Я ДЕЛАЮ ИЗ МУХИ СЛОНА...
C возрастом, к ужасу на киноэкране порог чувствительности снижается. Или это у меня только? Наступает период, когда ужас служит пищей для ума и обсуждений. Но все это проходит без той искренней веры в происходящее, которая была раньше. Я бы назвал это ушедшее состояние – “эффектом ребенка”. Ребенок вполне себе понимает, что сказка – это выдуманное что-то. Но способен испытывать живые эмоции страха.
Когда читаю сыну сказки братьев Гримм – а они зачастую все из крови, смертей и справедливой мести – я иногда вижу, как его лицо застывает, и сам он выпрямляется, ручками тянется ко мне, потому что выдуманный мир сказки на время становится для него реальностью, в которую он погружается. Он не кричит – он просто боится пошевелиться.
Мы все понимаем, что кино – это то, чего нет.
С годами мне все больше становилось интересным другое – как это сделано, многое в фильмах я подвергал оценке, научил себя наслаждаться видом ужаса. Мое восприятие настолько пресытилось – что в скором времени ничто не могло испугать меня на экране.
Исключения бывают, конечно. Но в целом – что-то потеряно. Взрослого меня – чем уже можно удивить? И я часто жалею, что мне уже никогда не удастся вернуть то состояние, c которым я смотрел фильм “Люди под лестницей”.
В те годы был расцвет кабельного телевидения (о, эпоха пиратских видеокассет, недоступная сегодняшнему поколению! Как мне вас жалко).
“Горизонт”, на котором было всего 8 кнопок, работал каждый вечер. Родители смотрели ранее недоступные фильмы западного производства. Все подряд. С замиранием сердца я часто заглядывал в большую комнату и, если не надо было делать уроков, садился у горящего экрана. Также было и в тот раз. То, что происходило на экране – привело меня в ужас: сумасшедший мужчина в костюме сада-мазо бегал с дробовиком по огромному дому за маленьким негритенком; безумец стрелял – и штукатурка осыпалась. А его сестра, которая тоже была не в себе, с очень некрасивым лицом, пребывающая (сейчас я уже точно утвердился в этом) с братом в противоестественной сексуальной связи – находилась в этот момент на кухне. Сам дом, похожий на муравейник, с бесчисленными этажами и потайными комнатами, где между стен – можно бегать и стрелять, и где из вентиляционной шахты в любой момент может высунуться чья-то рука (врага или друга), а под лестницей – томятся полу-люди, полу-звери, будто сошедшие со страниц “Острова доктора Моро” – это на всю жизнь. Это – как порез ножом, после которого остается шрам: не болит – но от него уже никуда не деться. Кстати, сестра называла брата “Таракан” – в то время как он носился по этажам – весь в коже и с черти какими мыслями в своей больной голове. Сколько раз потом пересматривал этот фильм – ни в одном из переводов этого “таракана” больше не встретил. Сдается мне – тогда по кабельному телевидению крутили пиратскую копию с озвучкой Володарского. В сети ее – нет. Теперь только в моей голове звучит это любовное, безумное – “Таракан”…
Я очень люблю этот фильм. Наверное, мне повезло, что я посмотрел его в том возрасте: сейчас бы так не зацепил. А может – фильмы подобного рода и рассчитаны на такой возраст. В любом случае, тут важен эффект неожиданности. Когда уже все знаешь – трудно испугаться. Если только у тебя не такая же память, как у золотой рыбки.
Что-то подобное потерянным юношеским ощущениям – я испытал, когда лет 5-6 назад смотрел “Джиперс-Криперс”. Что называется, пробило. С первых же кадров какой-то первородный ужас ворвался в меня – юноша движимый любопытством проваливается в какую-то трубу уходящую под землю и только лицо сестры (опять – чувствуте? – родственные отношения) на фоне равнодушного неба застывшее над воронкой бездны – служит жалкой надеждой на возвращение в реальный мир. Ставишь себя на место парня – и становится страшно. А если включить холодную голову – подумаешь: ну это все объяснимо! Чтобы создать угрозу в кадре – далеко ходить не надо, талантливые режиссеры всегда знали из какого сора страх растет ичто надо делать – чтобы раскрутить машину зрительского чувственного восприятия на полную мощность (что Уэс Крэйвен, что Сальва, да что тот же прославленный Ардженто прекрасно понимали, что замкнутые пространства и страх не выбраться из них – лучшая пища для зрительского страха).
Особенно меня заставила трепетать сцена с пугалом и старухой, дом которой полон кошек. Ну, это для тех, кто в теме. А тем, кто в танке – советую посмотреть и на себе проверить свой порог чувствительности.
Может, я делаю из мухи слона. Но я и вправду перестал бояться..
Если у этого чувства есть невинность – то я лишился ее. И смотрю на ужасы в кадре механически. Шедевр Уэса Крейвена меня уже не потрясает, как тогда – во время первого просмотра.
Мальчик-негритенок, путешествующий между стен больного, как сами хозяева, странного, какого-то бесконечного дома, в подвале которого стонут за решетками обезображенные, волосатые люди с вырванными языками – так и остался навсегда в прошлом, затерялся в этом доме-муравейнике, растворился в нем – как мое очень тонкое восприятие кинореальности, опыт жизни поглотил его и многое другое. Лишение невинности не проходит даром.
И не надо успокаивать себя тем, что каждый фильм обладает “эффектом новизны”, который после 2-го, 3-го просмотра уже не ощущается часто.
Мой сын часто просит меня читать одну и ту же сказку по много раз и все равно боится: взгляд его стекленеет, кажется, мой мальчик рассыплется, если я нечаянно задену его рукой – разлетится на осколки.
При всем при этом моя чувствительная система остается прежней. Только ужас вызывают другие вещи.
Наверное, в этом все и дело. И я завидую своему сыну – у которого все еще впереди. В том смысле – что это этого “впереди” он может наслаждаться чистым восприятием всего. Не только страха.
А “впереди” – это вся жизнь в ее многообразии.
Однажды я наткнулся на видео в интернете, где чеченские боевики отрезали головы нашим солдатам. Парни лежали на земле, cловно прибитые ветром стебли травы. Звучала непонятная мне речь, перемешанная русскими словами. Равнодушный голос оператора комментировал происходящее. Чеченец, возомнивший себя палачом (а проще говоря – убийца) схватил одного из солдатиков и, как упирающуюся свинью, потащил его за собой – а существо, теряя человеческое достоинство перед лицом смерти, умоляло оставить его в живых. После каждого надреза бензопилы оно еще на что-то надеялось. “Ведь нельзя же так!”, “Да вы что?!”, “Я жить хочу!” – и между фразами дикий рев режущей машинки, и плеск крови из разорванного тела. Жертва верила, что тот, кто ее пилил – сжалится, в конце концов; он должен так сделать, ведь это даже не поле боя, не война, и уж тем более – не “Люди под лестницей”, не “Джиперс-криперс”.
На моих глазах убивали человека. В этот момент я ощущал такой первородный, потерянный мной несколько лет назад ужас. Я будто смотрел сквозь щелочку и каждый раз боялся быть обнаруженным – боялся, что чеченский зверь повернется в мою сторону и крикнет: “А теперь этого!”
После такого ужаса все остальное кажется ерундой.
C возрастом, к ужасу на киноэкране порог чувствительности снижается. Или это у меня только? Наступает период, когда ужас служит пищей для ума и обсуждений. Но все это проходит без той искренней веры в происходящее, которая была раньше. Я бы назвал это ушедшее состояние – “эффектом ребенка”. Ребенок вполне себе понимает, что сказка – это выдуманное что-то. Но способен испытывать живые эмоции страха.
Когда читаю сыну сказки братьев Гримм – а они зачастую все из крови, смертей и справедливой мести – я иногда вижу, как его лицо застывает, и сам он выпрямляется, ручками тянется ко мне, потому что выдуманный мир сказки на время становится для него реальностью, в которую он погружается. Он не кричит – он просто боится пошевелиться.
Мы все понимаем, что кино – это то, чего нет.
С годами мне все больше становилось интересным другое – как это сделано, многое в фильмах я подвергал оценке, научил себя наслаждаться видом ужаса. Мое восприятие настолько пресытилось – что в скором времени ничто не могло испугать меня на экране.
Исключения бывают, конечно. Но в целом – что-то потеряно. Взрослого меня – чем уже можно удивить? И я часто жалею, что мне уже никогда не удастся вернуть то состояние, c которым я смотрел фильм “Люди под лестницей”.
В те годы был расцвет кабельного телевидения (о, эпоха пиратских видеокассет, недоступная сегодняшнему поколению! Как мне вас жалко).
“Горизонт”, на котором было всего 8 кнопок, работал каждый вечер. Родители смотрели ранее недоступные фильмы западного производства. Все подряд. С замиранием сердца я часто заглядывал в большую комнату и, если не надо было делать уроков, садился у горящего экрана. Также было и в тот раз. То, что происходило на экране – привело меня в ужас: сумасшедший мужчина в костюме сада-мазо бегал с дробовиком по огромному дому за маленьким негритенком; безумец стрелял – и штукатурка осыпалась. А его сестра, которая тоже была не в себе, с очень некрасивым лицом, пребывающая (сейчас я уже точно утвердился в этом) с братом в противоестественной сексуальной связи – находилась в этот момент на кухне. Сам дом, похожий на муравейник, с бесчисленными этажами и потайными комнатами, где между стен – можно бегать и стрелять, и где из вентиляционной шахты в любой момент может высунуться чья-то рука (врага или друга), а под лестницей – томятся полу-люди, полу-звери, будто сошедшие со страниц “Острова доктора Моро” – это на всю жизнь. Это – как порез ножом, после которого остается шрам: не болит – но от него уже никуда не деться. Кстати, сестра называла брата “Таракан” – в то время как он носился по этажам – весь в коже и с черти какими мыслями в своей больной голове. Сколько раз потом пересматривал этот фильм – ни в одном из переводов этого “таракана” больше не встретил. Сдается мне – тогда по кабельному телевидению крутили пиратскую копию с озвучкой Володарского. В сети ее – нет. Теперь только в моей голове звучит это любовное, безумное – “Таракан”…
Я очень люблю этот фильм. Наверное, мне повезло, что я посмотрел его в том возрасте: сейчас бы так не зацепил. А может – фильмы подобного рода и рассчитаны на такой возраст. В любом случае, тут важен эффект неожиданности. Когда уже все знаешь – трудно испугаться. Если только у тебя не такая же память, как у золотой рыбки.
Что-то подобное потерянным юношеским ощущениям – я испытал, когда лет 5-6 назад смотрел “Джиперс-Криперс”. Что называется, пробило. С первых же кадров какой-то первородный ужас ворвался в меня – юноша движимый любопытством проваливается в какую-то трубу уходящую под землю и только лицо сестры (опять – чувствуте? – родственные отношения) на фоне равнодушного неба застывшее над воронкой бездны – служит жалкой надеждой на возвращение в реальный мир. Ставишь себя на место парня – и становится страшно. А если включить холодную голову – подумаешь: ну это все объяснимо! Чтобы создать угрозу в кадре – далеко ходить не надо, талантливые режиссеры всегда знали из какого сора страх растет ичто надо делать – чтобы раскрутить машину зрительского чувственного восприятия на полную мощность (что Уэс Крэйвен, что Сальва, да что тот же прославленный Ардженто прекрасно понимали, что замкнутые пространства и страх не выбраться из них – лучшая пища для зрительского страха).
Особенно меня заставила трепетать сцена с пугалом и старухой, дом которой полон кошек. Ну, это для тех, кто в теме. А тем, кто в танке – советую посмотреть и на себе проверить свой порог чувствительности.
Может, я делаю из мухи слона. Но я и вправду перестал бояться..
Если у этого чувства есть невинность – то я лишился ее. И смотрю на ужасы в кадре механически. Шедевр Уэса Крейвена меня уже не потрясает, как тогда – во время первого просмотра.
Мальчик-негритенок, путешествующий между стен больного, как сами хозяева, странного, какого-то бесконечного дома, в подвале которого стонут за решетками обезображенные, волосатые люди с вырванными языками – так и остался навсегда в прошлом, затерялся в этом доме-муравейнике, растворился в нем – как мое очень тонкое восприятие кинореальности, опыт жизни поглотил его и многое другое. Лишение невинности не проходит даром.
И не надо успокаивать себя тем, что каждый фильм обладает “эффектом новизны”, который после 2-го, 3-го просмотра уже не ощущается часто.
Мой сын часто просит меня читать одну и ту же сказку по много раз и все равно боится: взгляд его стекленеет, кажется, мой мальчик рассыплется, если я нечаянно задену его рукой – разлетится на осколки.
При всем при этом моя чувствительная система остается прежней. Только ужас вызывают другие вещи.
Наверное, в этом все и дело. И я завидую своему сыну – у которого все еще впереди. В том смысле – что это этого “впереди” он может наслаждаться чистым восприятием всего. Не только страха.
А “впереди” – это вся жизнь в ее многообразии.
Однажды я наткнулся на видео в интернете, где чеченские боевики отрезали головы нашим солдатам. Парни лежали на земле, cловно прибитые ветром стебли травы. Звучала непонятная мне речь, перемешанная русскими словами. Равнодушный голос оператора комментировал происходящее. Чеченец, возомнивший себя палачом (а проще говоря – убийца) схватил одного из солдатиков и, как упирающуюся свинью, потащил его за собой – а существо, теряя человеческое достоинство перед лицом смерти, умоляло оставить его в живых. После каждого надреза бензопилы оно еще на что-то надеялось. “Ведь нельзя же так!”, “Да вы что?!”, “Я жить хочу!” – и между фразами дикий рев режущей машинки, и плеск крови из разорванного тела. Жертва верила, что тот, кто ее пилил – сжалится, в конце концов; он должен так сделать, ведь это даже не поле боя, не война, и уж тем более – не “Люди под лестницей”, не “Джиперс-криперс”.
На моих глазах убивали человека. В этот момент я ощущал такой первородный, потерянный мной несколько лет назад ужас. Я будто смотрел сквозь щелочку и каждый раз боялся быть обнаруженным – боялся, что чеченский зверь повернется в мою сторону и крикнет: “А теперь этого!”
После такого ужаса все остальное кажется ерундой.
I MAKE AN ELEPHANT FROM FLY ...
With age, to the horror on the movie screen, the sensitivity threshold decreases. Or is it just me? There comes a period when terror serves as food for thought and discussion. But all this passes without the sincere faith in what is happening, which was before. I would call this departed state the “baby effect”. The child fully understands that a fairy tale is a fictional something. But he is capable of experiencing lively emotions of fear.
When I read to my son the fairy tales of the Brothers Grimm - and they are often all of blood, death and just revenge - I sometimes see his face freeze, and he himself straightens up, reaches out to me with his arms, because the fictional world of a fairy tale for a while becomes a reality for him. into which he plunges. He doesn’t scream - he’s just afraid to move.
We all understand that cinema is something that does not exist.
Over the years, I became more and more interested in something else - how it was done, I evaluated many things in films, taught myself to enjoy the sight of horror. My perception was so jaded - that soon nothing could frighten me on the screen.
There are exceptions, of course. But in general, something is lost. How can you surprise me as an adult? And I often regret that I will never be able to return to the state with which I watched the film People Under the Stairs.
Those years were the heyday of cable television (oh, the era of pirated videotapes, inaccessible to today's generation! How sorry I am for you).
Horizon, which had only 8 buttons, worked every evening. Parents watched previously unavailable Western films. All. With a sinking heart, I often looked into the large room and, if there was no need to do my homework, sat down at the burning screen. It was also that time. What was happening on the screen horrified me: a crazy man in a garden-maso suit was running around a huge house with a shotgun after a little negro; the madman shot - and the plaster crumbled. And his sister, who was also not herself, with a very ugly face, who (now I have already definitely established myself in this) with her brother in an unnatural sexual relationship, was at that moment in the kitchen. The house itself, which looks like an anthill, with countless floors and secret rooms, where between the walls you can run and shoot, and where a hand (an enemy or friend) can stick out of the ventilation shaft at any moment, and under the stairs, half- people, half-animals, as if descended from the pages of "The Island of Dr. Moreau" - this is for life. It is like a cut with a knife, after which a scar remains: it does not hurt - but there is nowhere to get away from it. By the way, my sister called her brother "Cockroach" - while he was scampering around the floors - all covered in skin and with what devil thoughts in his sick head. How many times have I watched this film later - I have never met this “cockroach” in any of the translations. It seems to me - then on cable television they played a pirated copy with the voice acting of Volodarsky. It is not on the network. Now only in my head this love, crazy sounds - "Cockroach" ...
I really love this movie. Probably, I was lucky that I watched it at that age: now I would not be so hooked. Or maybe - films of this kind are designed for this age. In any case, the surprise effect is important here. When you already know everything, it's hard to get scared. Unless you have the same memory as a goldfish.
Something similar to the lost youthful sensations I experienced when I watched Jeepers Creepers 5-6 years ago. It struck, as they say. From the very first shots, some primordial horror burst into me - a young man, driven by curiosity, falls into some kind of pipe going underground and only the sister's face (again - feel? - kinship) against the background of an indifferent sky frozen over the funnel of the abyss - serves as a pitiful hope to return to the real world. You put yourself in the guy's shoes and it gets scary. And if you turn on a cool head, you will think: well, this is all understandable! To create a threat in the frame - you don't have to go far, talented directors always knew from what rubbish the fear grows and what to do - to spin up the spectator's sensory perception machine at full capacity (that Wes Craven, that Salva, and that the same famous Argento understood perfectly well, that confined spaces and the fear of not getting out of them are the best food for spectator fear).
The scene with the scarecrow and the old woman, whose house is full of cats, made me especially in awe. Well, this is for those in the know. And for those who are in the tank, I advise you to look and check your sensitivity threshold for yourself.
Maybe I'm making an elephant out of a fly. But I really stopped being afraid ..
If this feeling has innocence, then I have lost it. And I look at the horrors in the frame mechanically. Wes Craven’s masterpiece doesn’t shock me any more than it did during the first viewing.
A negro boy who travels between the walls of a sick person, like the owners themselves, of a strange, endless house, in the basement of which disfigured, hairy people with torn out tongues are moaning behind bars - and remained forever in the past, lost in this house-anthill, solution
With age, to the horror on the movie screen, the sensitivity threshold decreases. Or is it just me? There comes a period when terror serves as food for thought and discussion. But all this passes without the sincere faith in what is happening, which was before. I would call this departed state the “baby effect”. The child fully understands that a fairy tale is a fictional something. But he is capable of experiencing lively emotions of fear.
When I read to my son the fairy tales of the Brothers Grimm - and they are often all of blood, death and just revenge - I sometimes see his face freeze, and he himself straightens up, reaches out to me with his arms, because the fictional world of a fairy tale for a while becomes a reality for him. into which he plunges. He doesn’t scream - he’s just afraid to move.
We all understand that cinema is something that does not exist.
Over the years, I became more and more interested in something else - how it was done, I evaluated many things in films, taught myself to enjoy the sight of horror. My perception was so jaded - that soon nothing could frighten me on the screen.
There are exceptions, of course. But in general, something is lost. How can you surprise me as an adult? And I often regret that I will never be able to return to the state with which I watched the film People Under the Stairs.
Those years were the heyday of cable television (oh, the era of pirated videotapes, inaccessible to today's generation! How sorry I am for you).
Horizon, which had only 8 buttons, worked every evening. Parents watched previously unavailable Western films. All. With a sinking heart, I often looked into the large room and, if there was no need to do my homework, sat down at the burning screen. It was also that time. What was happening on the screen horrified me: a crazy man in a garden-maso suit was running around a huge house with a shotgun after a little negro; the madman shot - and the plaster crumbled. And his sister, who was also not herself, with a very ugly face, who (now I have already definitely established myself in this) with her brother in an unnatural sexual relationship, was at that moment in the kitchen. The house itself, which looks like an anthill, with countless floors and secret rooms, where between the walls you can run and shoot, and where a hand (an enemy or friend) can stick out of the ventilation shaft at any moment, and under the stairs, half- people, half-animals, as if descended from the pages of "The Island of Dr. Moreau" - this is for life. It is like a cut with a knife, after which a scar remains: it does not hurt - but there is nowhere to get away from it. By the way, my sister called her brother "Cockroach" - while he was scampering around the floors - all covered in skin and with what devil thoughts in his sick head. How many times have I watched this film later - I have never met this “cockroach” in any of the translations. It seems to me - then on cable television they played a pirated copy with the voice acting of Volodarsky. It is not on the network. Now only in my head this love, crazy sounds - "Cockroach" ...
I really love this movie. Probably, I was lucky that I watched it at that age: now I would not be so hooked. Or maybe - films of this kind are designed for this age. In any case, the surprise effect is important here. When you already know everything, it's hard to get scared. Unless you have the same memory as a goldfish.
Something similar to the lost youthful sensations I experienced when I watched Jeepers Creepers 5-6 years ago. It struck, as they say. From the very first shots, some primordial horror burst into me - a young man, driven by curiosity, falls into some kind of pipe going underground and only the sister's face (again - feel? - kinship) against the background of an indifferent sky frozen over the funnel of the abyss - serves as a pitiful hope to return to the real world. You put yourself in the guy's shoes and it gets scary. And if you turn on a cool head, you will think: well, this is all understandable! To create a threat in the frame - you don't have to go far, talented directors always knew from what rubbish the fear grows and what to do - to spin up the spectator's sensory perception machine at full capacity (that Wes Craven, that Salva, and that the same famous Argento understood perfectly well, that confined spaces and the fear of not getting out of them are the best food for spectator fear).
The scene with the scarecrow and the old woman, whose house is full of cats, made me especially in awe. Well, this is for those in the know. And for those who are in the tank, I advise you to look and check your sensitivity threshold for yourself.
Maybe I'm making an elephant out of a fly. But I really stopped being afraid ..
If this feeling has innocence, then I have lost it. And I look at the horrors in the frame mechanically. Wes Craven’s masterpiece doesn’t shock me any more than it did during the first viewing.
A negro boy who travels between the walls of a sick person, like the owners themselves, of a strange, endless house, in the basement of which disfigured, hairy people with torn out tongues are moaning behind bars - and remained forever in the past, lost in this house-anthill, solution
У записи 4 лайков,
3 репостов.
3 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Андрей Ноябрь
