Попало в невод...
Уже будучи в Америке, Лион Фейхтвангер давал откровенное интервью о себе. И журналист спросил его:
- Вы великий немецкий писатель, представитель плеяды наиболее талантливых европейских писателей, но все чаще и чаще вы начинаете писать не об общечеловеческих темах, близких каждому читателю, а об узкой, еврейской теме. Почему это так? Вы ведь не местечковый еврейский писатель, рожденный в черте оседлости. Вы не Шолом Алейхем, описывавший местечковую жизнь...
Фейхтвангер горько усмехнулся. Ком встал у него в горле. Он не мог говорить. Лишь через минуту он ответил:
- Начну с того, что я не немецкий писатель, а еврейский писатель, пишущий, к великому сожалению для себя, на немецком языке... Я бы многое отдал, чтобы писать на иврите, но иврита я не знаю так, чтобы писать на нем. Действительно в начале мы все пытаемся быть
интернационалистами, мультикультуристами и людьми нового века и новых идей... Но потом дым заблуждений рассеивается, и ты остаешься тем, кто ты есть, а не тем, кем ты пытался стать. Да, я пытался быть немецким и
европейским писателем, но мне не дали им стать, а сегодня я уже не хочу им быть... Рано или поздно тебе говорят: не лезь не в свое. И тогда я иду туда, где мое. И пишу о моем. Так спокойнее. Так лучше. Для всех. И это происходит далеко не всегда потому, что я или кто-то другой этого
хотел. Нет. Просто так распoряжается жизнь... И наши соседи... Немцы, австрийцы, французы, венгры, поляки... Они не хотят, чтобы мы лезли в их жизнь и в их культуру... Поэтому куда спокойнее писать о древней Иудее, или об испанcких марранах, или о моих собратьях в Германии...
Рано или поздно, если ты сам не вернешься в свой дом, то тебе нaпомнят, кто ты, и вернут тебя в него – те, кого ты совсем недавно считал своими братьями...
Уже будучи в Америке, Лион Фейхтвангер давал откровенное интервью о себе. И журналист спросил его:
- Вы великий немецкий писатель, представитель плеяды наиболее талантливых европейских писателей, но все чаще и чаще вы начинаете писать не об общечеловеческих темах, близких каждому читателю, а об узкой, еврейской теме. Почему это так? Вы ведь не местечковый еврейский писатель, рожденный в черте оседлости. Вы не Шолом Алейхем, описывавший местечковую жизнь...
Фейхтвангер горько усмехнулся. Ком встал у него в горле. Он не мог говорить. Лишь через минуту он ответил:
- Начну с того, что я не немецкий писатель, а еврейский писатель, пишущий, к великому сожалению для себя, на немецком языке... Я бы многое отдал, чтобы писать на иврите, но иврита я не знаю так, чтобы писать на нем. Действительно в начале мы все пытаемся быть
интернационалистами, мультикультуристами и людьми нового века и новых идей... Но потом дым заблуждений рассеивается, и ты остаешься тем, кто ты есть, а не тем, кем ты пытался стать. Да, я пытался быть немецким и
европейским писателем, но мне не дали им стать, а сегодня я уже не хочу им быть... Рано или поздно тебе говорят: не лезь не в свое. И тогда я иду туда, где мое. И пишу о моем. Так спокойнее. Так лучше. Для всех. И это происходит далеко не всегда потому, что я или кто-то другой этого
хотел. Нет. Просто так распoряжается жизнь... И наши соседи... Немцы, австрийцы, французы, венгры, поляки... Они не хотят, чтобы мы лезли в их жизнь и в их культуру... Поэтому куда спокойнее писать о древней Иудее, или об испанcких марранах, или о моих собратьях в Германии...
Рано или поздно, если ты сам не вернешься в свой дом, то тебе нaпомнят, кто ты, и вернут тебя в него – те, кого ты совсем недавно считал своими братьями...
Got into the net ...
Already in America, Lyon Feuchtwanger gave a frank interview about himself. And the journalist asked him:
- You are a great German writer, a representative of a galaxy of the most talented European writers, but more and more often you begin to write not about universal topics close to each reader, but about a narrow, Jewish topic. Why is this so? You are not a small-town Jewish writer born in the Pale of Settlement. You are not Sholom Aleichem describing the small-town life ...
Feuchtwanger grinned bitterly. A lump stood in his throat. He could not speak. Only a minute later he answered:
- To begin with, I am not a German writer, but a Jewish writer, writing, unfortunately for myself, in German ... I would have given a lot to write in Hebrew, but I don’t know Hebrew so that I can write in it . Indeed in the beginning we all try to be
internationalists, multiculturalists and people of the new century and new ideas ... But then the smoke of errors disappears, and you remain who you are, and not what you tried to become. Yes, I tried to be German and
European writer, but they didn’t let me become them, and today I don’t want to be them ... Sooner or later they tell you: do not get into your own. And then I go to where mine is. And I write about mine. So calmer. That's better. For all. And this does not always happen because I or someone else
wanted to. Not. It’s just that life is discharged ... And our neighbors ... Germans, Austrians, French, Hungarians, Poles ... They don’t want us to go into their lives and their culture ... Therefore, it’s much calmer to write about ancient Judea, or about the Spanish marranos, or about my brothers in Germany ...
Sooner or later, if you yourself do not return to your house, you will be reminded of who you are and they will return you to it - those whom you recently considered your brothers ...
Already in America, Lyon Feuchtwanger gave a frank interview about himself. And the journalist asked him:
- You are a great German writer, a representative of a galaxy of the most talented European writers, but more and more often you begin to write not about universal topics close to each reader, but about a narrow, Jewish topic. Why is this so? You are not a small-town Jewish writer born in the Pale of Settlement. You are not Sholom Aleichem describing the small-town life ...
Feuchtwanger grinned bitterly. A lump stood in his throat. He could not speak. Only a minute later he answered:
- To begin with, I am not a German writer, but a Jewish writer, writing, unfortunately for myself, in German ... I would have given a lot to write in Hebrew, but I don’t know Hebrew so that I can write in it . Indeed in the beginning we all try to be
internationalists, multiculturalists and people of the new century and new ideas ... But then the smoke of errors disappears, and you remain who you are, and not what you tried to become. Yes, I tried to be German and
European writer, but they didn’t let me become them, and today I don’t want to be them ... Sooner or later they tell you: do not get into your own. And then I go to where mine is. And I write about mine. So calmer. That's better. For all. And this does not always happen because I or someone else
wanted to. Not. It’s just that life is discharged ... And our neighbors ... Germans, Austrians, French, Hungarians, Poles ... They don’t want us to go into their lives and their culture ... Therefore, it’s much calmer to write about ancient Judea, or about the Spanish marranos, or about my brothers in Germany ...
Sooner or later, if you yourself do not return to your house, you will be reminded of who you are and they will return you to it - those whom you recently considered your brothers ...
У записи 18 лайков,
5 репостов,
595 просмотров.
5 репостов,
595 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Хаим Толочинский
