Я не была на улице уже 4 дня. Почему-то никаких страданий по этому поводу. Легко приспосабливаюсь к казенным замкнутым пространствам. Снежный Мир за окном кажется нереальным.
Утром я изучаю свое лицо, проверяю появление новых оттенков. Вчера было больше фиолетового, сегодня зеленого. Лепесток под глазом стал ярче.
Потом - утренние ритуалы - сестричка выдает холодные градусники, через некоторое время забирает уже теплые. Я грею свой старательно.
Попытки привести себя в порядок, нащупать языком какие-то изменения во рту, осторожное трогание любимых щек, то, да се, бесполезные разговоры с соседками по палате, и вот уже мое имя выкликают, я получаю еще одну метку на правом полушарии и с ней -дозу антибиотика. Пятиминутка постанываний и прихрамываний, новых бесцельных "А как у вас?" "Ойойой" "Да вы что" - и совсем скоро, проигнорировав завтрак, я уже обретаюсь на своей койке, подключенная к капельнице. Читаю Ги де Мопассана, случайно найденного среди внушительной стопки нетленных произведений Дарьи Донцовой.
Вяло слежу за падающими снежинками в окне и тенькающими каплями CaCl в бутылке.
Капельница длится час.
После капельницы хочется что нибудь поделать, но Катетер подключили к правой руке и он довольно сильно мешает заниматься любимым рисованием.
Тени бродят по коридору, и я среди них. Шарк, шарк, шарк. Ох. Остановиться у окна, посмотреть на вид из окна. Погреть коленки у батареи. Полное отсутствие мыслей. Внезапное пробуждение минут через 15. Ах, я же шла куда-то.
Шарк, шарк, шарк. Ох. Остановиться у окна, посмотреть на вид из окна. Погреть коленки у батареи.
Окон много. Но я еще ни разу не дошла до конца коридора. Там мужская половина, царство странных запахов, вытянутых треников и отсутствующих взглядов. Кроме того, там пахнет куревом.
На женской половине все в меру возможностей что-то обсуждают, сердобольничают, дают советы. Рассказывают (а иногда и показывают), что осталось от былых зубов, что делать, кто виноват.
Очередь на перевязку. Дверь в перевязочную - врата ада. Там больно, слепяще и совсем невесело. Пожилые врачи добрые в глубине души, но внешне будто (и правильно) совершенно нечувствительные к пациентской боли. Шторма профессии закалили их. Молодые же врачи и сестры - как правило пока еще сочувствующие. Возникает дилема - попасть к опытному и орать или к неопытному, орать, но слышать слова утешения. Я выбираю второе.
После экзекуции - обед. Каждый прием пищи - экскурсия на дно советской кулинарии. Я ничего не ем. Ложка не влезает в рот. Однако мне очень нравятся тетушки-раздатчицы. От них ждешь только добра.
С 5 часов пускают родственников. Мою соседку - бабулю-одуванчик, навещает сын, большой, аюсолютно лысый дядька в очках. "Сыночек! Ты привез мне темные носки, а почему не белые! Я люблю белые!" Сыночек что-то отвечает громовым басом, наклонившись близко к матери, чтобы она слышала. Несколько часов плывет эта беседа - ее тонкий колокольчиковый голосок и его внушительный грохот. - того ли цвета сорочка, нужны ли еще полотенца, как включить мобильник, и прочее.
Через некоторое время приходит моя мама. Я чувствую, что она удерживает себя от того, чтобы привезти еще больше разной еды, несколько вариантов и сочетаний, и только таких которые сработают - ибо я питаюсь через трубочку, мой удел - пюре и смузи, да и то не все.
Может, вот это? Может, вот то? Как в ресторане. Ем, даже с удлвольствием.Но есть не хочется. А еще больше не хочется разговаривать. Уже подумывала взять обет молчания на эти дни.
Жаль, что никто не может взять обет нехрапа. Опухшие щеки провоцируют многотоновые ночные переливы.
Мы храпим впятером.
Часто я сплю и слышу свой храп.
Завтра будет пятый день как я в этом царстве.
пора всхрапнуть.
Доброй ночи и вам, котятки.
Утром я изучаю свое лицо, проверяю появление новых оттенков. Вчера было больше фиолетового, сегодня зеленого. Лепесток под глазом стал ярче.
Потом - утренние ритуалы - сестричка выдает холодные градусники, через некоторое время забирает уже теплые. Я грею свой старательно.
Попытки привести себя в порядок, нащупать языком какие-то изменения во рту, осторожное трогание любимых щек, то, да се, бесполезные разговоры с соседками по палате, и вот уже мое имя выкликают, я получаю еще одну метку на правом полушарии и с ней -дозу антибиотика. Пятиминутка постанываний и прихрамываний, новых бесцельных "А как у вас?" "Ойойой" "Да вы что" - и совсем скоро, проигнорировав завтрак, я уже обретаюсь на своей койке, подключенная к капельнице. Читаю Ги де Мопассана, случайно найденного среди внушительной стопки нетленных произведений Дарьи Донцовой.
Вяло слежу за падающими снежинками в окне и тенькающими каплями CaCl в бутылке.
Капельница длится час.
После капельницы хочется что нибудь поделать, но Катетер подключили к правой руке и он довольно сильно мешает заниматься любимым рисованием.
Тени бродят по коридору, и я среди них. Шарк, шарк, шарк. Ох. Остановиться у окна, посмотреть на вид из окна. Погреть коленки у батареи. Полное отсутствие мыслей. Внезапное пробуждение минут через 15. Ах, я же шла куда-то.
Шарк, шарк, шарк. Ох. Остановиться у окна, посмотреть на вид из окна. Погреть коленки у батареи.
Окон много. Но я еще ни разу не дошла до конца коридора. Там мужская половина, царство странных запахов, вытянутых треников и отсутствующих взглядов. Кроме того, там пахнет куревом.
На женской половине все в меру возможностей что-то обсуждают, сердобольничают, дают советы. Рассказывают (а иногда и показывают), что осталось от былых зубов, что делать, кто виноват.
Очередь на перевязку. Дверь в перевязочную - врата ада. Там больно, слепяще и совсем невесело. Пожилые врачи добрые в глубине души, но внешне будто (и правильно) совершенно нечувствительные к пациентской боли. Шторма профессии закалили их. Молодые же врачи и сестры - как правило пока еще сочувствующие. Возникает дилема - попасть к опытному и орать или к неопытному, орать, но слышать слова утешения. Я выбираю второе.
После экзекуции - обед. Каждый прием пищи - экскурсия на дно советской кулинарии. Я ничего не ем. Ложка не влезает в рот. Однако мне очень нравятся тетушки-раздатчицы. От них ждешь только добра.
С 5 часов пускают родственников. Мою соседку - бабулю-одуванчик, навещает сын, большой, аюсолютно лысый дядька в очках. "Сыночек! Ты привез мне темные носки, а почему не белые! Я люблю белые!" Сыночек что-то отвечает громовым басом, наклонившись близко к матери, чтобы она слышала. Несколько часов плывет эта беседа - ее тонкий колокольчиковый голосок и его внушительный грохот. - того ли цвета сорочка, нужны ли еще полотенца, как включить мобильник, и прочее.
Через некоторое время приходит моя мама. Я чувствую, что она удерживает себя от того, чтобы привезти еще больше разной еды, несколько вариантов и сочетаний, и только таких которые сработают - ибо я питаюсь через трубочку, мой удел - пюре и смузи, да и то не все.
Может, вот это? Может, вот то? Как в ресторане. Ем, даже с удлвольствием.Но есть не хочется. А еще больше не хочется разговаривать. Уже подумывала взять обет молчания на эти дни.
Жаль, что никто не может взять обет нехрапа. Опухшие щеки провоцируют многотоновые ночные переливы.
Мы храпим впятером.
Часто я сплю и слышу свой храп.
Завтра будет пятый день как я в этом царстве.
пора всхрапнуть.
Доброй ночи и вам, котятки.
I have not been on the street for 4 days. For some reason, no suffering about this. Easily adapt to state enclosed spaces. The snowy world outside the window seems unreal.
In the morning I study my face, check the appearance of new shades. Yesterday there was more purple, today green. The petal under the eye became brighter.
Then - morning rituals - the sister gives out cold thermometers, after a while she takes away the warm ones. I warm my diligently.
Attempts to put oneself in order, to find some changes in the mouth with your tongue, to carefully touch your favorite cheeks, then, yes, useless conversations with your roommates, and now they’ll call out my name, I get another mark on the right hemisphere and with it dose of antibiotic. Five minutes of moaning and limping, new aimless "And how are you?" “Oyoyoy” “What are you” - and very soon, ignoring breakfast, I already find myself in my bunk, connected to a dropper. I read Guy de Maupassant, accidentally found among an impressive pile of imperishable works by Daria Dontsova.
I listlessly watch the falling snowflakes in the window and the tinted drops of CaCl in the bottle.
The dropper lasts an hour.
After the dropper, I want to do something, but the Catheter was connected to the right hand and it pretty much interferes with my favorite drawing.
Shadows roam the corridor, and I am among them. Shark, shark, shark. Oh. Stop at the window, look at the view from the window. Warm the knees at the battery. A complete lack of thoughts. Sudden awakening in about 15 minutes. Ah, I was going somewhere.
Shark, shark, shark. Oh. Stop at the window, look at the view from the window. Warm the knees at the battery.
There are many windows. But I have never reached the end of the corridor. There is a male half, a kingdom of strange smells, elongated sweatshirts and missing looks. In addition, it smells of smoke there.
In the female half, everyone is discussing something to the best of their ability, compassionate, and giving advice. They tell (and sometimes show) what remains of the old teeth, what to do, who is to blame.
Queue for dressing. The dressing door is the gates of hell. It is painful, blinding and completely sad. Elderly doctors are kind at heart, but seemingly (and correctly) seemingly completely insensitive to patient pain. Storm professions tempered them. Young doctors and sisters, as a rule, are still sympathetic. There is a dilemma - to get to the experienced and yell or to the inexperienced, yell, but hear words of comfort. I choose the second.
After the execution - lunch. Each meal is an excursion to the bottom of Soviet cooking. I don’t eat anything. The spoon does not fit into the mouth. However, I really like the aunt distributors. You expect only good from them.
From 5 hours they let relatives in. My neighbor - a granny-dandelion, is visited by my son, a big, ayusolly bald guy with glasses. "Son! You brought me dark socks, and why not white! I love white!" My son answers something in a thundering bass, leaning close to his mother so that she can hear. This conversation floats for several hours - its thin bell-shaped voice and its impressive roar. - whether the color of the shirt, whether more towels are needed, how to turn on the mobile phone, and so on.
After some time, my mom comes. I feel that she is holding herself back from bringing even more different foods, several options and combinations, and only those that work - because I eat through a straw, my lot is mashed potatoes and smoothies, and that's not all.
Maybe this one? Maybe this one? Like in a restaurant. Eat, even with pleasure. But I don’t want to eat. And I don’t even want to talk anymore. Already thinking to take a vow of silence these days.
It is a pity that no one can take a vow of sneer. Swollen cheeks provoke multi-ton night overflows.
The five of us snore.
Often I sleep and hear my snoring.
Tomorrow will be the fifth day as I am in this kingdom.
it's time to snore.
Good night and you kittens.
In the morning I study my face, check the appearance of new shades. Yesterday there was more purple, today green. The petal under the eye became brighter.
Then - morning rituals - the sister gives out cold thermometers, after a while she takes away the warm ones. I warm my diligently.
Attempts to put oneself in order, to find some changes in the mouth with your tongue, to carefully touch your favorite cheeks, then, yes, useless conversations with your roommates, and now they’ll call out my name, I get another mark on the right hemisphere and with it dose of antibiotic. Five minutes of moaning and limping, new aimless "And how are you?" “Oyoyoy” “What are you” - and very soon, ignoring breakfast, I already find myself in my bunk, connected to a dropper. I read Guy de Maupassant, accidentally found among an impressive pile of imperishable works by Daria Dontsova.
I listlessly watch the falling snowflakes in the window and the tinted drops of CaCl in the bottle.
The dropper lasts an hour.
After the dropper, I want to do something, but the Catheter was connected to the right hand and it pretty much interferes with my favorite drawing.
Shadows roam the corridor, and I am among them. Shark, shark, shark. Oh. Stop at the window, look at the view from the window. Warm the knees at the battery. A complete lack of thoughts. Sudden awakening in about 15 minutes. Ah, I was going somewhere.
Shark, shark, shark. Oh. Stop at the window, look at the view from the window. Warm the knees at the battery.
There are many windows. But I have never reached the end of the corridor. There is a male half, a kingdom of strange smells, elongated sweatshirts and missing looks. In addition, it smells of smoke there.
In the female half, everyone is discussing something to the best of their ability, compassionate, and giving advice. They tell (and sometimes show) what remains of the old teeth, what to do, who is to blame.
Queue for dressing. The dressing door is the gates of hell. It is painful, blinding and completely sad. Elderly doctors are kind at heart, but seemingly (and correctly) seemingly completely insensitive to patient pain. Storm professions tempered them. Young doctors and sisters, as a rule, are still sympathetic. There is a dilemma - to get to the experienced and yell or to the inexperienced, yell, but hear words of comfort. I choose the second.
After the execution - lunch. Each meal is an excursion to the bottom of Soviet cooking. I don’t eat anything. The spoon does not fit into the mouth. However, I really like the aunt distributors. You expect only good from them.
From 5 hours they let relatives in. My neighbor - a granny-dandelion, is visited by my son, a big, ayusolly bald guy with glasses. "Son! You brought me dark socks, and why not white! I love white!" My son answers something in a thundering bass, leaning close to his mother so that she can hear. This conversation floats for several hours - its thin bell-shaped voice and its impressive roar. - whether the color of the shirt, whether more towels are needed, how to turn on the mobile phone, and so on.
After some time, my mom comes. I feel that she is holding herself back from bringing even more different foods, several options and combinations, and only those that work - because I eat through a straw, my lot is mashed potatoes and smoothies, and that's not all.
Maybe this one? Maybe this one? Like in a restaurant. Eat, even with pleasure. But I don’t want to eat. And I don’t even want to talk anymore. Already thinking to take a vow of silence these days.
It is a pity that no one can take a vow of sneer. Swollen cheeks provoke multi-ton night overflows.
The five of us snore.
Often I sleep and hear my snoring.
Tomorrow will be the fifth day as I am in this kingdom.
it's time to snore.
Good night and you kittens.
У записи 21 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ольга Шурухт
