Георгий Гурджиев Беседы с Гурджиевым и те неожиданные - Запись на стене пользователя Лана Нилана в Вконтакте. Комментарии и лайки к записи.

Лана Нилана

Георгий Гурджиев

Беседы с Гурджиевым и те неожиданные повороты, которые он придавал

любой идее, с каждым днем интересовали меня все больше. Но пора было ехать в

Петербург.

Помню последнюю беседу с ним. Я поблагодарил его за оказанное внимание

и за объяснения, которые, как я уже видел, многое во мне изменили.

- Но все-таки, как вы знаете, самая важная вещь это факты, - сказал я,

- и если бы я мог увидеть подлинные и реальные факты нового, неизвестного

мне характера, только они в конце концов убедили бы меня, что я нахожусь на

верном пути.

Я опять думал о чудесах.

- Факты будут, - отвечал Гурджиев, - обещаю вам. Но сначала необходимо

многое другое.

Тогда я не понял последних его слов, но понял их позже, когда

столкнулся с действительными "фактами", ибо Гурджиев сдержал свое слово. Это

произошло через полтора года, в августе 1916 года.

Из последних бесед в Москве в моей памяти сохранилась еще одна, во

время которой Гурджиев сказал несколько вещей, также ставших понятными лишь

впоследствии.

Он говорил об одном человеке, которого я как-то встретил в его

обществе. Гурджиев сказал о его взаимоотношениях с другими людьми:

- Это слабый человек. Люди пользуются им - разумеется, бессознательно.

И все потому, что он считается с ними. Если бы он с ними не считался, все

было бы другим, и сами они были бы другими.

Мне показалось странным, что человек не должен считаться с другими.

- Что вы понимаете под словом "считаться"? - спросил я. - Я и понимаю,

и не понимаю вас. Это слово имеет так много разных значений.

- Как раз наоборот, - возразил Гурджиев. - Существует только одно

значение. Попытайтесь подумать об этом.

Потом я понял, что именно Гурджиев подразумевал под словом "считаться",

и до меня дошло, какую огромную роль эта вещь играет в жизни, сколь многому

она дает начало. Говоря о ней, Гурджиев имел в виду то отношение, которое

создает внутреннее рабство, внутреннюю зависимость. Потом мы имели

возможность обсудить это достаточно подробно.

Вспоминаю и другой разговор - о войне. Мы сидели в кафе Филиппова на

Тверской. Оно было полно народу, стоял сильный шум. Война и стремление к

наживе создавали неприятную, лихорадочную атмосферу. Я даже отказывался идти

туда, но Гурджиев настаивал, и я, как всегда в делах с ним, уступил. К тому

времени мне уже было понятно, что иногда он намеренно создавал трудные

условия для разговора, требуя от меня как бы чрезмерных усилий, готовности

примириться с неприятностями и неудобным окружением, ради того, чтобы

поговорить с ним.

Но на этот раз результат получился не особенно блестящим, потому что

из-за шума самая интересная часть сказанного им до меня не доходила. Сначала

я понимал то, что говорил Гурджиев, но постепенно нить разговора стала от

меня ускользать. После нескольких попыток следить за его замечаниями, из

которых до меня долетали лишь отдельные слова, я перестал слушать и просто

наблюдал, как он говорит.

Разговор начался с моего вопроса: "Можно ли прекратить войну?" Гурджиев

ответил: "Да, можно", хотя из предыдущих бесед я вынес уверенность, что он

ответит: "Нет, нельзя".

- Но весь вопрос в том, как это сделать, - продолжал он. - Чтобы понять

это, необходимо многое знать. Ведь что такое война? Это - результат влияний

планет. Где-то далеко две или три планеты подошли слишком близко одна к

другой, и в результате возникло напряжение. Вы обращали внимание, как весь

напрягаетесь, когда какой-нибудь человек проходит близко от вас по узкому

тротуару? То же самое происходит и с планетами. Для них это продолжается,

возможно, одну-две секунды. А здесь, на земле, люди начинают убивать друг

друга и могут заниматься этим в течение нескольких лет. В это время им

кажется, что они ненавидят друг друга, или что они должны убивать друг друга

ради какой-то возвышенной цели, кого-то или что-то защищать, что они ведут

себя благородно или что-то в этом роде. Они не в состоянии понять, до какой

степени они - лишь пешки в игре. Они думают, что они что-то значат, могут

двигаться туда и сюда по своему желанию, решать те или иные проблемы. Но в

действительности все их движения, все действия - это результат влияния

планет. И сами по себе они буквально ничего не значат. Большую роль во всем

этом играет Луна, но о ней мы поговорим позднее. Нужно только понять, что ни

император Вильгельм, ни генералы, ни министры, ни парламенты ничего не

значат и ничего не могут сделать. Все, что происходит в большом масштабе,

управляется извне или случайными сочетаниями влияний, или всеобщим

космическим законом.

Вот все, что я услышал. Только гораздо позже я понял, что он хотел мне

сказать: как можно отклонить случайные влияния или преобразовать их в нечто

сравнительно безвредное. Это была очень интересная идея, относящаяся к

эзотерическому значению понятия "жертвы", однако в настоящее время она имеет

лишь историческую и психологическую ценность. Но действительно интересными

оказались случайно брошенные слова - я даже не сразу обратил на них внимание

и вспомнил гораздо позже - о разном времени для планет и для человека.

Даже когда я вспомнил эти слова, мне долго не удавалось постичь полное

значение этой идеи. Позднее оказалось, что на ней основано очень многое.

В это же время меня сильно поразила беседа о Солнце, Луне и планетах.

Не помню, как начался наш разговор, но мне помнится, что Гурджиев начертил

небольшую диаграмму, стараясь объяснить то, что ои назвал "корреляцией сил в

разных мирах". Этот вопрос был связан с нашей предыдущей беседой о влияниях,

действующих на человечество. В грубой форме идея выражалась так:

человечество, или, более правильно, органическая жизнь на Земле, испытывает

воздействия, исходящие из разных источников и разных миров: влияние Луны,

влияние планет, Солнца и звезд. Все эти влияния действуют одновременно; в

данный момент преобладает одно из них, в другой - другое, и для человека

существует известная возможность сделать выбор влияний, иными словами,

перейти из-под одного влияния под другое.

- Чтобы объяснить, как это случается, - сказал Гурджиев, -

потребовалась бы очень долгая беседа. Поговорим об этом как-нибудь в другой

раз. Сейчас же я хочу, чтобы вы поняли одну вещь: невозможно стать свободным

от одного влияния, не поддавшись другому. Все дело, вся работа над собой

состоит в том, чтобы выбрать влияние, которому вы желаете подвергнуться, и

чтобы практически подпасть под это влияние. Для этого необходимо заранее

знать, какое влияние выгоднее.

В этой беседе меня особо заинтересовало то, что Гурджиев говорил о

планетах, о Луне, как о живых существах, имеющих определенный возраст,

определенный период жизни, возможности развития и перехода на другие планы

бытия. Из его слов следовало, что Луна - вовсе не "мертвая планета", как

принято считать, а наоборот, "новорожденная планета", находящаяся на

начальных стадиях своего развития и еще не достигшая, - как он выразился,

"степени разумности, какой обладает Земля".

- Но Луна растет и развивается, - заявил Гурджиев, - и когда-то,

вероятно, достигнет того же уровня, что и Земля. Тогда около нее появится

новая Луна, а Земля станет их Солнцем. Одно время Солнце было подобно Земле,

а Земля походила на Луну. А еще раньше Солнце было похоже на Луну.

Эта идея сразу же привлекла мое внимание. Ничто не казалось мне более

искусственным, ненадежным и догматичным, чем общепринятые теории

происхождения планет и звездных систем, начиная с теории Канта-Лапласа и

кончая самыми новыми гипотезами со всеми их добавлениями и вариантами.

"Широкая публика" признает эти теории, по крайней мере, самую последнюю из

известных ей, полагая их научными и доказанными. На самом деле нет, конечно,

ничего менее научного и менее доказанного, чем все эти теории. То, что

система Гурджиева принимает совершенно другую, органическую теорию,

исходящую из новых принципов и показывающую иной вселенский порядок,

показалось мне очень интересным и важным.

- В каком отношении к разуму Солнца находится разум Земли? - спросил я.

- Разум Солнца божественен, - отвечал Гурджиев, - но и Земля может

стать такой же; только это, разумеется, не гарантировано, и Земля может

умереть, ничего не достигнув.

- От чего это зависит? - спросил я.

Ответ Гурджиева оказался довольно неясным.

- Существует определенный период, - сказал он, - для того, чтобы

сделать известную попытку, некоторую вещь. Если к какому-то времени то, что

должно быть сделано, не будет сделано, Земля может погибнуть, не достигнув

того, что она могла бы достичь.

- А известен ли этот период? - опять спросил я.

- Известен, - ответил Гурджиев, - но людям знать его бесполезно. Это

было бы даже хуже. Одни поверили бы, другие нет, третьи потребовали бы

доказательств. Затем принялись бы разбивать друг другу головы. Ведь у людей

все кончается этим.

В это же самое время в Москве у нас состоялось несколько интересных

бесед об искусстве, связанных с повестью, которую читали на одном из первых

вечеров, когда я познакомился с Гурджиевым.

"Вам пока неясно, - сказал как-то Гурджиев, - что люди, живущие на

земле, могут принадлежать к весьма различным уровням, хотя внешне они

выглядят очень похожими друг на друга. Совершенно так же, как существуют

разные уровни людей, есть и разные уровни в искусстве. Но сейчас вы не

понимаете, что разница между этими уровнями гораздо больше, нежели вы можете

предположить. Вы ставите разные вещи на один уровень, близко друг к другу, и

думаете, что эти разные уровни вам доступны.

"Я не называю искусством все то, что вы так называете; это

всего-навсего механическое воспроизведение, подражание природе или другим

людям, или фантазирование, оригинальничанье. Подлинное искусство - нечто

совсем другое. Среди произведений искусства, особенно древнего, вы

встречаетесь со многими вещами, которые невозможно объяснить, в которых

содержится что-то такое, чего лишены современные произведения искусства. Но

поскольку вы не понимаете, в чем именно заключается разница, вы вскоре

забываете о ней и п

George Gurdjieff

Conversations with Gurdjieff and those unexpected turns that he gave

any idea, every day interested me more and more. But it was time to go to

Petersburg

I remember the last conversation with him. I thanked him for his attention

and for the explanations that, as I have already seen, much has changed in me.

“But still, as you know, the most important thing is the facts,” I said.

- and if I could see the true and real facts of the new, unknown

me character, only they would eventually convince me that I am on

the right way.

Again I thought of miracles.

“There will be facts,” answered Gurdjieff, “I promise you.” But first you need

much more.

Then I did not understand his last words, but I understood them later, when

Faced with real "facts", for Gurdjieff kept his word. it

happened a year and a half later, in August 1916.

Of the last conversations in Moscow, one more remained in my memory, in

the time of which Gurdjieff said several things, which also became clear only

afterwards.

He was talking about one man whom I somehow met in his

society. Gurdjieff said of his relationship with other people:

- This is a weak person. People use it - of course, unconsciously.

And all because he reckons with them. If he did not reckon with them, everything

it would be different, and they themselves would be different.

It seemed strange to me that a person should not reckon with others.

- What do you mean by the word "reckon"? I asked. - I understand

and I don’t understand you. This word has so many different meanings.

“Just the opposite,” Gurdjieff objected. - There is only one

value. Try to think about it.

Then I realized what exactly Gurdjieff meant by the word "reckon",

and it dawned on me what a huge role this thing plays in life, how many

it gives rise to. Speaking about her, Gurdjieff had in mind the relationship that

creates internal slavery, internal dependence. Then we had

the opportunity to discuss this in sufficient detail.

I recall another conversation - about the war. We were sitting in a cafe Filippova on

Tver. It was full of people, there was a loud noise. War and the pursuit of

profit created an unpleasant, febrile atmosphere. I even refused to go

there, but Gurdjieff insisted, and I, as always in affairs with him, lost. To that

I already understood that sometimes he deliberately created difficult

conditions for conversation, demanding from me, as it were, excessive efforts, readiness

come to terms with troubles and uncomfortable surroundings in order to

talk to him.

But this time the result was not particularly brilliant, because

because of the noise, the most interesting part of what he said did not reach me. First

I understood what Gurdjieff was saying, but gradually the thread of conversation began from

me slip away. After several attempts to follow his comments, from

which only a few words reached me, I stopped listening and just

watched him speak.

The conversation began with my question: "Is it possible to end the war?" Gurdjieff

answered: “Yes, it is possible”, although from previous conversations I made sure that he

will answer: "No, it is impossible."

“But the whole question is how to do this,” he continued. - To understand

it is necessary to know a lot. After all, what is war? This is the result of influences.

planets. Somewhere far two or three planets came too close to one

another, and as a result a tension arose. You paid attention, as the whole

strain when a person walks close to you in a narrow

sidewalk? The same thing happens with planets. For them it goes on

maybe one or two seconds. And here on earth, people begin to kill each other

friend and can do this for several years. At this time to them

it seems that they hate each other, or that they should kill each other

for the sake of some lofty goal, someone or something to protect what they lead

yourself noble or something like that. They are not able to understand to what

degrees, they are just pawns in the game. They think they mean something, they can

move here and here at will, to solve certain problems. But in

all their movements, all actions are the result of influence

planets. And by themselves, they literally mean nothing. Big role in everything

The moon plays this, but we'll talk about it later. You just need to understand that neither

Emperor Wilhelm, neither generals, nor ministers, nor parliaments

mean and can’t do anything. Everything that happens on a large scale,

driven externally or by random combinations of influences, or universal

cosmic law.

That is all I heard. Only much later did I realize that he wanted me

say: how can you reject random influences or transform them into something

relatively harmless. It was a very interesting idea related to

the esoteric meaning of the term “victim,” however, it currently has

only historical and psychological value. But really interesting

there were randomly abandoned words - I didn’t even immediately pay attention to them