Нет никаких рецептов, есть просто мгла, сияющая бездна над темнотой долин, бескрайнее море, потопившее все слова похвальбы, веры, так придающей сил, отчаяния, умиления, гнева, зла, жизни, праха, забвения или славы, все останется лишь песней ветра, листком бумаги, засохшей лавой, бестолковым преданием, рассыпчатым, как зола. Устрицы плачут жемчугом, а человек слезами, а мгла смеется пригоршнями Леонид, хвостами комет, не думает, не грустит, лишь лениво взирает на пыль под ее ногами. Нет никаких рецептов, ни лекарствами, ни словами не утолить жажды солнечного тепла, цепляясь безумно за отражения в лужах и витражах, за цветы и мягкость собачьей шерсти, за тепло костра, догорающего дотла, за жаворонков в межах, за ступени лестниц, мамины песни, за ладошку, прижимаемую к губам, за дом лесника, палатку и Нотр-Дам, за пыль чердаков и стоптанные сандалии, за раков в пиве и омаров из "El Bulli", за Вирджинию Вульф, Набокова и стихи, случайно написанные чьей-то дочерью на вокзале. Нет никаких рецептов, разбросаны на земле пятна желтого солнца и перья беспечной птицы, апрель устает и тень от листвы ложится на белую скатерть темным кружевом поутру, и уличный мальчишка себя гладит по животу, он знает, что с ним еще сотню лет ничего не случится. И молодая мама вяжет тысячные носки из собачьей шерсти, и бабушка режет булочку за столом, точно зная, что ты убежишь потом, и, видимо, до вечера не наешься, и папа пахнет бензином, а дедушка им пропах, тетя под пионами ест черешню, читает книгу, а ты уложив кошку в коляску спать так безумно рад, что с тобой отпускают гулять столь родную псину, при виде которой почему-то все своих болонок ведут домой, и солнечный свет сквозь сиреневые шторы течет рекой, и по радио говорят, что кто-то приехал в Ригу...
2011
2011
There are no recipes, there is just a haze, a shining abyss over the darkness of valleys, an endless sea that has sunk all the words of praise, faith, so giving strength, despair, tenderness, anger, evil, life, dust, oblivion or glory, everything will remain only a song of the wind, a piece of paper, dried lava, stupid legend, friable, ashes. Oysters cry with pearls, and a man cries with tears, and the mist laughs in handfuls Leonid, tails of comets, does not think, does not feel sad, only lazily looks at the dust under her feet. There are no recipes, nor medicines, nor words to quench the thirst for solar heat, clinging insanely for reflections in puddles and stained glass, for the flowers and softness of dog hair, for the warmth of a bonfire dying to the ground, for larks in between, for stairs, mother's songs, for the palm of your hand pressed to the lips, for the forester's house, tent and Notre Dame, for the dust of attics and worn sandals, for crayfish in beer and lobster from "El Bulli", for Virginia Woolf, Nabokova and poems accidentally written by someone's daughter at the station. There are no recipes, the spots of the yellow sun and the feathers of a careless bird are scattered on the ground, April gets tired and the shadow of the leaves falls on a white tablecloth in the dark lace in the morning, and the street boy strokes his stomach, he knows that nothing will happen to him for another hundred years. And the young mother knits thousandths of socks from dog’s wool, and the grandmother cuts the bun at the table, knowing that you’ll run away later, and apparently you won’t eat until the evening, and dad smells like gasoline, and grandfather smells them, aunt under the peonies eats sweet cherry, reading a book, and when you put the cat in a stroller to sleep, you are so insanely happy that you let such a dear dog go for a walk, at the sight of which for some reason all your lapdogs lead home, and sunlight flows through the lilac curtains and the radio says that Someone came to Riga ...
2011
2011
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Косторева
