаса - и я снова над очком. Так. Тянемся… Есть! Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол еле дыша от счастья. Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти от тубзика валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь - сдох что ли? Я пошла на речку, отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и не сдох еще, спасти можно. Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я навещала его часто, он меня особенно любил - ведь именно я тогда позвала к нему людей. На следующий год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя. Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию, случайно услышал странное пыхтение в туалете и открыл дверь. На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у… Иди же сюда-а… ссссука-а…. Дай, я до тебя дотянуссссь!.. За лупоглазую обидно, конечно.
В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период старалась держать меня подальше от родных и знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь. Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми, домика администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и говна с хлоркой. Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами. Девочки долгое время думали, что я мальчик… В общем, со мной не дружили. В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным товарищем. Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело. Дырки в тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только очертания, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно какая-то тень метнулась прямо на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как хорошо смазанная гильза. Фак! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу дерьма, над головой смутно виднелась очко, если кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо выбираться! Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка руками: это, блин, было сложно - все твердые опоры были скользкими, как суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула башку: от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только волей к свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то ухватиться, чтоб не соскользнуть. Все вокруг было склизким, зацепиться можно было только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня, я с остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от напряжения: - Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!.. Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох, не то стон, и глухой стук - я пересрала и свалилась обратно. Еще полчаса - и я снова над очком. Так. Тянемся… Есть! Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол еле дыша от счастья. Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти от тубзика валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь - сдох что ли? Я пошла на речку, отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и не сдох еще, спасти можно. Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я навещала его часто, он меня особенно любил - ведь именно я тогда позвала к нему людей. На следующий год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя. Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию, случайно услышал странное пыхтение в туалете и открыл дверь. На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у… Иди же сюда-а… ссссука-а…. Дай, я до тебя дотянуссссь!.. За лупоглазую обидно, конечно.
How i spent my summer.
At the age of 13, I was an unusually ugly child: a very thin pimple worm with a large head and crooked teeth. My mother was ashamed of me and throughout puberty tried to keep me away from relatives and friends, sent me to a pioneer camp for the whole summer. The pioneer camp consisted of barracks with children, an administration house and four toilets. The toilets consisted of a brick booth, a hole covering the hole with wooden flooring with holes and shit with bleach. Shit with bleach stank, so toilets were prudently built far from living quarters and planted with bushes. For a long time the girls thought that I was a boy ... In general, they were not friends with me. On that fateful night, midnight diarrhea became my only companion. The whole camp carried it: green fruits, unwashed hands of the cook and all the shit that the pioneers ate from hunger did their job. The holes in the tube were bitten by the upset stomachs of four hundred people, and the girls went to shit in pairs: one shits, the other shines with a lantern so that the first one does not get caught in the decay products of their predecessors. Nobody wanted to shine a lantern on me, so that night I was shitting a hodgepodge in splendid isolation; in the dim light of the lantern, only the outlines were visible, and, sitting over the hole, I resigned myself to the fact that I had already plunged into someone's slippery shit. Suddenly, some shadow darted directly at me, I yelled, jerked sharply with an unstable torso, my legs drove over someone's diarrhea and I entered the point like a well-oiled sleeve. Fuck! The bat drove me up to my waist in a pile of shit, a point was vaguely visible over my head, if someone came to shit now, my situation would worsen. We must get out! Half an hour later, puffing and swearing in a whisper, I reached for the point with my hands: this, damn it, was difficult - all solid supports were slippery, like bitches! Grabbing the edges of the hole, I pulled myself up and stuck my head out: the fresh air made my head spin and I held on to the conquered positions only by my will to freedom. She pulled herself up and leaned on her elbows: you need to grab onto something so as not to slip. Everything around was slimy, you could only catch on a transverse wooden beam half a meter away from me, I furiously tried to reach it, hissing with tension: - Well! Come here, bitch! Let me reach you! .. Suddenly I was blinded by a flash of light, then some sort of sigh, or a groan, and a dull knock - I got sick and fell back. Another half hour - and I'm over the point again. So. We are stretching ... Yes! I grabbed the crossbar and climbed onto the concrete floor, barely breathing with happiness. After catching my breath, I decided to go to the river to wash. The director was lying about five meters from the tubezik, next to him was a broken lantern - dead or what? I went to the river, washed myself as best I could, and then called people: maybe not dead yet, you can save. In the morning we were told that the director had a stroke, he returned to the camp only at the end of the shift. He could not speak, sat on the veranda all day and liked it when the children came to him. I visited him often, he especially loved me - after all, it was then that I called people to him. The next year we learned that before his death, the director briefly came to his senses. He said that he was walking around the grounds that night, accidentally heard a strange puffing in the toilet and opened the door. A hellish shitty big-eyed worm climbed at him from a stinking hole, pulled tentacles towards him and hissed:
- Well-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-come here-a-a ... sss-bitch-a-c ... Let me, I'll reach you! .. It's a shame for the pop-eyed, of course.
At the age of 13, I was an unusually ugly child: a very thin pimple worm with a large head and crooked teeth. My mother was ashamed of me and throughout puberty tried to keep me away from relatives and friends, sent me to a pioneer camp for the whole summer. The pioneer camp consisted of barracks with children, an administration house and four toilets. The toilets consisted of a brick booth, a hole covering the hole with wooden flooring with holes and shit with bleach. Shit with bleach stank, so toilets were prudently built far from living quarters and planted with bushes. For a long time the girls thought that I was a boy ... In general, they were not friends with me. On that fateful night, midnight diarrhea became my only companion. The whole camp carried it: green fruits, unwashed hands of the cook and all the shit that the pioneers ate from hunger did their job. The holes in the tube were bitten by the upset stomachs of four hundred people, and the girls went to shit in pairs: one shits, the other shines with a lantern so that the first one does not get caught in the decay products of their predecessors. Nobody wanted to shine a lantern on me, so that night I was shitting a hodgepodge in splendid isolation; in the dim light of the lantern, only the outlines were visible, and, sitting over the hole, I resigned myself to the fact that I had already plunged into someone's slippery shit. Suddenly, some shadow darted directly at me, I yelled, jerked sharply with an unstable torso, my legs drove over someone's diarrhea and I entered the point like a well-oiled sleeve. Fuck! The bat drove me up to my waist in a pile of shit, a point was vaguely visible over my head, if someone came to shit now, my situation would worsen. We must get out! Half an hour later, puffing and swearing in a whisper, I reached for the point with my hands: this, damn it, was difficult - all solid supports were slippery, like bitches! Grabbing the edges of the hole, I pulled myself up and stuck my head out: the fresh air made my head spin and I held on to the conquered positions only by my will to freedom. She pulled herself up and leaned on her elbows: you need to grab onto something so as not to slip. Everything around was slimy, you could only catch on a transverse wooden beam half a meter away from me, I furiously tried to reach it, hissing with tension: - Well! Come here, bitch! Let me reach you! .. Suddenly I was blinded by a flash of light, then some sort of sigh, or a groan, and a dull knock - I got sick and fell back. Another half hour - and I'm over the point again. So. We are stretching ... Yes! I grabbed the crossbar and climbed onto the concrete floor, barely breathing with happiness. After catching my breath, I decided to go to the river to wash. The director was lying about five meters from the tubezik, next to him was a broken lantern - dead or what? I went to the river, washed myself as best I could, and then called people: maybe not dead yet, you can save. In the morning we were told that the director had a stroke, he returned to the camp only at the end of the shift. He could not speak, sat on the veranda all day and liked it when the children came to him. I visited him often, he especially loved me - after all, it was then that I called people to him. The next year we learned that before his death, the director briefly came to his senses. He said that he was walking around the grounds that night, accidentally heard a strange puffing in the toilet and opened the door. A hellish shitty big-eyed worm climbed at him from a stinking hole, pulled tentacles towards him and hissed:
- Well-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-come here-a-a ... sss-bitch-a-c ... Let me, I'll reach you! .. It's a shame for the pop-eyed, of course.
У записи 11 лайков,
4 репостов.
4 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Олег Дранов
