Неврастения.
«Я вас сейчас тут всех порешаю» - вдруг подумал Эдуард Генрихович и вздрогнул от собственных мыслей.
Он кипятился так, что запотели даже очки.
Симпозиум только начался, и предполагалось, что продлится он три дня, а профессор чувствовал себя уже бесконечно уставшим, иссякшим и до одури злым.
Головная боль ухватила его своими стальными горячими ручищами и держала уже больше двух недель, что мешало сосредоточиться на подготовке доклада. Никакие пилюли не помогали.
Спасительный сон, зараза, приходил все позже, и изможденный Эдуард Генрихович мучился и тревожно ворочался до трёх часов ночи, страшно злясь на будильник, который в шесть утра не оставит ему никаких шансов. Он злился на всех и совершенно не узнавал себя. Другие, надо сказать, его тоже не узнавали.
После очередного доклада, к нему, как к почетному участнику симпозиума, обратились за комментарием, и профессор, превозмогая пульсирующую головную боль, взобрался на кафедру.
«Ну что я могу сказать, коллеги... - начал он, строго посмотрел на отвратительные заносчивые рожи, изуродованные интеллектом и самомнением...(и как он раньше этого не замечал!) - говно ваш доклад» - отчетливо и громко произнес он и вышел из ошеломлённой аудитории...
«Я вас сейчас тут всех порешаю» - вдруг подумал Эдуард Генрихович и вздрогнул от собственных мыслей.
Он кипятился так, что запотели даже очки.
Симпозиум только начался, и предполагалось, что продлится он три дня, а профессор чувствовал себя уже бесконечно уставшим, иссякшим и до одури злым.
Головная боль ухватила его своими стальными горячими ручищами и держала уже больше двух недель, что мешало сосредоточиться на подготовке доклада. Никакие пилюли не помогали.
Спасительный сон, зараза, приходил все позже, и изможденный Эдуард Генрихович мучился и тревожно ворочался до трёх часов ночи, страшно злясь на будильник, который в шесть утра не оставит ему никаких шансов. Он злился на всех и совершенно не узнавал себя. Другие, надо сказать, его тоже не узнавали.
После очередного доклада, к нему, как к почетному участнику симпозиума, обратились за комментарием, и профессор, превозмогая пульсирующую головную боль, взобрался на кафедру.
«Ну что я могу сказать, коллеги... - начал он, строго посмотрел на отвратительные заносчивые рожи, изуродованные интеллектом и самомнением...(и как он раньше этого не замечал!) - говно ваш доклад» - отчетливо и громко произнес он и вышел из ошеломлённой аудитории...
Neurasthenia.
“I will solve all of you here now,” Eduard Genrikhovich thought suddenly, and started from his own thoughts.
He was boiling so that even his glasses were misted.
The symposium had just begun, and it was assumed that it would last three days, and the professor felt already infinitely tired, exhausted, and stupidly angry.
A headache seized him with his hot steel hands and held for more than two weeks, which prevented him from concentrating on preparing the report. No pills helped.
The saving dream, the infection, came all later, and the exhausted Eduard Genrikhovich was tormented and anxiously tossed and turned until three in the morning, terribly angry at the alarm clock, which at six in the morning would leave him no chance. He was angry at all and did not recognize himself at all. Others, it must be said, did not recognize him either.
After the next report, he, as an honorary participant in the symposium, was asked for comment, and the professor, overcoming a throbbing headache, climbed up to the pulpit.
“Well, what can I say, colleagues ...” he began, sternly looking at the disgusting arrogant faces disfigured by intellect and conceit ... (and as he had not noticed before!) - shit is your report, ”he said distinctly and loudly and left a stunned audience ...
“I will solve all of you here now,” Eduard Genrikhovich thought suddenly, and started from his own thoughts.
He was boiling so that even his glasses were misted.
The symposium had just begun, and it was assumed that it would last three days, and the professor felt already infinitely tired, exhausted, and stupidly angry.
A headache seized him with his hot steel hands and held for more than two weeks, which prevented him from concentrating on preparing the report. No pills helped.
The saving dream, the infection, came all later, and the exhausted Eduard Genrikhovich was tormented and anxiously tossed and turned until three in the morning, terribly angry at the alarm clock, which at six in the morning would leave him no chance. He was angry at all and did not recognize himself at all. Others, it must be said, did not recognize him either.
After the next report, he, as an honorary participant in the symposium, was asked for comment, and the professor, overcoming a throbbing headache, climbed up to the pulpit.
“Well, what can I say, colleagues ...” he began, sternly looking at the disgusting arrogant faces disfigured by intellect and conceit ... (and as he had not noticed before!) - shit is your report, ”he said distinctly and loudly and left a stunned audience ...
У записи 23 лайков,
1 репостов,
712 просмотров.
1 репостов,
712 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Марина Кудряшова
