3. Тайное стало явным
ПОЖАР В ЛЮБАВИЧАХ
Пожар в Любавичах. Синагога имени р. Биньямина. Кто же был сапожник Вольф на самом деле?
Р. Биньямина сильно расстроило то, что его тайна раскрылась, что все теперь знали, что он нистар и каббалист. Тот факт, что в Добромысле рассказывали о содеянных им чудесах, свидетельствовало, что об этом известно уже во всей округе. В Добромысле его никто не знал, и он мог еще скрываться там неузнанным, но уже одно то, что говорили о его скрытой силе, сильно его огорчало. Ему лучше хотелось прожить свой век так, чтобы никто о нем ничего не знал, а скрытые в нем силы применять тайно от всех.
Особенно огорчало его то, что ему придется возвращаться в Любавичи, а там все его знают. Там он уже больше не сможет оставаться нистаром. И ему уже больше покоя не будет. Отовсюду заявятся к нему с просьбами, а главное — его будут слишком почитать. Конечно, он не мог избежать возвращения в Любавичи. Там у него была жена, было хозяйство. И он, в конце концов, вернулся в Любавичи, но с тяжелым сердцем, как будто он попался на чем-то недобром.
Было ли это потому, что р. Биньямин сильно расстроился, а огорчения цадика не проходят бесследно на небесах, или по какой-либо другой причине, но в Любавичах случилось нечто сразу же по возвращении р. Биньямина. В местечке случился пожар, и огонь поглотил все дома, в том числе и домик р. Биньямина. Была уничтожена огнем также и единственная синагога. Естественно, что в таком большом несчастье, постигшем любавичских жителей, забыли про р. Биньямина. И даже после того, как потухли последние тлеющие головешки сгоревших домов и ошарашенные и убитые горем погорельцы немного успокоились и начали уже подумывать о том, как бы обеспечить себя новой крышей над головой, все еще не уделяли особого внимания цадику.
Все должны были теперь браться за работу отстраивать свои жилища. Лесу вокруг было много. Следовало только пойти в лес, валить деревья, привести бревна в местечко и строить себе новые дома.
Евреи в Любавичах были тогда трудовыми людьми. Каждый умел держать в руке топор и пилу. Те, у кого не было достаточно средств, чтобы нанимать строителей, делали все сами. И леса кругом гудели от ударов топоров и голосов занятых работой людей. Вскоре начали вывозить из леса бревна, и вот уже на любавичских улицах появились первые новые строения.
Р. Биньямин тоже взялся отстраивать свой дом. Он был уже не молод. Детей, которые помогли бы ему, у него не было. Пришлось ему нанять людей в помощь себе. В то время как все были заняты стройкой своих жилищ, заметили, что р. Биньямин строит себе что-то уж очень большой дом. Люди недоумевали, что это могло означать? Пожелал ли р. Биньямин построить себе теперь большой просторный дом вместо прежней хибарки? Люди пожимали плечами. Они не осмелились спросить р. Биньямина об этом, а сам р. Биньямин им ничего не говорил.
Но чем дальше подвигалась стройка, тем больше закрадывалось сомнение, действительно ли строит р. Биньямин дом для себя. И вскоре дело прояснилось. Это действительно не было домом для него самого. Это был Б-жий Дом. Р. Биньямин строил синагогу. Только теперь люди поняли, что произошло. В Любавичах совсем забыли, что и синагогу нужно отстроить. Прежде всего, обыватели думали о себе, как бы скорее отстроить свои жилища. А о синагоге можно будет побеспокоиться позже, после того, как покончат со своими собственными делами.
По-другому мыслил р. Беньямин. Прежде всего, он хотел обеспечить себя и других жителей Любавичей молитвенным домом. Теперь все по-новому посмотрели на благочестие р. Биньямина, и построенная им синагога была названа его именем: «Молельня р. Биньямина». Теперь вновь вспомнили о тайных силах р. Биньямина, о которых с таким воодушевлением говорил каббалист р. Бецалел-Ури из Полоцка.
Р. Биньямин пытался отрицать все это.
— Я не каббалист, — возражал он, — я не больше как простой коробейник. Я знаю не больше одной главы из Торы.
И как бы для того, чтобы еще больше убедить всех, что он всего-навсего простой человек, неуч, он еще больше начал дружить с ремесленниками в местечке, особенно с сапожником Вольфом, который все еще делал вид, что не знает даже значения читаемых им слов молитв.
На самом же деле, сапожник Вольф был каббалистом и Баал-Шемом, а дружба между ним и р. Биньямином была основана на весьма возвышенных общих целях. Но никто этого не знал и никогда не мог бы дознаться. Они отдавались целиком изучению Торы и служению Б-гу только, когда они находились за пределами местечка, прячась для этого в ближайших лесах, очень удобных для уединения.
Р. Вольф-сапожник был, как и р. Биньямин, бездетным. Во время эпидемии холеры, когда в Любавичах, как и в ближайших деревнях, люди падали, «как мухи», жертвой этого бича оказалась также жена р. Вольфа. Р. Вольф, который в глазах жителей Любавичей все еще был не больше как сапожником, женился тогда на вдове, дочери любавичского портного.
С годами р. Биньямин постарел и ослаб. Ноги его отказывались уже служить ему. Он не мог больше пускаться по миру, как он это делал раньше. Он не мог также обходить деревни со своими товарами. Его жена также ослабла на старости. Им нужен был кто-нибудь, кто ходил бы за ними и вел бы их хозяйство. Поэтому они впустили к себе еврея, по имени Цви-Арье, с женой, по имени Леа-Брайна, молодую пару, у которых не было еще детей. Цви-Арье зарабатывал на жизнь вращением жернова на ручной мельнице. Он был простым, но Б-гобоязненным человеком, жившим всегда собственным трудом. Принадлежал ли также и этот Цви-Арье к сонму нистаров типа р. Биньямина и р. Вольфа-сапожника, или же р. Биньямин выбрал его своим квартирантом за его скромность и Б-гобоязненность, — точно не известно. Р. Биньямин выбрал эту молодую пару и впустил к себе в дом, чтобы они заботились о нем с женой на старости лет. Больше того, — он их сделал своими наследниками.
Перед своей кончиной вызвал р. Биньямин к себе членов погребального братства («Хевра-Кадиша») и наказал, как его хоронить. Он наказал также, чтобы у его могилы оставили место для его жены. Затем он отказал свой дом, огород и все свое достояние Цви-Арье и жене его Леа-Брайне. Но при этом он поставил условие своим наследникам, чтобы дом был всегда открыт для странников, которых они должны принимать благожелательно. Он также наказал им принять в дом сирот на воспитание. Р. Биньямин требовал от своих наследников назвать мальчика и девочку, которые у них родятся, именами его и его жены, — Биньямином и Сарой.
Когда р. Биньямин покончил с Хевре-Кадиша и с Цви-Арье и Леа-Брайной, он позвал к себе р. Вольфа-сапожника, который и остался у него до самой кончины. Несколько часов сидел р. Вольф-сапожник у изголовья умирающего р. Биньямина. О чем говорили они оба в последние часы жизни р. Биньямина, какие тайны они открыли друг другу, неизвестно.
Похороны р. Биньямина были по его желанию скромными. Никакие надгробные речи произнесены не были. Через месяц скончалась также его жена Сара, которая была похоронена рядом с ее мужем, как было наказано.
Цви-Арье и его жена вошли во владение наследством и выполнили все, что р. Биньямин им наказал. Их дом стал убежищем для всех проезжих и странников. Цви-Арье и его жена приняли также в дом сирот и воспитывали их как собственных детей.
Между тем что-то случилось с р. Вольфом-сапожником. Через два года после того, как р. Вольф женился во второй раз, в Любавичи прибыл проезжий, которому нужно было повидать только сапожника р. Вольфа.
– Вы знаете, кто он такой? — воскликнул он возбужденно с большой горячностью. — Это, ведь, рабби Вольф, всемирно известный своей ученостью гений из Луцка. Уже много лет прошло с тех пор, как он исчез со своей женой, дочерью луцкого раввина, гаона р. Ицхак-Гершона, и никто не знал, куда они исчезли.
Только теперь узнали в Любавичах, что Вольф-сапожник является нистаром и что все эти годы он жил скрытно. Начали теперь понимать также, почему р. Биньямин с ним так сильно дружил.
В Любавичах поднялся переполох. Р. Вольф мог теперь пользоваться почетом и уважением. Он мог бы теперь также оставить свое ремесло сапожника. Но он и слышать об этом не хотел. Он и в дальнейшем желал оставаться нистаром. Если в Любавичах его тайна была раскрыта, значит, нужно исчезнуть.
Но теперь это было уже не так просто сделать. У него уже была вторая жена. Первая его жена была дочерью луцкого раввина; она была согласна делить с ним все невзгоды скитальческой жизни, полной лишений. Она была не меньше его самого благочестива. Она также была готова к самопожертвованию.
Теперь же его женой была простая женщина — дочь портного, вдова такого же, как и он сам, ремесленника. Он не мог знать в точности, как она поступит теперь, когда она узнала, что он не простой сапожник, а знаменитый талмудист выдающихся способностей. Поэтому р. Вольф обратился к жене и предложил ей выбор: следовать за ним, куда он пойдет, или же получить от него развод. В Любавичах он оставаться больше не желал и не мог ни в коем случае. Жизненный путь, им избранный, не должен быть устлан знаками почета и уважения.
Тем более не был р. Вольф намерен превратить свои знания Торы в орудие для добывания себе средств существования. Он должен был жить трудом собственных своих рук. Б-жьи слова: «В поте лица своего будешь ты есть хлеб свой» имели для него особое значение. Это было его жизненным девизом. Он не должен был даже находиться среди людей, которые знают, что он не простой ремесленник. Поэтому он вынужден был второй раз оставить насиженное место, — первый раз он оставил город Луцк, где он был знаменитым зятем знаменитого тестя, и теперь — Любавичи, где раскрыта его тайна и где ему больше не было бы того покоя, которым он пользовался, ведя жизнь простого, ничем не примечательного сапожника.
Жена от развода отказалась. Она была согласна следовать за ним в место его нового добровольного изгнания. Через несколько дней муж и жена исчезли из Любавичей.
Источник: http://www.moshiach.ru/books/memories/12170.html
© www.moshiach.ru
ПОЖАР В ЛЮБАВИЧАХ
Пожар в Любавичах. Синагога имени р. Биньямина. Кто же был сапожник Вольф на самом деле?
Р. Биньямина сильно расстроило то, что его тайна раскрылась, что все теперь знали, что он нистар и каббалист. Тот факт, что в Добромысле рассказывали о содеянных им чудесах, свидетельствовало, что об этом известно уже во всей округе. В Добромысле его никто не знал, и он мог еще скрываться там неузнанным, но уже одно то, что говорили о его скрытой силе, сильно его огорчало. Ему лучше хотелось прожить свой век так, чтобы никто о нем ничего не знал, а скрытые в нем силы применять тайно от всех.
Особенно огорчало его то, что ему придется возвращаться в Любавичи, а там все его знают. Там он уже больше не сможет оставаться нистаром. И ему уже больше покоя не будет. Отовсюду заявятся к нему с просьбами, а главное — его будут слишком почитать. Конечно, он не мог избежать возвращения в Любавичи. Там у него была жена, было хозяйство. И он, в конце концов, вернулся в Любавичи, но с тяжелым сердцем, как будто он попался на чем-то недобром.
Было ли это потому, что р. Биньямин сильно расстроился, а огорчения цадика не проходят бесследно на небесах, или по какой-либо другой причине, но в Любавичах случилось нечто сразу же по возвращении р. Биньямина. В местечке случился пожар, и огонь поглотил все дома, в том числе и домик р. Биньямина. Была уничтожена огнем также и единственная синагога. Естественно, что в таком большом несчастье, постигшем любавичских жителей, забыли про р. Биньямина. И даже после того, как потухли последние тлеющие головешки сгоревших домов и ошарашенные и убитые горем погорельцы немного успокоились и начали уже подумывать о том, как бы обеспечить себя новой крышей над головой, все еще не уделяли особого внимания цадику.
Все должны были теперь браться за работу отстраивать свои жилища. Лесу вокруг было много. Следовало только пойти в лес, валить деревья, привести бревна в местечко и строить себе новые дома.
Евреи в Любавичах были тогда трудовыми людьми. Каждый умел держать в руке топор и пилу. Те, у кого не было достаточно средств, чтобы нанимать строителей, делали все сами. И леса кругом гудели от ударов топоров и голосов занятых работой людей. Вскоре начали вывозить из леса бревна, и вот уже на любавичских улицах появились первые новые строения.
Р. Биньямин тоже взялся отстраивать свой дом. Он был уже не молод. Детей, которые помогли бы ему, у него не было. Пришлось ему нанять людей в помощь себе. В то время как все были заняты стройкой своих жилищ, заметили, что р. Биньямин строит себе что-то уж очень большой дом. Люди недоумевали, что это могло означать? Пожелал ли р. Биньямин построить себе теперь большой просторный дом вместо прежней хибарки? Люди пожимали плечами. Они не осмелились спросить р. Биньямина об этом, а сам р. Биньямин им ничего не говорил.
Но чем дальше подвигалась стройка, тем больше закрадывалось сомнение, действительно ли строит р. Биньямин дом для себя. И вскоре дело прояснилось. Это действительно не было домом для него самого. Это был Б-жий Дом. Р. Биньямин строил синагогу. Только теперь люди поняли, что произошло. В Любавичах совсем забыли, что и синагогу нужно отстроить. Прежде всего, обыватели думали о себе, как бы скорее отстроить свои жилища. А о синагоге можно будет побеспокоиться позже, после того, как покончат со своими собственными делами.
По-другому мыслил р. Беньямин. Прежде всего, он хотел обеспечить себя и других жителей Любавичей молитвенным домом. Теперь все по-новому посмотрели на благочестие р. Биньямина, и построенная им синагога была названа его именем: «Молельня р. Биньямина». Теперь вновь вспомнили о тайных силах р. Биньямина, о которых с таким воодушевлением говорил каббалист р. Бецалел-Ури из Полоцка.
Р. Биньямин пытался отрицать все это.
— Я не каббалист, — возражал он, — я не больше как простой коробейник. Я знаю не больше одной главы из Торы.
И как бы для того, чтобы еще больше убедить всех, что он всего-навсего простой человек, неуч, он еще больше начал дружить с ремесленниками в местечке, особенно с сапожником Вольфом, который все еще делал вид, что не знает даже значения читаемых им слов молитв.
На самом же деле, сапожник Вольф был каббалистом и Баал-Шемом, а дружба между ним и р. Биньямином была основана на весьма возвышенных общих целях. Но никто этого не знал и никогда не мог бы дознаться. Они отдавались целиком изучению Торы и служению Б-гу только, когда они находились за пределами местечка, прячась для этого в ближайших лесах, очень удобных для уединения.
Р. Вольф-сапожник был, как и р. Биньямин, бездетным. Во время эпидемии холеры, когда в Любавичах, как и в ближайших деревнях, люди падали, «как мухи», жертвой этого бича оказалась также жена р. Вольфа. Р. Вольф, который в глазах жителей Любавичей все еще был не больше как сапожником, женился тогда на вдове, дочери любавичского портного.
С годами р. Биньямин постарел и ослаб. Ноги его отказывались уже служить ему. Он не мог больше пускаться по миру, как он это делал раньше. Он не мог также обходить деревни со своими товарами. Его жена также ослабла на старости. Им нужен был кто-нибудь, кто ходил бы за ними и вел бы их хозяйство. Поэтому они впустили к себе еврея, по имени Цви-Арье, с женой, по имени Леа-Брайна, молодую пару, у которых не было еще детей. Цви-Арье зарабатывал на жизнь вращением жернова на ручной мельнице. Он был простым, но Б-гобоязненным человеком, жившим всегда собственным трудом. Принадлежал ли также и этот Цви-Арье к сонму нистаров типа р. Биньямина и р. Вольфа-сапожника, или же р. Биньямин выбрал его своим квартирантом за его скромность и Б-гобоязненность, — точно не известно. Р. Биньямин выбрал эту молодую пару и впустил к себе в дом, чтобы они заботились о нем с женой на старости лет. Больше того, — он их сделал своими наследниками.
Перед своей кончиной вызвал р. Биньямин к себе членов погребального братства («Хевра-Кадиша») и наказал, как его хоронить. Он наказал также, чтобы у его могилы оставили место для его жены. Затем он отказал свой дом, огород и все свое достояние Цви-Арье и жене его Леа-Брайне. Но при этом он поставил условие своим наследникам, чтобы дом был всегда открыт для странников, которых они должны принимать благожелательно. Он также наказал им принять в дом сирот на воспитание. Р. Биньямин требовал от своих наследников назвать мальчика и девочку, которые у них родятся, именами его и его жены, — Биньямином и Сарой.
Когда р. Биньямин покончил с Хевре-Кадиша и с Цви-Арье и Леа-Брайной, он позвал к себе р. Вольфа-сапожника, который и остался у него до самой кончины. Несколько часов сидел р. Вольф-сапожник у изголовья умирающего р. Биньямина. О чем говорили они оба в последние часы жизни р. Биньямина, какие тайны они открыли друг другу, неизвестно.
Похороны р. Биньямина были по его желанию скромными. Никакие надгробные речи произнесены не были. Через месяц скончалась также его жена Сара, которая была похоронена рядом с ее мужем, как было наказано.
Цви-Арье и его жена вошли во владение наследством и выполнили все, что р. Биньямин им наказал. Их дом стал убежищем для всех проезжих и странников. Цви-Арье и его жена приняли также в дом сирот и воспитывали их как собственных детей.
Между тем что-то случилось с р. Вольфом-сапожником. Через два года после того, как р. Вольф женился во второй раз, в Любавичи прибыл проезжий, которому нужно было повидать только сапожника р. Вольфа.
– Вы знаете, кто он такой? — воскликнул он возбужденно с большой горячностью. — Это, ведь, рабби Вольф, всемирно известный своей ученостью гений из Луцка. Уже много лет прошло с тех пор, как он исчез со своей женой, дочерью луцкого раввина, гаона р. Ицхак-Гершона, и никто не знал, куда они исчезли.
Только теперь узнали в Любавичах, что Вольф-сапожник является нистаром и что все эти годы он жил скрытно. Начали теперь понимать также, почему р. Биньямин с ним так сильно дружил.
В Любавичах поднялся переполох. Р. Вольф мог теперь пользоваться почетом и уважением. Он мог бы теперь также оставить свое ремесло сапожника. Но он и слышать об этом не хотел. Он и в дальнейшем желал оставаться нистаром. Если в Любавичах его тайна была раскрыта, значит, нужно исчезнуть.
Но теперь это было уже не так просто сделать. У него уже была вторая жена. Первая его жена была дочерью луцкого раввина; она была согласна делить с ним все невзгоды скитальческой жизни, полной лишений. Она была не меньше его самого благочестива. Она также была готова к самопожертвованию.
Теперь же его женой была простая женщина — дочь портного, вдова такого же, как и он сам, ремесленника. Он не мог знать в точности, как она поступит теперь, когда она узнала, что он не простой сапожник, а знаменитый талмудист выдающихся способностей. Поэтому р. Вольф обратился к жене и предложил ей выбор: следовать за ним, куда он пойдет, или же получить от него развод. В Любавичах он оставаться больше не желал и не мог ни в коем случае. Жизненный путь, им избранный, не должен быть устлан знаками почета и уважения.
Тем более не был р. Вольф намерен превратить свои знания Торы в орудие для добывания себе средств существования. Он должен был жить трудом собственных своих рук. Б-жьи слова: «В поте лица своего будешь ты есть хлеб свой» имели для него особое значение. Это было его жизненным девизом. Он не должен был даже находиться среди людей, которые знают, что он не простой ремесленник. Поэтому он вынужден был второй раз оставить насиженное место, — первый раз он оставил город Луцк, где он был знаменитым зятем знаменитого тестя, и теперь — Любавичи, где раскрыта его тайна и где ему больше не было бы того покоя, которым он пользовался, ведя жизнь простого, ничем не примечательного сапожника.
Жена от развода отказалась. Она была согласна следовать за ним в место его нового добровольного изгнания. Через несколько дней муж и жена исчезли из Любавичей.
Источник: http://www.moshiach.ru/books/memories/12170.html
© www.moshiach.ru
3. The secret became apparent
FIRE IN LOVE
Fire in Lubavichy. Synagogue named after r. Binyamina. Who was Wolf's shoemaker really?
R. Binyamina was very upset that his secret was revealed, that everyone now knew that he was a nystar and a Kabbalist. The fact that in Good Kind they spoke about the miracles he had done, testified that this was already known in the whole district. Nobody knew him in Kindness, and he could still be hiding there unrecognized, but the mere fact that they spoke of his hidden power greatly upset him. He better wanted to live his life so that no one knew anything about him, and use the forces hidden in him secretly from everyone.
He was especially upset that he would have to return to Lubavitcher, and everyone there knew him. There he will no longer be able to remain nystar. And he will no longer have peace. Everywhere they come to him with requests, and most importantly - they will read him too much. Of course, he could not avoid returning to Lubavitchi. There he had a wife, there was an economy. And he finally returned to Lubavitcher, but with a heavy heart, as if he had fallen for something unkind.
Was it because p. Binyamin was very upset, and the tsadik's sorrows do not pass unnoticed in heaven, or for any other reason, but something happened in Lubavitch right after the return of the river. Binyamina. In the town there was a fire, and the fire consumed all the houses, including the house of the river. Binyamina. The only synagogue was also destroyed by fire. Naturally, in such a great misfortune that befell the Lubavitcher inhabitants, they forgot about the river. Binyamina. And even after the last smoldering firebrands of burnt houses went out and the dumbfounded and heartbroken fire victims calmed down a little and began to think about how to provide themselves with a new roof over their heads, they still did not pay much attention to the tzaddik.
Everyone should now take up work to rebuild their homes. There was a lot of forest around. All you had to do was go into the forest, fell trees, bring logs to a place and build new houses for yourself.
Jews in Lubavitcher were then working people. Everyone knew how to hold an ax and a saw in his hand. Those who did not have enough money to hire builders did everything themselves. And the forests around were buzzing from the blows of axes and the voices of busy people. Soon logs began to be exported from the forest, and now the first new buildings appeared on the Lubavitcher streets.
R. Binyamin also undertook to rebuild his house. He was no longer young. He did not have children to help him. He had to hire people to help himself. While everyone was busy building their homes, they noticed that p. Binyamin is building himself something really very big house. People wondered what this could mean. Did r. Binyamin to build himself now a large spacious house instead of the old shanty? People shrugged. They did not dare to ask p. Binyamina about this, and p. Benjamin did not tell them anything.
But the further the construction moved, the more the doubt crept in, whether the river was really building. Binyamin is a home for himself. And soon the matter became clear. It really was not home to him. It was God's house. R. Binyamin built a synagogue. Only now do people understand what happened. In Lyubavichy they completely forgot that the synagogue needs to be rebuilt. First of all, the townsfolk thought of themselves, as if to rebuild their homes. And you can worry about the synagogue later, after you finish doing your own thing.
Thinking differently p. Benjamin. First of all, he wanted to provide himself and other residents of Lubavitcher with a house of worship. Now everyone has a fresh look at the piety of r. Binyamina, and the synagogue he built was named after him: “The chapel r. Binyamina. " Now again remembered the secret forces of the river. Binyamina, about whom the Kabbalist p. Betsalel-Uri from Polotsk.
R. Binyamin tried to deny all this.
“I am not a Kabbalist,” he objected, “I am no more like a simple peddler.” I know no more than one chapter from the Torah.
And as if to convince everyone that he was just a simple man, an ignoramus, he began to make friends with artisans in the town, especially with the shoemaker Wolf, who still pretended not to know even the meaning he read words of prayers.
In fact, the shoemaker Wolf was a Kabbalist and Baal Shem, and the friendship between him and p. Binyamin was based on highly elevated common goals. But no one knew this and could never have been identified. They devoted themselves entirely to the study of the Torah and to the service of Gd only when they were outside the town, hiding for this in the nearest forests, very convenient for solitude.
R. Wolf the shoemaker was, like r. Binyamin, childless. During the cholera epidemic, when in Lubavichy, as well as in the nearest villages, people fell “like flies”, the wife of r. Wolf. R. Wolf, who in the eyes of the inhabitants of the Lubavitcher was still no more than a shoemaker, then married a widow, daughter of a Lubavitcher tailor.
Over the years p. Benjamin is old and weak. His legs refused to serve him. He could no longer venture around the world as
FIRE IN LOVE
Fire in Lubavichy. Synagogue named after r. Binyamina. Who was Wolf's shoemaker really?
R. Binyamina was very upset that his secret was revealed, that everyone now knew that he was a nystar and a Kabbalist. The fact that in Good Kind they spoke about the miracles he had done, testified that this was already known in the whole district. Nobody knew him in Kindness, and he could still be hiding there unrecognized, but the mere fact that they spoke of his hidden power greatly upset him. He better wanted to live his life so that no one knew anything about him, and use the forces hidden in him secretly from everyone.
He was especially upset that he would have to return to Lubavitcher, and everyone there knew him. There he will no longer be able to remain nystar. And he will no longer have peace. Everywhere they come to him with requests, and most importantly - they will read him too much. Of course, he could not avoid returning to Lubavitchi. There he had a wife, there was an economy. And he finally returned to Lubavitcher, but with a heavy heart, as if he had fallen for something unkind.
Was it because p. Binyamin was very upset, and the tsadik's sorrows do not pass unnoticed in heaven, or for any other reason, but something happened in Lubavitch right after the return of the river. Binyamina. In the town there was a fire, and the fire consumed all the houses, including the house of the river. Binyamina. The only synagogue was also destroyed by fire. Naturally, in such a great misfortune that befell the Lubavitcher inhabitants, they forgot about the river. Binyamina. And even after the last smoldering firebrands of burnt houses went out and the dumbfounded and heartbroken fire victims calmed down a little and began to think about how to provide themselves with a new roof over their heads, they still did not pay much attention to the tzaddik.
Everyone should now take up work to rebuild their homes. There was a lot of forest around. All you had to do was go into the forest, fell trees, bring logs to a place and build new houses for yourself.
Jews in Lubavitcher were then working people. Everyone knew how to hold an ax and a saw in his hand. Those who did not have enough money to hire builders did everything themselves. And the forests around were buzzing from the blows of axes and the voices of busy people. Soon logs began to be exported from the forest, and now the first new buildings appeared on the Lubavitcher streets.
R. Binyamin also undertook to rebuild his house. He was no longer young. He did not have children to help him. He had to hire people to help himself. While everyone was busy building their homes, they noticed that p. Binyamin is building himself something really very big house. People wondered what this could mean. Did r. Binyamin to build himself now a large spacious house instead of the old shanty? People shrugged. They did not dare to ask p. Binyamina about this, and p. Benjamin did not tell them anything.
But the further the construction moved, the more the doubt crept in, whether the river was really building. Binyamin is a home for himself. And soon the matter became clear. It really was not home to him. It was God's house. R. Binyamin built a synagogue. Only now do people understand what happened. In Lyubavichy they completely forgot that the synagogue needs to be rebuilt. First of all, the townsfolk thought of themselves, as if to rebuild their homes. And you can worry about the synagogue later, after you finish doing your own thing.
Thinking differently p. Benjamin. First of all, he wanted to provide himself and other residents of Lubavitcher with a house of worship. Now everyone has a fresh look at the piety of r. Binyamina, and the synagogue he built was named after him: “The chapel r. Binyamina. " Now again remembered the secret forces of the river. Binyamina, about whom the Kabbalist p. Betsalel-Uri from Polotsk.
R. Binyamin tried to deny all this.
“I am not a Kabbalist,” he objected, “I am no more like a simple peddler.” I know no more than one chapter from the Torah.
And as if to convince everyone that he was just a simple man, an ignoramus, he began to make friends with artisans in the town, especially with the shoemaker Wolf, who still pretended not to know even the meaning he read words of prayers.
In fact, the shoemaker Wolf was a Kabbalist and Baal Shem, and the friendship between him and p. Binyamin was based on highly elevated common goals. But no one knew this and could never have been identified. They devoted themselves entirely to the study of the Torah and to the service of Gd only when they were outside the town, hiding for this in the nearest forests, very convenient for solitude.
R. Wolf the shoemaker was, like r. Binyamin, childless. During the cholera epidemic, when in Lubavichy, as well as in the nearest villages, people fell “like flies”, the wife of r. Wolf. R. Wolf, who in the eyes of the inhabitants of the Lubavitcher was still no more than a shoemaker, then married a widow, daughter of a Lubavitcher tailor.
Over the years p. Benjamin is old and weak. His legs refused to serve him. He could no longer venture around the world as
У записи 4 лайков,
2 репостов,
343 просмотров.
2 репостов,
343 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Хаим Толочинский
