Воспоминания моей бабушки,она очень много рассказывала о войне ,она до сих пор жива,но увы у нее ничего не узнать,потеряла память из-за одного "хорошего водителя"
Очень много букв,но очень интересная история...конечно тут часть ее
Мой поиск привел меня в дом к Карасевой Анастасии Федоровне. Удивительный она человек. И я убеждаюсь, что старикам очень необходимо внимание, живое человеческое участие. Она родилась в 1926 году 25 ноября в Великомихайловке в многодетной семье. Она была младшим ребенком. Жизнь была нелегкой. Из тринадцати детей выжило только семеро. У них была корова, и можно сказать, что она помогла се мье выжить. Когда началась война, Асе было всего 15 лет.
«Немцам меня выдал наш сосед, сын председателя сельского совета. Он сказал немцам, что в нашей семье можно взять только меня. На дан ный момент мой старший брат ушел добровольцем на фронт, сестры эвакуировались. Осталась только я.
Осенью 1942 года всю выборочную молодежь согнали на площадь. В тот день лил сильный дождь. Нас, рыдающих, в такую непогоду отпра вили пешком до Чернянки. Там посадили на поезд, на котором мы ехали до места пребывания лагеря, в город Бранденбург.
По дороге было несколько дезинфекций. Ехали мы в товарных ваго нах. На улицу нас выпускали только в туалет. К нам было просто скот ское отношение. Питание в поезде было ужасное. Если человек не успел подставить миску, когда шел раздатчик, он оставался без еды. Раздатчик даже не обращал внимание на то, что человек остался голодным. Нам, новоприбывшим в лагерь, выдали специальную одежду со знаком ОСТ. Так же у каждого был свой индивидуальный номер, который он должен был говорить на немецком языке при входе в лагерь. Мы жили в бараке, спали на двухъярусных кроватях. В нашей комнате было 18 девушек (раз ных по возрасту). Девушек заставили работать на фабрике, разгружать вагоны со строительным материалом. Нас же, исхудавших малолеток, не знали куда определить на работу. Потом все же мы стали убирать в об щественной бане и столовой. Подъем был в 6°°. Суточная норма еды была следующая: 300 гр. хлеба (с опилками), 1 литр баланды. В месяц дава ли 150 грамм сахара. Мы складывали его в полиэтиленовые пакеты и могли себе позволить только лизать его. В последний день недели у нас был воскресный ужин – пять-шесть вареных картофелин в мундире. Иногда этот день был выходным. Чтобы заработать лишний кусок хле ба, я иногда уходила из лагеря в город и работала вместе с немецкими девушками. Наш женский барак был построен возле завода, на котором работали ребята. В один день я задержалась на работе с немками, было уже поздно возвращаться в лагерь. В то время я плохо говорила по-немецки. Подруга - немка кое-как объяснила мне, что у нее день рожде ния. Она уговорила меня остаться на вечер, а утром в шесть часов, когда ребята идут на завод, смешаться с ними в толпу и пройти через проход ную в лагерь. По тем временам ужин был замечательный. На столе было много салатов и компотов из банок. Для меня, русской, это было в дико вину. Я, которая принимала за счастье пять - шесть вареных картофе лин, была просто в восторге.
Всю ночь я очень беспокойно спала, все боялась проспать шесть часов утра. После полуночи я все время судорожно просыпалась, но убедив шись что еще есть время, снова засыпала. Проснувшись в очередной раз в три часа ночи, я посмотрела на часы, и мне показалось, что они пока зывают шесть часов утра. Я разбудила немку. Она быстро собрала в сум ку еду для моих лагерных подруг, и я поспешила на проходную. Когда я пришла к проходной, ребят не было. Тогда я решилась на отчаянный шаг, бежать одной через проходную. Спрятав сумку с едой под полу пальто, я побежала. Но дежуривший на проходной немец, заметил дви жущегося человека и последовал за мной. Я быстро заскочила в барак, спрятала сумку, сняла пальто, и прямо в платье юркнула под одеяло. Де журный немец с проходной точно выследил меня и, зайдя к нам в барак, где мы спали, заставил проснуться всех девушек. Когда мы поднялись с кроватей, выяснилось, что среди них я одна в рабочем платье. В тот мо мент у меня в голове возникла такая мысль: «Ну, все, точно загремлю в концлагерь»! Справиться с той ситуацией мне помог начальник лагеря. Он поговорил с этим солдатом и сказал, что я незаменимый работник и меня нельзя наказать столь жестоким способом.
За нашим бараком были закреплены два немца (молодой и старый). Старый немец был очень добрый. О нем у меня остались только хорошие воспоминания. В Германии у меня была подруга Матюхина Мария. Мы были с ней неразлучны. Бывало уберем в бане и оставшееся время сидим о доме, о родных вспоминаем. Я иногда пела. Однажды мое пение услы шал старый надсмотрщик барака. Его так растрогали мои песни, что он каждый день приносил нам бутерброд.
В Германии мы были еще подростками. Растущим организмам нужно было хорошо питаться. Мы работали в столовой, мыли посуду. Очень тяжело было нам, голодным, смотреть на обедавших «фрицев». Когда эту ситуацию заметил и понял опять же наш надсмотрщик - немец, он стал выпрашивать у раздатчицы в столовой порцию супа (естественно не признался для кого). Потом прятал нас за шкаф, только одни ноги были видны. Пока мы ели он караулил, чтобы никто нас не заметил. Началь ник всего нашего лагеря тоже был хорошим человеком. Ему часто при ходили посылки с одеждой и обувью. Однажды позвал меня и Марию и дал нам одежду. Мне, как сейчас помню, дал белые парусиновые туфли и кофту.
В тот момент очень важны были вести с фронта. У нас в бараке был очень старый приемник, но потом какой-то «ловкий парень» украл его. Мы были полностью оторванными от дома, каждый советский праздник старались выделить из серых будничных дней пребывания в Германии.
Не все люди смирились с насильственным пребыванием в Германии. Многие решились на побег. В нашем бараке жили три девушки - подру ги. Всегда после работы они садились на дерево и долго разговаривали. Однажды познакомились с поляками, сдружились, и они помогли девуш кам сбежать из лагеря. Перед побегом девушки сочинили стихотворение:
Прощай, тот лагерь в Бранденбурге
Где я жила, где девять месяцев томилась,
А на десятый не могла
Прощайте, все друзья, подруги,
Уходим мы от вас.
И просим: пожелайте счастья,
Не проклинайте нас
Мы будем там, в стране далекой,
Уверенны вполне
Теперь прощайте, дорогие,
И пожелайте счастья мне.
Одна из этих, бежавших девушек, была из Солонец - Поляны. Моя мама, узнав о ее возвращении, ходила к ней, чтобы узнать обо мне. Ей сказали о том, что я жива, и она стала ждать моего возвращения.
В 1945 году, когда война шла уже на территории Германии, нас осво бодили войска союзников. И 3 июля 1945 года передали советскому ко мандованию. Было приказано не выходить в город, решался вопрос о нашей отправке на Родину. Я помню, что меня и моих земляков доставили в Харьков, а потом мы уже добирались домой кто как смог. Некоторые наши подруги оставались за границей. Землянко Галина жила с нами в одном бараке. Она познакомилась с чехом. После нашего освобождения вышла за него замуж. Они уехали в Чехию. На Ро дину они приезжали уже с детьми, навестить родственников. После вой ны интересовались людьми, оставшимися в Германии. Нас расспрашива ли о них. Домой я вернулась 15 сентября 1945 года. Когда прошла первая радость встречи, встал вопрос, как жить дальше. Знакомый моего отца посоветовал мне продолжить учебу. С октября 1945 года я пошла в 8-й класс. Но проучилась всего год и бросила, возраст был уже не тот (19 лет). В жизни всего досталось. Много пришлось потрудиться. Были ра дости и огорчения. Но, вспоминая то, военное время, я вспоминаю свою юность. Мы многого не понимали в силу своей молодости. Но мы надея лись, верили, что нас не оставят на чужбине».
Очень много букв,но очень интересная история...конечно тут часть ее
Мой поиск привел меня в дом к Карасевой Анастасии Федоровне. Удивительный она человек. И я убеждаюсь, что старикам очень необходимо внимание, живое человеческое участие. Она родилась в 1926 году 25 ноября в Великомихайловке в многодетной семье. Она была младшим ребенком. Жизнь была нелегкой. Из тринадцати детей выжило только семеро. У них была корова, и можно сказать, что она помогла се мье выжить. Когда началась война, Асе было всего 15 лет.
«Немцам меня выдал наш сосед, сын председателя сельского совета. Он сказал немцам, что в нашей семье можно взять только меня. На дан ный момент мой старший брат ушел добровольцем на фронт, сестры эвакуировались. Осталась только я.
Осенью 1942 года всю выборочную молодежь согнали на площадь. В тот день лил сильный дождь. Нас, рыдающих, в такую непогоду отпра вили пешком до Чернянки. Там посадили на поезд, на котором мы ехали до места пребывания лагеря, в город Бранденбург.
По дороге было несколько дезинфекций. Ехали мы в товарных ваго нах. На улицу нас выпускали только в туалет. К нам было просто скот ское отношение. Питание в поезде было ужасное. Если человек не успел подставить миску, когда шел раздатчик, он оставался без еды. Раздатчик даже не обращал внимание на то, что человек остался голодным. Нам, новоприбывшим в лагерь, выдали специальную одежду со знаком ОСТ. Так же у каждого был свой индивидуальный номер, который он должен был говорить на немецком языке при входе в лагерь. Мы жили в бараке, спали на двухъярусных кроватях. В нашей комнате было 18 девушек (раз ных по возрасту). Девушек заставили работать на фабрике, разгружать вагоны со строительным материалом. Нас же, исхудавших малолеток, не знали куда определить на работу. Потом все же мы стали убирать в об щественной бане и столовой. Подъем был в 6°°. Суточная норма еды была следующая: 300 гр. хлеба (с опилками), 1 литр баланды. В месяц дава ли 150 грамм сахара. Мы складывали его в полиэтиленовые пакеты и могли себе позволить только лизать его. В последний день недели у нас был воскресный ужин – пять-шесть вареных картофелин в мундире. Иногда этот день был выходным. Чтобы заработать лишний кусок хле ба, я иногда уходила из лагеря в город и работала вместе с немецкими девушками. Наш женский барак был построен возле завода, на котором работали ребята. В один день я задержалась на работе с немками, было уже поздно возвращаться в лагерь. В то время я плохо говорила по-немецки. Подруга - немка кое-как объяснила мне, что у нее день рожде ния. Она уговорила меня остаться на вечер, а утром в шесть часов, когда ребята идут на завод, смешаться с ними в толпу и пройти через проход ную в лагерь. По тем временам ужин был замечательный. На столе было много салатов и компотов из банок. Для меня, русской, это было в дико вину. Я, которая принимала за счастье пять - шесть вареных картофе лин, была просто в восторге.
Всю ночь я очень беспокойно спала, все боялась проспать шесть часов утра. После полуночи я все время судорожно просыпалась, но убедив шись что еще есть время, снова засыпала. Проснувшись в очередной раз в три часа ночи, я посмотрела на часы, и мне показалось, что они пока зывают шесть часов утра. Я разбудила немку. Она быстро собрала в сум ку еду для моих лагерных подруг, и я поспешила на проходную. Когда я пришла к проходной, ребят не было. Тогда я решилась на отчаянный шаг, бежать одной через проходную. Спрятав сумку с едой под полу пальто, я побежала. Но дежуривший на проходной немец, заметил дви жущегося человека и последовал за мной. Я быстро заскочила в барак, спрятала сумку, сняла пальто, и прямо в платье юркнула под одеяло. Де журный немец с проходной точно выследил меня и, зайдя к нам в барак, где мы спали, заставил проснуться всех девушек. Когда мы поднялись с кроватей, выяснилось, что среди них я одна в рабочем платье. В тот мо мент у меня в голове возникла такая мысль: «Ну, все, точно загремлю в концлагерь»! Справиться с той ситуацией мне помог начальник лагеря. Он поговорил с этим солдатом и сказал, что я незаменимый работник и меня нельзя наказать столь жестоким способом.
За нашим бараком были закреплены два немца (молодой и старый). Старый немец был очень добрый. О нем у меня остались только хорошие воспоминания. В Германии у меня была подруга Матюхина Мария. Мы были с ней неразлучны. Бывало уберем в бане и оставшееся время сидим о доме, о родных вспоминаем. Я иногда пела. Однажды мое пение услы шал старый надсмотрщик барака. Его так растрогали мои песни, что он каждый день приносил нам бутерброд.
В Германии мы были еще подростками. Растущим организмам нужно было хорошо питаться. Мы работали в столовой, мыли посуду. Очень тяжело было нам, голодным, смотреть на обедавших «фрицев». Когда эту ситуацию заметил и понял опять же наш надсмотрщик - немец, он стал выпрашивать у раздатчицы в столовой порцию супа (естественно не признался для кого). Потом прятал нас за шкаф, только одни ноги были видны. Пока мы ели он караулил, чтобы никто нас не заметил. Началь ник всего нашего лагеря тоже был хорошим человеком. Ему часто при ходили посылки с одеждой и обувью. Однажды позвал меня и Марию и дал нам одежду. Мне, как сейчас помню, дал белые парусиновые туфли и кофту.
В тот момент очень важны были вести с фронта. У нас в бараке был очень старый приемник, но потом какой-то «ловкий парень» украл его. Мы были полностью оторванными от дома, каждый советский праздник старались выделить из серых будничных дней пребывания в Германии.
Не все люди смирились с насильственным пребыванием в Германии. Многие решились на побег. В нашем бараке жили три девушки - подру ги. Всегда после работы они садились на дерево и долго разговаривали. Однажды познакомились с поляками, сдружились, и они помогли девуш кам сбежать из лагеря. Перед побегом девушки сочинили стихотворение:
Прощай, тот лагерь в Бранденбурге
Где я жила, где девять месяцев томилась,
А на десятый не могла
Прощайте, все друзья, подруги,
Уходим мы от вас.
И просим: пожелайте счастья,
Не проклинайте нас
Мы будем там, в стране далекой,
Уверенны вполне
Теперь прощайте, дорогие,
И пожелайте счастья мне.
Одна из этих, бежавших девушек, была из Солонец - Поляны. Моя мама, узнав о ее возвращении, ходила к ней, чтобы узнать обо мне. Ей сказали о том, что я жива, и она стала ждать моего возвращения.
В 1945 году, когда война шла уже на территории Германии, нас осво бодили войска союзников. И 3 июля 1945 года передали советскому ко мандованию. Было приказано не выходить в город, решался вопрос о нашей отправке на Родину. Я помню, что меня и моих земляков доставили в Харьков, а потом мы уже добирались домой кто как смог. Некоторые наши подруги оставались за границей. Землянко Галина жила с нами в одном бараке. Она познакомилась с чехом. После нашего освобождения вышла за него замуж. Они уехали в Чехию. На Ро дину они приезжали уже с детьми, навестить родственников. После вой ны интересовались людьми, оставшимися в Германии. Нас расспрашива ли о них. Домой я вернулась 15 сентября 1945 года. Когда прошла первая радость встречи, встал вопрос, как жить дальше. Знакомый моего отца посоветовал мне продолжить учебу. С октября 1945 года я пошла в 8-й класс. Но проучилась всего год и бросила, возраст был уже не тот (19 лет). В жизни всего досталось. Много пришлось потрудиться. Были ра дости и огорчения. Но, вспоминая то, военное время, я вспоминаю свою юность. Мы многого не понимали в силу своей молодости. Но мы надея лись, верили, что нас не оставят на чужбине».
Memories of my grandmother, she talked a lot about the war, she is still alive, but alas, she cannot learn anything from her, she lost her memory because of one "good driver"
There are a lot of letters, but a very interesting story ... of course there is a part of it
My search led me to the house of Anastasia Fyodorovna Karaseva. She is an amazing person. And I am convinced that the old people really need attention, live human participation. She was born in 1926 on November 25 in Velikomikhailovka in a large family. She was the youngest child. Life was not easy. Of the thirteen children, only seven survived. They had a cow, and we can say that she helped my family to survive. When the war began, Asya was only 15 years old.
“Our neighbor, the son of the chairman of the village council, betrayed me to the Germans. He told the Germans that only me can be taken in our family. At this point, my older brother volunteered for the front, the sisters were evacuated. I was the only one left.
In the fall of 1942, all the selective youth were herded into the square. It rained heavily that day. We, crying, were sent on foot to Chernyanka in such bad weather. There they put me on a train on which we went to the camp site, to the city of Brandenburg.
There were several disinfectants along the way. We rode in freight cars. We were allowed out into the street only to the toilet. There was just a bestial attitude towards us. The food on the train was terrible. If a person did not have time to substitute the bowl when the dispenser was walking, he was left without food. The distributor did not even pay attention to the fact that the person was hungry. We, newcomers to the camp, were given special clothes with the OST sign. Also, each had his own individual number, which he had to speak in German at the entrance to the camp. We lived in a barrack, slept on bunk beds. There were 18 girls in our room (of different ages). The girls were forced to work in a factory, to unload wagons with building materials. We, emaciated youngsters, did not know where to assign to work. Then, nevertheless, we began to clean up the public bath and canteen. The rise was at 6:00. The daily food allowance was as follows: 300 gr. bread (with sawdust), 1 liter of gourd. They gave 150 grams of sugar a month. We put it in plastic bags and could only afford to lick it. On the last day of the week we had Sunday supper - five or six boiled potatoes in their skins. Sometimes this day was a day off. To earn an extra piece of bread, I sometimes left the camp for the city and worked together with German girls. Our women's barrack was built near the factory where the guys worked. One day I was late at work with German women, it was already too late to return to the camp. At the time, I did not speak German well. A German friend somehow explained to me that it was her birthday. She persuaded me to stay for the evening, and in the morning at six o'clock, when the guys go to the factory, mingle with them in the crowd and go through the entrance to the camp. Dinner was wonderful in those days. There were a lot of salads and canned compotes on the table. For me, a Russian, it was wildly guilty. I, who took five or six boiled ling potatoes for happiness, was simply delighted.
I slept very restlessly all night, I was afraid to sleep at six in the morning. After midnight, I woke up convulsively all the time, but convinced that there was still time, I fell asleep again. Waking up once again at three in the morning, I looked at my watch, and it seemed to me that it was showing six in the morning. I woke up a German woman. She quickly packed up food for my camp friends, and I hurried to the checkpoint. When I came to the checkpoint, the guys were not there. Then I decided to take a desperate step, to run alone through the checkpoint. Hiding my bag of food under the floor of my coat, I ran. But the German on duty at the checkpoint noticed a moving person and followed me. I quickly jumped into the barrack, hid my bag, took off my coat, and ducked under the covers right in my dress. A de zurny German from a checkpoint accurately tracked me down and, having entered our barrack, where we slept, made all the girls wake up. When we got out of bed, it turned out that among them I was the only one in a work dress. At that moment, the following thought arose in my head: "Well, that's it, as if I'm going to be thrown into a concentration camp!" The head of the camp helped me to cope with that situation. He spoke to this soldier and said that I was an irreplaceable worker and that I could not be punished in such a cruel way.
Two Germans (young and old) were assigned to our barracks. The old German was very kind. I have only good memories of him. In Germany I had a friend Matyukhina Maria. We were inseparable with her. Sometimes we clean the bathhouse and spend the rest of the time sitting about the house, remembering our relatives. I sang sometimes. One day an old overseer of the barracks heard me singing. He was so moved by my songs that he brought us a sandwich every day.
We were still teenagers in Germany. The growing organisms needed to eat well. We worked in the dining room, washed dishes. It was very hard for us, hungry, to look at the "Fritzes" who were dining. When this situation was noticed and understood again by our supervisor - a German, he began to beg ra
There are a lot of letters, but a very interesting story ... of course there is a part of it
My search led me to the house of Anastasia Fyodorovna Karaseva. She is an amazing person. And I am convinced that the old people really need attention, live human participation. She was born in 1926 on November 25 in Velikomikhailovka in a large family. She was the youngest child. Life was not easy. Of the thirteen children, only seven survived. They had a cow, and we can say that she helped my family to survive. When the war began, Asya was only 15 years old.
“Our neighbor, the son of the chairman of the village council, betrayed me to the Germans. He told the Germans that only me can be taken in our family. At this point, my older brother volunteered for the front, the sisters were evacuated. I was the only one left.
In the fall of 1942, all the selective youth were herded into the square. It rained heavily that day. We, crying, were sent on foot to Chernyanka in such bad weather. There they put me on a train on which we went to the camp site, to the city of Brandenburg.
There were several disinfectants along the way. We rode in freight cars. We were allowed out into the street only to the toilet. There was just a bestial attitude towards us. The food on the train was terrible. If a person did not have time to substitute the bowl when the dispenser was walking, he was left without food. The distributor did not even pay attention to the fact that the person was hungry. We, newcomers to the camp, were given special clothes with the OST sign. Also, each had his own individual number, which he had to speak in German at the entrance to the camp. We lived in a barrack, slept on bunk beds. There were 18 girls in our room (of different ages). The girls were forced to work in a factory, to unload wagons with building materials. We, emaciated youngsters, did not know where to assign to work. Then, nevertheless, we began to clean up the public bath and canteen. The rise was at 6:00. The daily food allowance was as follows: 300 gr. bread (with sawdust), 1 liter of gourd. They gave 150 grams of sugar a month. We put it in plastic bags and could only afford to lick it. On the last day of the week we had Sunday supper - five or six boiled potatoes in their skins. Sometimes this day was a day off. To earn an extra piece of bread, I sometimes left the camp for the city and worked together with German girls. Our women's barrack was built near the factory where the guys worked. One day I was late at work with German women, it was already too late to return to the camp. At the time, I did not speak German well. A German friend somehow explained to me that it was her birthday. She persuaded me to stay for the evening, and in the morning at six o'clock, when the guys go to the factory, mingle with them in the crowd and go through the entrance to the camp. Dinner was wonderful in those days. There were a lot of salads and canned compotes on the table. For me, a Russian, it was wildly guilty. I, who took five or six boiled ling potatoes for happiness, was simply delighted.
I slept very restlessly all night, I was afraid to sleep at six in the morning. After midnight, I woke up convulsively all the time, but convinced that there was still time, I fell asleep again. Waking up once again at three in the morning, I looked at my watch, and it seemed to me that it was showing six in the morning. I woke up a German woman. She quickly packed up food for my camp friends, and I hurried to the checkpoint. When I came to the checkpoint, the guys were not there. Then I decided to take a desperate step, to run alone through the checkpoint. Hiding my bag of food under the floor of my coat, I ran. But the German on duty at the checkpoint noticed a moving person and followed me. I quickly jumped into the barrack, hid my bag, took off my coat, and ducked under the covers right in my dress. A de zurny German from a checkpoint accurately tracked me down and, having entered our barrack, where we slept, made all the girls wake up. When we got out of bed, it turned out that among them I was the only one in a work dress. At that moment, the following thought arose in my head: "Well, that's it, as if I'm going to be thrown into a concentration camp!" The head of the camp helped me to cope with that situation. He spoke to this soldier and said that I was an irreplaceable worker and that I could not be punished in such a cruel way.
Two Germans (young and old) were assigned to our barracks. The old German was very kind. I have only good memories of him. In Germany I had a friend Matyukhina Maria. We were inseparable with her. Sometimes we clean the bathhouse and spend the rest of the time sitting about the house, remembering our relatives. I sang sometimes. One day an old overseer of the barracks heard me singing. He was so moved by my songs that he brought us a sandwich every day.
We were still teenagers in Germany. The growing organisms needed to eat well. We worked in the dining room, washed dishes. It was very hard for us, hungry, to look at the "Fritzes" who were dining. When this situation was noticed and understood again by our supervisor - a German, he began to beg ra
У записи 26 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Аля Коковкина
![Сергей Вилюм [Yummy Dish]](https://pp.userapi.com/c621127/v621127985/216c1/uOxveVo2FyU.jpg "Сергей Вилюм [Yummy Dish]")
