она вышла из винных паров и табачного дыма,
подобно Венере из пены морской.
её летнее платье едва прикрывало
кружевные резинки телесных чулок.
она села рядом – за барную стойку –
хорошее место: к людям спиной,
лицом к алкоголю, и можно весь вечер
сидеть, никому не послав и трёх слов.
обычное дело – смерть в барном гетто:
исповедан за стойкой, похоронен в метро.
обречённый воскреснуть в семь утра на конечной,
я не жду снисхождения
желтолицых ментов и упрямых богов.
я сижу в злачных ямах, наблюдая, как чахнут
одинокие женщины, как, напившись, они
веселятся отчаянно: бросившись в танец,
окропляют плоть потом
и кровью самцов липкий, засранный пол.
и бесстыжим принцессам, и порядочным стервам,
и заботливым блядям, дочерям, матерям –
всем им надо одно – чтоб хоть кто-то был рядом:
обнимал их, ебал их, кушал с чавканьем борщ,
выносил утром мусор, возвращался под вечер,
менял трубы и ездил в «Ашан» за жратвой;
чтобы рядом был кто-то, а кто – не так важно:
сущность женского счастья – быть чьей-то женой.
неприкаянных, нежных, как кошек бездомных,
поневоле свободных, их жалко порой:
горько взглядом ласкать лепестки пустоцвета,
когда хочется «горько!» на свадьбах кричать.
и, набравшись с лихвой вискаря или смелости,
возыметь наглость встать, подойти, приобнять
и на ушко шепнуть: «не печалься, родная,
каждой твари по паре – ты допьёшь не одна».
так всегда. но той ночью воскресной со мной по соседству
восседала богиня в телесных чулках.
метко, сдержанным тоном стрельнув сигарету,
случайной улыбкой сразила меня
наповал, как юнца.
я достал зажигалку, дрожащее пламя
озарило её молодое лицо,
взгляд взорвался от искры ядерной вспышкой,
и я был ослеплён, возбуждён, покорён.
всем невзгодам назло мы смеялись и пили
тыщу дней напролёт. всем печалям в укор,
когда деньги кончались, она доставала
настойку из сливы из телесных чулок.
без неё стало пусто во мне и в квартире.
серый кот у окна кричит о ней. в ночь
самолётом бумажным летят мои письма,
в чёрном ящике шифр нескольких строк:
«милый друг, без тебя – я один в целом мире,
и с кем бы я ни был – я буду один.
помни меня, когда грузят плацебо,
помни меня в их словах о другом».
она вышла из винных паров и табачного дыма...
подобно Венере из пены морской.
её летнее платье едва прикрывало
кружевные резинки телесных чулок.
она села рядом – за барную стойку –
хорошее место: к людям спиной,
лицом к алкоголю, и можно весь вечер
сидеть, никому не послав и трёх слов.
обычное дело – смерть в барном гетто:
исповедан за стойкой, похоронен в метро.
обречённый воскреснуть в семь утра на конечной,
я не жду снисхождения
желтолицых ментов и упрямых богов.
я сижу в злачных ямах, наблюдая, как чахнут
одинокие женщины, как, напившись, они
веселятся отчаянно: бросившись в танец,
окропляют плоть потом
и кровью самцов липкий, засранный пол.
и бесстыжим принцессам, и порядочным стервам,
и заботливым блядям, дочерям, матерям –
всем им надо одно – чтоб хоть кто-то был рядом:
обнимал их, ебал их, кушал с чавканьем борщ,
выносил утром мусор, возвращался под вечер,
менял трубы и ездил в «Ашан» за жратвой;
чтобы рядом был кто-то, а кто – не так важно:
сущность женского счастья – быть чьей-то женой.
неприкаянных, нежных, как кошек бездомных,
поневоле свободных, их жалко порой:
горько взглядом ласкать лепестки пустоцвета,
когда хочется «горько!» на свадьбах кричать.
и, набравшись с лихвой вискаря или смелости,
возыметь наглость встать, подойти, приобнять
и на ушко шепнуть: «не печалься, родная,
каждой твари по паре – ты допьёшь не одна».
так всегда. но той ночью воскресной со мной по соседству
восседала богиня в телесных чулках.
метко, сдержанным тоном стрельнув сигарету,
случайной улыбкой сразила меня
наповал, как юнца.
я достал зажигалку, дрожащее пламя
озарило её молодое лицо,
взгляд взорвался от искры ядерной вспышкой,
и я был ослеплён, возбуждён, покорён.
всем невзгодам назло мы смеялись и пили
тыщу дней напролёт. всем печалям в укор,
когда деньги кончались, она доставала
настойку из сливы из телесных чулок.
без неё стало пусто во мне и в квартире.
серый кот у окна кричит о ней. в ночь
самолётом бумажным летят мои письма,
в чёрном ящике шифр нескольких строк:
«милый друг, без тебя – я один в целом мире,
и с кем бы я ни был – я буду один.
помни меня, когда грузят плацебо,
помни меня в их словах о другом».
она вышла из винных паров и табачного дыма...
she came out of wine vapor and tobacco smoke,
like Venus from sea foam.
her summer dress barely covered
bodily stocking lace elastic.
she sat next to her - at the bar
good place: with your backs to people,
face alcohol and you can all evening
sit without sending anyone three words.
commonplace is death in a bar ghetto:
Confessed at the counter, buried in the subway.
doomed to resurrect at seven in the final morning,
I do not expect condescension
yellow-faced cops and stubborn gods.
I'm sitting in the hole pit watching me wither
single women, like drunk, they
having fun desperately: rushing to the dance,
sprinkle flesh afterwards
and the blood of the males has a sticky, dirty floor.
and shameless princesses, and decent bitch,
and caring whores, daughters, mothers -
all of them need one thing - so that at least someone is near:
hugged them, fucked them, ate borscht with champing,
carried out garbage in the morning, returned in the evening,
changed pipes and went to Auchan for grub;
so that someone is nearby, and who is not so important:
the essence of female happiness is to be someone else's wife.
restless, gentle as cats of the homeless,
involuntarily free, they sometimes feel sorry for:
with a bitter gaze to caress the petals of the nettles,
when you want to "bitterly!" screaming at weddings.
and, having more than gained viskar or courage,
have the audacity to stand up, come up, gain
and whisper in your ear: “Don’t be sad, dear,
each creature in a pair - you’ll finish more than one. ”
as always. but that Sunday night next door to me
the goddess sat in bodily stockings.
accurately, in a restrained tone, shooting a cigarette,
a casual smile struck me
on the spot, like a youth.
I took out a lighter, a trembling flame
her young face lit up
gaze exploded from a spark by a nuclear flash
and I was blinded, excited, subjugated.
in spite of all adversity, we laughed and drank
a thousand days away. all sorrows reproach
when the money ran out she got
tincture of plum from bodily stockings.
without it, it became empty in me and in the apartment.
a gray cat by the window screams about her. at night
paper letters fly my letters,
in the black box the cipher of several lines:
“Dear friend, without you - I am alone in the whole world,
and whoever I am, I will be alone.
remember me when placebo is loaded
remember me in their words about something else. ”
she came out of wine vapor and tobacco smoke ...
like Venus from sea foam.
her summer dress barely covered
bodily stocking lace elastic.
she sat next to her - at the bar
good place: with your backs to people,
face alcohol and you can all evening
sit without sending anyone three words.
commonplace is death in a bar ghetto:
Confessed at the counter, buried in the subway.
doomed to resurrect at seven in the final morning,
I do not expect condescension
yellow-faced cops and stubborn gods.
I'm sitting in the hole pit watching me wither
single women, like drunk, they
having fun desperately: rushing to the dance,
sprinkle flesh afterwards
and the blood of the males has a sticky, dirty floor.
and shameless princesses, and decent bitch,
and caring whores, daughters, mothers -
all of them need one thing - so that at least someone is near:
hugged them, fucked them, ate borscht with champing,
carried out garbage in the morning, returned in the evening,
changed pipes and went to Auchan for grub;
so that someone is nearby, and who is not so important:
the essence of female happiness is to be someone else's wife.
restless, gentle as cats of the homeless,
involuntarily free, they sometimes feel sorry for:
with a bitter gaze to caress the petals of the nettles,
when you want to "bitterly!" screaming at weddings.
and, having more than gained viskar or courage,
have the audacity to stand up, come up, gain
and whisper in your ear: “Don’t be sad, dear,
each creature in a pair - you’ll finish more than one. ”
as always. but that Sunday night next door to me
the goddess sat in bodily stockings.
accurately, in a restrained tone, shooting a cigarette,
a casual smile struck me
on the spot, like a youth.
I took out a lighter, a trembling flame
her young face lit up
gaze exploded from a spark by a nuclear flash
and I was blinded, excited, subjugated.
in spite of all adversity, we laughed and drank
a thousand days away. all sorrows reproach
when the money ran out she got
tincture of plum from bodily stockings.
without it, it became empty in me and in the apartment.
a gray cat by the window screams about her. at night
paper letters fly my letters,
in the black box the cipher of several lines:
“Dear friend, without you - I am alone in the whole world,
and whoever I am, I will be alone.
remember me when placebo is loaded
remember me in their words about something else. ”
she came out of wine vapor and tobacco smoke ...
У записи 10 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Федоров
