Мне стало отвратительно заботиться о себе, о своем...

Мне стало отвратительно заботиться о себе, о своем здоровье, мне нравится себя тратить. Например, только на тебя. Да?

Мое сердце без тебя — его невозможно нарисовать — так оно колотится без тебя — не дает рассмотреть себя.

Мои глаза без тебя — в них отсутствуют зрачки (обычно их у меня много, по несколько штук в одном белом «лепестке» глаза) — совсем пустые, незаполненные. И мне ничего не хочется отдельно, в отрыве от тебя.

  Ты, наверно, в том северном городе — хороший город, я там часто бывала, но твой телефон не отвечает, и что мне теперь делать? Твой телефон не отвечает, тогда, может, ты летишь сейчас в самолете... и я не знаю, что мне делать. Я сижу на стуле у окна, в окне — болото вдалеке. В него почему-то ведет протоптанная дорожка... И мухи между стеклами — завершают пейзаж. Я посчитала их — пять штук. Уже темнеет. Семь тридцать пять.

Не знаю, отдам ли я тебе эти записки или постесняюсь. Наверно, постесняюсь. Жаль, что ты не узнаешь, какие потоки «рек» неслись из меня в небо — и все только из-за тебя.

Твои брови без меня — они плачущие, да?

В общем, я люблю твои брови.

Твои

Сигареты

Шаги

Звуки

Улыбки

Взгляды

Вздохи.

По дороге из болота (в окне) идут трое — мужчина с пакетом в руках и два мальчика. Он, наверно, летчик, как и все в этой местности.

Я даже теперь не люблю летчиков, потому что ты — не летчик, и эти летчики в голубых формах меня возмущают, потому что это не ты.

Сейчас переоденусь из военной формы и пойду на почту — вдруг ты возьмешь трубку, вдруг ты почувствовал и выбежал из самолета!

Ты слышишь, я ни разу не назвала тебя по имени, но ты больше, чем твое имя.