«Сапсан» в Питере, оказывается, встречают музыкой. Шла по перрону под музыку, и пришла в очередь: из-за усиленных мер безопасности на транспортных узлах все боковые выходы в город закрыты, открыт один, через вокзал, в нем воротца и похожие на полицейских парадные чоповцы, а, может, и сами господа полицейские. Суть не в названии, а в том, что осматривали эти людивсех входящих в вокзал не для галочки, а по-настоящему, велели вытряхивать из карманов монеты, мобильники и зажигалки, открывать сумки. В очереди передо мной кавказец средних лет смущался и нервничал, открывая чемоданчик, путался в молниях. Оказалось, в чемодане лежали цветастые тряпки стоящей рядом жены.
Наблюдала ужасно смешное и нелепое обслуживание в кафе: официантка принесла меню через 5 минут, взяла заказ через 10 и чашку кофе несла еще 20, при этом регулярно носилась мимо, то с посудой, то с пустыми руками, что-то причитала. В зале, помимо меня, сидели еще три человека, и мы все вчетвером едва ли могли заставить кого-то так нервничать и «зашиваться». Администратор в ту же единицу времени громко отчитывал официантку, повторяя вновь и вновь: «Лена, не кипешуй! Не кипешуй, Лена! Что ты тут панику разводишь!». Другая официантка громко вопрошала:«А у нас есть салат такой-то или закончился?», и я почему-то представила этот не виданный мною салат каким-то грустным и тусклым, ущербными остатками раскиданным по металлическому лотку. Да так представила, что потом до вечера есть не могла.
Невский проспект в глазах и ногах москвичей (и, возможно, прочих приезжих, но про них яничего не знаю) имеет два удивительных свойства. Во-первых, невозможно запомнить, что за чем – нет, понятно, что в конце (или начале?) будет Дворцовая площадь, а все остальные знаменитые здания, каналы и мосты как будто бы каждую ночь переставляют в разном порядке. А иногда даже переносят с одной стороны проспекта на другую – как Пушкина в Москве как-то ночью перенесли через Тверскую, да так он там теперь и стоит, на новом месте. Во-вторых, проспект имеет свойство растягиваться или сокращаться в длину в зависимости отнастроения и обстоятельств. Вроде знаешь, что от Московского вокзала до,например, моста через Фонтанку, рукой подать, но в хорошем настроении доходишь за «пару минут», а хмурый и уставший идешь, идешь, идешь, и все не можешь придти. Мы это с Мишей Гейшериком как-то раз очень четко прочувствовали: шли от улицы Марата к Казанскому, светило солнышко, и прискакали в считанные мгновения, а на обратном пути Мише захотелось спать, он не спал ночь до этого,и мы плелись, кажется, добрых 100 километров. Вернее, злых.
Если учесть,что москвичи в Питере чаще всего только по Невскому и ходят (я вот, правда, 2года назад выучила упомянутую выше улицу Марата, и теперь иногда сворачиваю нанее), то они каждый раз видят разный город.
Видела очень правильное окно: почти квадратное и чистое, из полуподвального помещения кафеоно смотрело прямо на дом грязно-розового цвета, вернее, на первых четыре егоэтажа. На окне стояла ваза, и еще вазочка, с каким-то непонятным росточком. Иногда в окне ходили люди. В четвертом справа окне третьего этажа розового домасветило, то есть, отражалось, солнце. И только в нем.
Ночью в поезде в одном купе со мной ехала женщина, которая волновалась, проснется ли – ей нужно было выходить в Твери. Предложила ей поставить будильник на моем мобильном тоже, контрольный звонок, она отказалась. Было бы злорадно радостно и жалко одновременно, если бы она проспала, но нет: встала, собралась, ушла,застелив за собой постель. Как она сделала в 6 утра так, что мы не проснулись?
Утром по вагону носился беспокойный ребенок. Мама пыталась пресечь его беготню: «Костя, успокойся! Не бегай! Не ходи туда! Угомонись, я тебе говорю!» - а маленький Костя знай носился. Спустя полчаса беготни из своего купе выглянула какая-то женщина и попросила усмирить ребенка. «А почему это я должна его усмирять? Бегает и бегает, все равно уже время вставать, не спит никто!» - ответила мама и перестала усмирять сынулю. А Костя продолжал бегать.
Наблюдала ужасно смешное и нелепое обслуживание в кафе: официантка принесла меню через 5 минут, взяла заказ через 10 и чашку кофе несла еще 20, при этом регулярно носилась мимо, то с посудой, то с пустыми руками, что-то причитала. В зале, помимо меня, сидели еще три человека, и мы все вчетвером едва ли могли заставить кого-то так нервничать и «зашиваться». Администратор в ту же единицу времени громко отчитывал официантку, повторяя вновь и вновь: «Лена, не кипешуй! Не кипешуй, Лена! Что ты тут панику разводишь!». Другая официантка громко вопрошала:«А у нас есть салат такой-то или закончился?», и я почему-то представила этот не виданный мною салат каким-то грустным и тусклым, ущербными остатками раскиданным по металлическому лотку. Да так представила, что потом до вечера есть не могла.
Невский проспект в глазах и ногах москвичей (и, возможно, прочих приезжих, но про них яничего не знаю) имеет два удивительных свойства. Во-первых, невозможно запомнить, что за чем – нет, понятно, что в конце (или начале?) будет Дворцовая площадь, а все остальные знаменитые здания, каналы и мосты как будто бы каждую ночь переставляют в разном порядке. А иногда даже переносят с одной стороны проспекта на другую – как Пушкина в Москве как-то ночью перенесли через Тверскую, да так он там теперь и стоит, на новом месте. Во-вторых, проспект имеет свойство растягиваться или сокращаться в длину в зависимости отнастроения и обстоятельств. Вроде знаешь, что от Московского вокзала до,например, моста через Фонтанку, рукой подать, но в хорошем настроении доходишь за «пару минут», а хмурый и уставший идешь, идешь, идешь, и все не можешь придти. Мы это с Мишей Гейшериком как-то раз очень четко прочувствовали: шли от улицы Марата к Казанскому, светило солнышко, и прискакали в считанные мгновения, а на обратном пути Мише захотелось спать, он не спал ночь до этого,и мы плелись, кажется, добрых 100 километров. Вернее, злых.
Если учесть,что москвичи в Питере чаще всего только по Невскому и ходят (я вот, правда, 2года назад выучила упомянутую выше улицу Марата, и теперь иногда сворачиваю нанее), то они каждый раз видят разный город.
Видела очень правильное окно: почти квадратное и чистое, из полуподвального помещения кафеоно смотрело прямо на дом грязно-розового цвета, вернее, на первых четыре егоэтажа. На окне стояла ваза, и еще вазочка, с каким-то непонятным росточком. Иногда в окне ходили люди. В четвертом справа окне третьего этажа розового домасветило, то есть, отражалось, солнце. И только в нем.
Ночью в поезде в одном купе со мной ехала женщина, которая волновалась, проснется ли – ей нужно было выходить в Твери. Предложила ей поставить будильник на моем мобильном тоже, контрольный звонок, она отказалась. Было бы злорадно радостно и жалко одновременно, если бы она проспала, но нет: встала, собралась, ушла,застелив за собой постель. Как она сделала в 6 утра так, что мы не проснулись?
Утром по вагону носился беспокойный ребенок. Мама пыталась пресечь его беготню: «Костя, успокойся! Не бегай! Не ходи туда! Угомонись, я тебе говорю!» - а маленький Костя знай носился. Спустя полчаса беготни из своего купе выглянула какая-то женщина и попросила усмирить ребенка. «А почему это я должна его усмирять? Бегает и бегает, все равно уже время вставать, не спит никто!» - ответила мама и перестала усмирять сынулю. А Костя продолжал бегать.
"Peregrine Falcon" in St. Petersburg, it turns out, is greeted with music. I walked along the platform to the music, and came in line: due to increased security measures at the transport junctions, all the side exits to the city were closed, one was opened, through the station, there were gates and parade chapters similar to policemen, and maybe gentlemen themselves policemen. The point is not in the name, but in the fact that they examined all the people entering the station not for show, but really ordered to shake coins, mobile phones and lighters from their pockets, open bags. In the queue in front of me, a middle-aged Caucasian was embarrassed and nervous, opening his suitcase, entangled in lightning. It turned out that in a suitcase lay colorful rags of his wife standing nearby.
I watched a terribly funny and ridiculous service in the cafe: the waitress brought the menu after 5 minutes, took the order after 10 and carried a cup of coffee for another 20, while regularly rushing past, now with dishes, then empty-handed, wailed something. In the hall, besides me, there were three more people, and the four of us could hardly make someone so nervous and “sewn up”. The administrator at the same time unit scolded the waitress loudly, repeating over and over again: “Lena, don't be fidget! Don’t be fooled, Lena! Why are you panicking! ” Another waitress loudly asked: “Do we have such and such a salad, or is it over?”, And for some reason I imagined this salad I had never seen as some sad and dull, flawed remains scattered on a metal tray. Yes, I imagined that then until the evening I could not eat.
Nevsky Prospekt in the eyes and feet of Muscovites (and, possibly, other visitors, but I don’t know anything about them) has two amazing properties. Firstly, it’s impossible to remember what for - no, it’s clear that at the end (or the beginning?) There will be Palace Square, and all the other famous buildings, canals and bridges are rearranged in a different order as if every night. And sometimes they even move from one side of the avenue to the other - as Pushkin was carried through Tverskaya in Moscow one night, and so he now stands there, in a new place. Secondly, the brochure tends to stretch or contract in length, depending on the mood and circumstances. You seem to know that from the Moskovsky railway station to, for example, the bridge over the Fontanka, is just a stone's throw away, but in a good mood you get there in “a couple of minutes”, and gloomy and tired you walk, walk, walk, and still you can't come. We once felt very clearly with Misha Geisherik: we walked from Marat Street to Kazansky, the sun was shining, and we rode in a few moments, and on the way back Misha wanted to sleep, he hadn’t slept the night before, and we seemed to lag a good 100 kilometers. Rather, evil.
Considering that Muscovites in St. Petersburg most often only go along Nevsky (I, however, 2 years ago I learned the Marata street mentioned above, and now I sometimes turn it off), each time they see a different city.
I saw a very correct window: almost square and clean, from the basement of the cafe the cafe was looking directly at the house of dirty pink color, or rather, at its first four floors. There was a vase on the window, and another vase, with some strange sprout. Sometimes people walked in the window. In the fourth window on the right of the third floor, the pink house was lit, that is, the sun was reflected. And only in it.
At night, a woman was traveling in the same compartment with me on the train, worried whether she would wake up - she had to go to Tver. I offered her to set an alarm on my mobile too, a test call, she refused. It would be gloating, joyful and pitiful at the same time if she slept, but no: she got up, got ready, left, making the bed behind her. How did she do at 6 in the morning so that we didn't wake up?
In the morning, a restless child was running around the carriage. Mom tried to stop him running around: “Kostya, calm down! Do not run! Do not go there! Calm down, I'm telling you! " - and little Kostya was rushing about. After half an hour of running, a woman looked out of her compartment and asked to pacify the child. “Why should I pacify him? Runs and runs, it's time to get up anyway, no one is sleeping! " - answered my mother and stopped pacifying her son. And Kostya continued to run.
I watched a terribly funny and ridiculous service in the cafe: the waitress brought the menu after 5 minutes, took the order after 10 and carried a cup of coffee for another 20, while regularly rushing past, now with dishes, then empty-handed, wailed something. In the hall, besides me, there were three more people, and the four of us could hardly make someone so nervous and “sewn up”. The administrator at the same time unit scolded the waitress loudly, repeating over and over again: “Lena, don't be fidget! Don’t be fooled, Lena! Why are you panicking! ” Another waitress loudly asked: “Do we have such and such a salad, or is it over?”, And for some reason I imagined this salad I had never seen as some sad and dull, flawed remains scattered on a metal tray. Yes, I imagined that then until the evening I could not eat.
Nevsky Prospekt in the eyes and feet of Muscovites (and, possibly, other visitors, but I don’t know anything about them) has two amazing properties. Firstly, it’s impossible to remember what for - no, it’s clear that at the end (or the beginning?) There will be Palace Square, and all the other famous buildings, canals and bridges are rearranged in a different order as if every night. And sometimes they even move from one side of the avenue to the other - as Pushkin was carried through Tverskaya in Moscow one night, and so he now stands there, in a new place. Secondly, the brochure tends to stretch or contract in length, depending on the mood and circumstances. You seem to know that from the Moskovsky railway station to, for example, the bridge over the Fontanka, is just a stone's throw away, but in a good mood you get there in “a couple of minutes”, and gloomy and tired you walk, walk, walk, and still you can't come. We once felt very clearly with Misha Geisherik: we walked from Marat Street to Kazansky, the sun was shining, and we rode in a few moments, and on the way back Misha wanted to sleep, he hadn’t slept the night before, and we seemed to lag a good 100 kilometers. Rather, evil.
Considering that Muscovites in St. Petersburg most often only go along Nevsky (I, however, 2 years ago I learned the Marata street mentioned above, and now I sometimes turn it off), each time they see a different city.
I saw a very correct window: almost square and clean, from the basement of the cafe the cafe was looking directly at the house of dirty pink color, or rather, at its first four floors. There was a vase on the window, and another vase, with some strange sprout. Sometimes people walked in the window. In the fourth window on the right of the third floor, the pink house was lit, that is, the sun was reflected. And only in it.
At night, a woman was traveling in the same compartment with me on the train, worried whether she would wake up - she had to go to Tver. I offered her to set an alarm on my mobile too, a test call, she refused. It would be gloating, joyful and pitiful at the same time if she slept, but no: she got up, got ready, left, making the bed behind her. How did she do at 6 in the morning so that we didn't wake up?
In the morning, a restless child was running around the carriage. Mom tried to stop him running around: “Kostya, calm down! Do not run! Do not go there! Calm down, I'm telling you! " - and little Kostya was rushing about. After half an hour of running, a woman looked out of her compartment and asked to pacify the child. “Why should I pacify him? Runs and runs, it's time to get up anyway, no one is sleeping! " - answered my mother and stopped pacifying her son. And Kostya continued to run.
У записи 8 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Злата Николаева
