дед владимир
вынимается из заполярных льдов,
из-под вертолётных винтов
и встает у нашего дома, вся в инее голова
и не мнётся под ним трава.
дед николай
выбирается где-то возле реки москвы
из-под новодевичьей тишины и палой листвы
и встает у нашего дома, старик в свои сорок три
и прозрачный внутри.
и никто из нас не выходит им открывать,
но они обступают маленькую кровать
и фарфорового, стараясь дышать ровней,
дорогого младенца в ней.
- да, твоя порода, володя, -
смеется дед николай. -
мы все были чернее воронова крыла.
дед владимир кивает из темноты:
- а курносый, как ты.
едет синяя на потолок от фар осторожная полоса.
мы спим рядом и слышим тихие голоса.
- ямки веркины при улыбке, едва видны.
- или гали, твоей жены.
и стоят, и не отнимают от изголовья тяжелых рук.
- представляешь, володя? внук.
мальчик всхлипывает, я его укладываю опять,
и никто из нас не выходит их провожать.
дед владимир, дед николай обнимаются и расходятся у ворот.
- никаких безотцовщин на этот раз.
- никаких сирот.
(Вера Полозкова)
вынимается из заполярных льдов,
из-под вертолётных винтов
и встает у нашего дома, вся в инее голова
и не мнётся под ним трава.
дед николай
выбирается где-то возле реки москвы
из-под новодевичьей тишины и палой листвы
и встает у нашего дома, старик в свои сорок три
и прозрачный внутри.
и никто из нас не выходит им открывать,
но они обступают маленькую кровать
и фарфорового, стараясь дышать ровней,
дорогого младенца в ней.
- да, твоя порода, володя, -
смеется дед николай. -
мы все были чернее воронова крыла.
дед владимир кивает из темноты:
- а курносый, как ты.
едет синяя на потолок от фар осторожная полоса.
мы спим рядом и слышим тихие голоса.
- ямки веркины при улыбке, едва видны.
- или гали, твоей жены.
и стоят, и не отнимают от изголовья тяжелых рук.
- представляешь, володя? внук.
мальчик всхлипывает, я его укладываю опять,
и никто из нас не выходит их провожать.
дед владимир, дед николай обнимаются и расходятся у ворот.
- никаких безотцовщин на этот раз.
- никаких сирот.
(Вера Полозкова)
grandfather vladimir
removed from the polar ice,
from under the helicopter propellers
and gets up at our house, all in a frost head
and the grass does not crumple under it.
grandfather nicholas
gets out somewhere near the Moscow river
from under the silence of Novodevichy and fallen leaves
and gets up at our house, an old man in his forty-three
and transparent inside.
and none of us goes out to them to open,
but they surround a small bed
and porcelain, trying to breathe evenly,
dear baby in it.
- yes, your breed, Volodya, -
grandfather nicholas laughs -
we were all blacker than a raven's wing.
grandfather Vladimir nods from the darkness:
- and snub-nosed, like you.
rides a blue on the ceiling from the headlights of the cautious lane.
we sleep side by side and hear quiet voices.
- Verkina pits with a smile are barely visible.
- or gali, your wife.
and stand, and do not take away heavy hands from the head of the bed.
- can you imagine, Volodya? grandson.
the boy sobs, I put him down again,
and none of us comes out to see them off.
grandfather vladimir, grandfather nikolai hug and part at the gate.
- no fatherlessness this time.
- no orphans.
(Vera Polozkova)
removed from the polar ice,
from under the helicopter propellers
and gets up at our house, all in a frost head
and the grass does not crumple under it.
grandfather nicholas
gets out somewhere near the Moscow river
from under the silence of Novodevichy and fallen leaves
and gets up at our house, an old man in his forty-three
and transparent inside.
and none of us goes out to them to open,
but they surround a small bed
and porcelain, trying to breathe evenly,
dear baby in it.
- yes, your breed, Volodya, -
grandfather nicholas laughs -
we were all blacker than a raven's wing.
grandfather Vladimir nods from the darkness:
- and snub-nosed, like you.
rides a blue on the ceiling from the headlights of the cautious lane.
we sleep side by side and hear quiet voices.
- Verkina pits with a smile are barely visible.
- or gali, your wife.
and stand, and do not take away heavy hands from the head of the bed.
- can you imagine, Volodya? grandson.
the boy sobs, I put him down again,
and none of us comes out to see them off.
grandfather vladimir, grandfather nikolai hug and part at the gate.
- no fatherlessness this time.
- no orphans.
(Vera Polozkova)
У записи 37 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Валерия Цветкова
