Матушка моя, дорогая Тамара Александровна, не люблю писать зря, когда нечего. Ничего ровно не изменилось с тех пор, как Вы уехали. Так же все Валентина Ефремовна ходит к Тамаре Григорьевне, Тамара Григорьевна к Валентине Ефремовне, Александра Григорьевна к Леониду Савельевичу, а Леонид Савельевич к Александру Ивановичу. Абсолютно так же ничего не могу сказать и о себе. Немного загорел, немного пополнел, немного похорошел, но даже и с этим не все согласны.
Вот разве опишу вам казус, случившийся с Леонидом Савельевичем. Зашел раз Леонид Савельевич ко мне и не застал меня дома. Ему даже дверь не открыли, а только через дверь спросили: кто там? Он спросил сначала меня, а потом назвал свою фамилию, почему-то Савельев. А мне потом передают, что приходила ко мне какая-то барышня по имени Севилья. Я лишь с трудом догадался, кто был на самом деле. Да, а на днях еще такой казус вышел. Пошли мы с Леонидом Савельевичем в цирк. Приходим перед началом и, представьте себе, нет ни одного билета. Я говорю: пойдемте, Леонид Савельевич, на фу-фу. Мы и пошли. А у входа меня задержали и не пускают, а он, смотрю, свободно вперед прошел. Я обозлился и говорю: вон тот человек тоже без билета. Почему вы его пускаете? А они мне говорят: это Ванька-встанька, он у нас у ковра служит. Совсем, знаете, захирел Леонид Савельевич и на Госиздат рукой машет, хочет в парикмахеры поступить. Александр Иванович купил себе брюки, уверяет, что оксфорт. Широки они, действительно, страшно, шире оксфорта, но зато коротки очень, видать где носки кончаются. Александр Иванович не унывает, говорит: поношу - разносятся. Валентина Ефремовна переехала на другую квартиру. Должно быть и оттуда турнут ее в скором времени. Тамара Григорьевна и Александра Григорьевна нахально сидят в Вашей комнате; советую обратить внимание. Синайские, между прочим, мерзавцы.
Вот примерно все, что произошло за время Вашего отсутствия. Как будет что нибудь интересное, напишу обязательно.
Очень соскучились мы без Вас. Я влюбился уже в трех красавиц, похожих на Вас. Леонид Савельевич написал у себя под кроватью карандашом по обоям: "Тамара А.К.Н." А Олейников назвал своего сына Тамарой. А Александр Иванович всех свих знакомых зовет Тамася. А Валентина Ефремовна написала Барскому письмо и подписалась "Т" - либо "Твоя" либо "Тамара". Хотите верьте, хотите не верьте, но даже Боба Левин прислал из Симбирска письмо, где пишет "...ну как живешь, кого видишь?" Явно интересуется, вижу ли я Вас. На днях встретил Данилевича. Он прямо просиял и затрепетал, но, узнав меня, просто осунулся. Я, говорит*, вас за Тамарочку принял, теперь вижу, обознался. Так и сказал: за Тамарочку. Я ничего не сказал, только посмотрел ему вслед и тихо пробормотал: сосулька! А он, верно, это расслышал, подошел быстро ко мне, да как хряснет меня по щеке неизвестно чем. Я даже заплакал, очень мне жаль Вас стало.
Не могу больше писать карандашом.
* - В этот момент тетушка отобрала у меня чернила. Пишу письмо из царского села. Д.Х.
Вот разве опишу вам казус, случившийся с Леонидом Савельевичем. Зашел раз Леонид Савельевич ко мне и не застал меня дома. Ему даже дверь не открыли, а только через дверь спросили: кто там? Он спросил сначала меня, а потом назвал свою фамилию, почему-то Савельев. А мне потом передают, что приходила ко мне какая-то барышня по имени Севилья. Я лишь с трудом догадался, кто был на самом деле. Да, а на днях еще такой казус вышел. Пошли мы с Леонидом Савельевичем в цирк. Приходим перед началом и, представьте себе, нет ни одного билета. Я говорю: пойдемте, Леонид Савельевич, на фу-фу. Мы и пошли. А у входа меня задержали и не пускают, а он, смотрю, свободно вперед прошел. Я обозлился и говорю: вон тот человек тоже без билета. Почему вы его пускаете? А они мне говорят: это Ванька-встанька, он у нас у ковра служит. Совсем, знаете, захирел Леонид Савельевич и на Госиздат рукой машет, хочет в парикмахеры поступить. Александр Иванович купил себе брюки, уверяет, что оксфорт. Широки они, действительно, страшно, шире оксфорта, но зато коротки очень, видать где носки кончаются. Александр Иванович не унывает, говорит: поношу - разносятся. Валентина Ефремовна переехала на другую квартиру. Должно быть и оттуда турнут ее в скором времени. Тамара Григорьевна и Александра Григорьевна нахально сидят в Вашей комнате; советую обратить внимание. Синайские, между прочим, мерзавцы.
Вот примерно все, что произошло за время Вашего отсутствия. Как будет что нибудь интересное, напишу обязательно.
Очень соскучились мы без Вас. Я влюбился уже в трех красавиц, похожих на Вас. Леонид Савельевич написал у себя под кроватью карандашом по обоям: "Тамара А.К.Н." А Олейников назвал своего сына Тамарой. А Александр Иванович всех свих знакомых зовет Тамася. А Валентина Ефремовна написала Барскому письмо и подписалась "Т" - либо "Твоя" либо "Тамара". Хотите верьте, хотите не верьте, но даже Боба Левин прислал из Симбирска письмо, где пишет "...ну как живешь, кого видишь?" Явно интересуется, вижу ли я Вас. На днях встретил Данилевича. Он прямо просиял и затрепетал, но, узнав меня, просто осунулся. Я, говорит*, вас за Тамарочку принял, теперь вижу, обознался. Так и сказал: за Тамарочку. Я ничего не сказал, только посмотрел ему вслед и тихо пробормотал: сосулька! А он, верно, это расслышал, подошел быстро ко мне, да как хряснет меня по щеке неизвестно чем. Я даже заплакал, очень мне жаль Вас стало.
Не могу больше писать карандашом.
* - В этот момент тетушка отобрала у меня чернила. Пишу письмо из царского села. Д.Х.
My mother, dear Tamara Alexandrovna, I don't like to write in vain when there is nothing. Nothing has changed exactly since you left. In the same way, Valentina Efremovna goes to Tamara Grigorievna, Tamara Grigorievna to Valentina Efremovna, Alexandra Grigorievna to Leonid Savelievich, and Leonid Savelievich to Alexander Ivanovich. I absolutely can't say anything about myself either. A little tanned, a little plumper, a little prettier, but even with this not everyone agrees.
Perhaps I will describe to you the incident that happened to Leonid Savelyevich. Leonid Savelievich came to me once and did not find me at home. They did not even open the door to him, but only through the door they asked: who is there? He asked me first, and then gave his last name, for some reason Savelyev. And then they tell me that some young lady named Sevilla came to me. I could hardly guess who it really was. Yes, and the other day such an incident came out. Leonid Savelievich and I went to the circus. We arrive before the start and, imagine, there is not a single ticket. I say: let's go, Leonid Savelyevich, to fu-fu. We went. And at the entrance they detained me and didn’t let me in, and I saw he walked freely forward. I got angry and said: the man over there also has no ticket. Why are you letting him in? And they tell me: this is Vanka-vstanka, he serves at our carpet. You know, Leonid Savelyevich has fallen into decay and is waving his hand at Gosizdat, he wants to go to hairdresser. Alexander Ivanovich bought himself trousers, assures that they are oxford. They are really wide, scary, wider than oxford, but very short, you see where the socks end. Alexander Ivanovich is not discouraged, he says: I wear it - they spread. Valentina Efremovna moved to another apartment. She must be turned from there soon. Tamara Grigorievna and Alexandra Grigorievna are sitting impudently in your room; I advise you to pay attention. Sinai, by the way, are scoundrels.
This is about everything that happened during your absence. As there will be something interesting, I will definitely write.
We miss you very much. I have already fallen in love with three beauties who are similar to you. Leonid Savelievich wrote under his bed with a pencil on the wallpaper: "Tamara A.K.N." And Oleinikov named his son Tamara. And Alexander Ivanovich calls all his acquaintances Tamasia. And Valentina Efremovna wrote a letter to Barsky and signed "T" - either "Yours" or "Tamara". Believe it or not, even Boba Levin sent a letter from Simbirsk, where he writes "... how are you doing, whom do you see?" Obviously interested in whether I see you. The other day I met Danilevich. He directly brightened and trembled, but, recognizing me, he simply grew haggard. I, he says *, took you for Tamarochka, now I see, I mistaken. So he said: for Tamar. I said nothing, just looked after him and muttered softly: an icicle! And he probably heard it, came quickly to me, but how he would slap me on the cheek with no one knows what. I even cried, I felt very sorry for you.
I can't write in pencil anymore.
* - At that moment my aunt took the ink away from me. I am writing a letter from the Tsar's village. D.Kh.
Perhaps I will describe to you the incident that happened to Leonid Savelyevich. Leonid Savelievich came to me once and did not find me at home. They did not even open the door to him, but only through the door they asked: who is there? He asked me first, and then gave his last name, for some reason Savelyev. And then they tell me that some young lady named Sevilla came to me. I could hardly guess who it really was. Yes, and the other day such an incident came out. Leonid Savelievich and I went to the circus. We arrive before the start and, imagine, there is not a single ticket. I say: let's go, Leonid Savelyevich, to fu-fu. We went. And at the entrance they detained me and didn’t let me in, and I saw he walked freely forward. I got angry and said: the man over there also has no ticket. Why are you letting him in? And they tell me: this is Vanka-vstanka, he serves at our carpet. You know, Leonid Savelyevich has fallen into decay and is waving his hand at Gosizdat, he wants to go to hairdresser. Alexander Ivanovich bought himself trousers, assures that they are oxford. They are really wide, scary, wider than oxford, but very short, you see where the socks end. Alexander Ivanovich is not discouraged, he says: I wear it - they spread. Valentina Efremovna moved to another apartment. She must be turned from there soon. Tamara Grigorievna and Alexandra Grigorievna are sitting impudently in your room; I advise you to pay attention. Sinai, by the way, are scoundrels.
This is about everything that happened during your absence. As there will be something interesting, I will definitely write.
We miss you very much. I have already fallen in love with three beauties who are similar to you. Leonid Savelievich wrote under his bed with a pencil on the wallpaper: "Tamara A.K.N." And Oleinikov named his son Tamara. And Alexander Ivanovich calls all his acquaintances Tamasia. And Valentina Efremovna wrote a letter to Barsky and signed "T" - either "Yours" or "Tamara". Believe it or not, even Boba Levin sent a letter from Simbirsk, where he writes "... how are you doing, whom do you see?" Obviously interested in whether I see you. The other day I met Danilevich. He directly brightened and trembled, but, recognizing me, he simply grew haggard. I, he says *, took you for Tamarochka, now I see, I mistaken. So he said: for Tamar. I said nothing, just looked after him and muttered softly: an icicle! And he probably heard it, came quickly to me, but how he would slap me on the cheek with no one knows what. I even cried, I felt very sorry for you.
I can't write in pencil anymore.
* - At that moment my aunt took the ink away from me. I am writing a letter from the Tsar's village. D.Kh.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Варя Кузина
