Барбара Грэйн благодарна своей болезни - если б не она, то пришлось бы терзаться сущими мелочами:
Думать о муже, которого только радио бесполезнее, просыпаться, когда он кричит ночами;
Злиться на сыновей, их ухмылки волчьи, слова скабрезные, если б не потребность в деньгах, они бы её и вовсе не замечали.
А мигрень - лучше секса и алкоголя, лучше шопинга, твою мать, и поездки за город на природу:
Это пять часов ты блюёшь от боли, с передышкой на пореветь, перестать дрожать, лечь лицом в ледяную воду;
Лопаются линзы в глазах, струны подо лбом, а затем отпускает тебя на волю, и вот тут узнаёшь ты истинную свободу.
Потому что Барбаре сорок пять, ничего не начнётся заново, голова седая наполовину, не золотая.
Если в будущее глядеть, холодны глаза его, её ноша давно сидит на ней, как влитая.
Но ей ведомо счастье - оно почти осязаемо, когда смерть дважды в месяц жует тебя, не глотая.
Барбара глядит на себя из зеркала, свет становится нестерпим, дёргается веко.
Через полчаса, думает она, всё уже померкло, на поверхности ни предмета, ни звука, ни человека.
Только чистая боль, чтоб ты аж слова коверкала, за четыре часа проходит четыре века.
А потом, говорит себе Барбара, после приступа, когда кончится тьма сырая и чертовщина,
Я пойду напьюсь всего мира свежего, серебристого, для меня только что налитого из кувшина,
И начну быть живая полно, живая пристально, так, чтоб если любовь гора, моё сердце - её вершина.
(http://mantrabox.livejournal.com/784117.html)
Думать о муже, которого только радио бесполезнее, просыпаться, когда он кричит ночами;
Злиться на сыновей, их ухмылки волчьи, слова скабрезные, если б не потребность в деньгах, они бы её и вовсе не замечали.
А мигрень - лучше секса и алкоголя, лучше шопинга, твою мать, и поездки за город на природу:
Это пять часов ты блюёшь от боли, с передышкой на пореветь, перестать дрожать, лечь лицом в ледяную воду;
Лопаются линзы в глазах, струны подо лбом, а затем отпускает тебя на волю, и вот тут узнаёшь ты истинную свободу.
Потому что Барбаре сорок пять, ничего не начнётся заново, голова седая наполовину, не золотая.
Если в будущее глядеть, холодны глаза его, её ноша давно сидит на ней, как влитая.
Но ей ведомо счастье - оно почти осязаемо, когда смерть дважды в месяц жует тебя, не глотая.
Барбара глядит на себя из зеркала, свет становится нестерпим, дёргается веко.
Через полчаса, думает она, всё уже померкло, на поверхности ни предмета, ни звука, ни человека.
Только чистая боль, чтоб ты аж слова коверкала, за четыре часа проходит четыре века.
А потом, говорит себе Барбара, после приступа, когда кончится тьма сырая и чертовщина,
Я пойду напьюсь всего мира свежего, серебристого, для меня только что налитого из кувшина,
И начну быть живая полно, живая пристально, так, чтоб если любовь гора, моё сердце - её вершина.
(http://mantrabox.livejournal.com/784117.html)
Barbara Grain is grateful for her illness - if not for it, then I would have to be tormented by trifles:
To think of a husband whom only radio is useless to wake up when he screams at night;
To be angry with sons, their smirks are wolfish, the words are rasping, if not for the need for money, they would not have noticed it at all.
Migraine is better than sex and alcohol, better than shopping, your mother, and trips out of town to nature:
This is five hours you vomit in pain, with a breather to roar, stop trembling, lie face down in icy water;
The lenses in the eyes burst, the strings under the forehead, and then lets you go free, and here you find out true freedom.
Because Barbara is forty-five, nothing will start anew, the head is half gray, not golden.
If you look into the future, his eyes are cold, her burden has long been sitting on her, like a glove.
But she knows happiness - it is almost tangible when death chews you twice a month without swallowing.
Barbara looks at herself from the mirror, the light becomes unbearable, the eyelid twitches.
After half an hour, she thinks, everything was already darkened, on the surface of neither an object, nor sound, nor a person.
Only pure pain, so that you are already words distorted, four centuries pass four centuries.
And then, Barbara tells herself, after the attack, when the damp and damn darkness ends,
I'll go get drunk all over the world fresh, silvery, for me just poured from a jug,
And I will begin to be fully alive, living intently, so that if love is a mountain, my heart is its peak.
(http://mantrabox.livejournal.com/784117.html)
To think of a husband whom only radio is useless to wake up when he screams at night;
To be angry with sons, their smirks are wolfish, the words are rasping, if not for the need for money, they would not have noticed it at all.
Migraine is better than sex and alcohol, better than shopping, your mother, and trips out of town to nature:
This is five hours you vomit in pain, with a breather to roar, stop trembling, lie face down in icy water;
The lenses in the eyes burst, the strings under the forehead, and then lets you go free, and here you find out true freedom.
Because Barbara is forty-five, nothing will start anew, the head is half gray, not golden.
If you look into the future, his eyes are cold, her burden has long been sitting on her, like a glove.
But she knows happiness - it is almost tangible when death chews you twice a month without swallowing.
Barbara looks at herself from the mirror, the light becomes unbearable, the eyelid twitches.
After half an hour, she thinks, everything was already darkened, on the surface of neither an object, nor sound, nor a person.
Only pure pain, so that you are already words distorted, four centuries pass four centuries.
And then, Barbara tells herself, after the attack, when the damp and damn darkness ends,
I'll go get drunk all over the world fresh, silvery, for me just poured from a jug,
And I will begin to be fully alive, living intently, so that if love is a mountain, my heart is its peak.
(http://mantrabox.livejournal.com/784117.html)
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Олеся Селиверстова
