#стихикаждыйдень
Марина Гарбер
* * *
Преемница негреющих широт,
где невпопад коса летит на камень,
и память, словно бабкин огород,
бессонно зарастает лопухами,
я помню звук, тот самый первый хруст
(хоть, говорят, в начале было слово),
у чьих-то ног осыпавшийся куст
шуршал газетой шестьдесят восьмого.
Не домысел, я слышала сама
с такого дна глухого, но, поди ж ты, –
под фонарем кругами шла зима
и в ночь с орбиты обрывалась трижды,
летела манной, падала халвой, –
я той зимы нахлебник и наследник –
и Суламифь, беременная мной,
завязывала на спине передник.
Родительный падеж – кого? чего? –
уже тогда звучал во мне вполсилы,
когда соседка слово «рождество»
чуть заговорщицки произносила, –
ей, маковым пропахшей молоком,
в подъезде прибиравшейся в Сочельник,
хотелось, чтобы с каждым сапогом
на лестнице расшаркивался веник.
Во лбу семерка, пассажир во рту –
гундосил заблудившийся автобус,
и реки вен текли по животу,
похожему на выпяченный глобус,
и оттеняя темно-синий диск
(«О, девочка моя, как много света!»)
наш ясень превращался в тамариск –
я ощущала превращенье это!
Фонарная трещала голова,
под кроличьей не умещаясь шапкой,
«Еловый лес» летел под жернова,
вращаемые отставной лошадкой –
в слепой тоске, но слышащей пока:
ша, на муке замешивает вьюгу
ничейная широкая рука,
пускающая музыку по кругу.
На тридцать третьем прыгала игла,
поддетая невидимым мизинцем...
А я в ту пору всей Землей была,
обтянутой аляповатым ситцем.
http://magazines.russ.ru/nj/2017/286/my-nikuda-otsyuda-ne-umrem.html
Марина Гарбер
* * *
Преемница негреющих широт,
где невпопад коса летит на камень,
и память, словно бабкин огород,
бессонно зарастает лопухами,
я помню звук, тот самый первый хруст
(хоть, говорят, в начале было слово),
у чьих-то ног осыпавшийся куст
шуршал газетой шестьдесят восьмого.
Не домысел, я слышала сама
с такого дна глухого, но, поди ж ты, –
под фонарем кругами шла зима
и в ночь с орбиты обрывалась трижды,
летела манной, падала халвой, –
я той зимы нахлебник и наследник –
и Суламифь, беременная мной,
завязывала на спине передник.
Родительный падеж – кого? чего? –
уже тогда звучал во мне вполсилы,
когда соседка слово «рождество»
чуть заговорщицки произносила, –
ей, маковым пропахшей молоком,
в подъезде прибиравшейся в Сочельник,
хотелось, чтобы с каждым сапогом
на лестнице расшаркивался веник.
Во лбу семерка, пассажир во рту –
гундосил заблудившийся автобус,
и реки вен текли по животу,
похожему на выпяченный глобус,
и оттеняя темно-синий диск
(«О, девочка моя, как много света!»)
наш ясень превращался в тамариск –
я ощущала превращенье это!
Фонарная трещала голова,
под кроличьей не умещаясь шапкой,
«Еловый лес» летел под жернова,
вращаемые отставной лошадкой –
в слепой тоске, но слышащей пока:
ша, на муке замешивает вьюгу
ничейная широкая рука,
пускающая музыку по кругу.
На тридцать третьем прыгала игла,
поддетая невидимым мизинцем...
А я в ту пору всей Землей была,
обтянутой аляповатым ситцем.
http://magazines.russ.ru/nj/2017/286/my-nikuda-otsyuda-ne-umrem.html
#everyday
Marina Garber
* * *
The successor of non-heating latitudes
where the scythe flies on the stone out of place,
and memory, like a grandmother's garden,
sleeplessly overgrown with burdocks,
I remember the sound, that very first crunch
(although, they say, there was a word in the beginning),
a crumbling bush at someone's feet
rustled the newspaper on sixty-eight.
Not speculation, I heard it myself
from such a deaf bottom, but, come on, -
winter was going in circles under the lantern
and in the night it broke off from orbit three times,
manna flew, halva fell, -
I am that winter's freeloader and heir -
and Shulamith, pregnant with me,
tied an apron on her back.
Genitive case - who? what? -
even then it sounded half-hearted in me,
when the neighbor the word "christmas"
she spoke a little conspiratorially, -
her, smelling of poppy milk,
at the entrance tidying up on Christmas Eve,
I wanted with each boot
a broom was scrabbling on the stairs.
There is a seven in the forehead, a passenger in the mouth -
Gundos was driving a lost bus
and rivers of veins flowed through the belly,
like a bulging globe,
and shading the dark blue disc
("Oh, my girl, how much light!")
our ash turned into tamarisk -
I felt this transformation!
The lamp head cracked
under a rabbit hat that does not fit,
"Spruce forest" flew under the millstones,
rotated by a retired horse -
in blind melancholy, but still hearing:
sha, kneads a blizzard on flour
no one's wide hand,
letting the music go around.
On the thirty-third the needle jumped,
prying with an invisible little finger ...
And at that time I was the whole Earth,
covered with lurid chintz.
http://magazines.russ.ru/nj/2017/286/my-nikuda-otsyuda-ne-umrem.html
Marina Garber
* * *
The successor of non-heating latitudes
where the scythe flies on the stone out of place,
and memory, like a grandmother's garden,
sleeplessly overgrown with burdocks,
I remember the sound, that very first crunch
(although, they say, there was a word in the beginning),
a crumbling bush at someone's feet
rustled the newspaper on sixty-eight.
Not speculation, I heard it myself
from such a deaf bottom, but, come on, -
winter was going in circles under the lantern
and in the night it broke off from orbit three times,
manna flew, halva fell, -
I am that winter's freeloader and heir -
and Shulamith, pregnant with me,
tied an apron on her back.
Genitive case - who? what? -
even then it sounded half-hearted in me,
when the neighbor the word "christmas"
she spoke a little conspiratorially, -
her, smelling of poppy milk,
at the entrance tidying up on Christmas Eve,
I wanted with each boot
a broom was scrabbling on the stairs.
There is a seven in the forehead, a passenger in the mouth -
Gundos was driving a lost bus
and rivers of veins flowed through the belly,
like a bulging globe,
and shading the dark blue disc
("Oh, my girl, how much light!")
our ash turned into tamarisk -
I felt this transformation!
The lamp head cracked
under a rabbit hat that does not fit,
"Spruce forest" flew under the millstones,
rotated by a retired horse -
in blind melancholy, but still hearing:
sha, kneads a blizzard on flour
no one's wide hand,
letting the music go around.
On the thirty-third the needle jumped,
prying with an invisible little finger ...
And at that time I was the whole Earth,
covered with lurid chintz.
http://magazines.russ.ru/nj/2017/286/my-nikuda-otsyuda-ne-umrem.html
У записи 7 лайков,
0 репостов,
323 просмотров.
0 репостов,
323 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Артём Морс
