В закоулках Иерусалима
Мне встречался ослик черноглазый.
Он возил упрямую тележку,
Кротко щуря пыльные ресницы.
Шли гуськом евреи в синагогу.
Жареным тянуло из кофейни.
В лавочке, по шекелю за штуку,
Раскупали крестики туристы.
Вдоль камней, изъеденных проказой,
Шляпками, зонтами укрываясь,
Кочевали галлы и германцы -
Но от солнца не было спасенья.
И вот там - в извилинах, в протоках
Города, где молятся на рынке,
Где солдат на паперти скучает -
Мне явился ослик черноглазый.
Низкорослый, вежливый, кудлатый.
Шевеля ушами простодушно,
Нес он безмятежную поклажу
На святые лестницы и взгорбья.
И припомнил я, что смерти - нету,
Пара тысяч лет - глоток забвенья,
Шар земной - щепоть сухого праха,
Ничего пока не начиналось.
Сердце же - свободно словно небо,
А любовь - доверчивей улыбки...
Как хотел я ослика погладить
И поцеловать... Но не решился.
Дул сквозняк из ямы катакомбной.
Плавил камни жар перед кофейней.
Ковыляла ветхая тележка.
Бормотал погонщик по-арабски.
Андрей Анпилов
Мне встречался ослик черноглазый.
Он возил упрямую тележку,
Кротко щуря пыльные ресницы.
Шли гуськом евреи в синагогу.
Жареным тянуло из кофейни.
В лавочке, по шекелю за штуку,
Раскупали крестики туристы.
Вдоль камней, изъеденных проказой,
Шляпками, зонтами укрываясь,
Кочевали галлы и германцы -
Но от солнца не было спасенья.
И вот там - в извилинах, в протоках
Города, где молятся на рынке,
Где солдат на паперти скучает -
Мне явился ослик черноглазый.
Низкорослый, вежливый, кудлатый.
Шевеля ушами простодушно,
Нес он безмятежную поклажу
На святые лестницы и взгорбья.
И припомнил я, что смерти - нету,
Пара тысяч лет - глоток забвенья,
Шар земной - щепоть сухого праха,
Ничего пока не начиналось.
Сердце же - свободно словно небо,
А любовь - доверчивей улыбки...
Как хотел я ослика погладить
И поцеловать... Но не решился.
Дул сквозняк из ямы катакомбной.
Плавил камни жар перед кофейней.
Ковыляла ветхая тележка.
Бормотал погонщик по-арабски.
Андрей Анпилов
In the back streets of Jerusalem
I met a black-eyed donkey.
He drove a stubborn cart
Gently squinting dusty eyelashes.
The Jews went in gusto to the synagogue.
Fried pulled from a coffee shop.
In a shop, a shekel apiece,
Tourists snapped up crosses.
Along the stones eaten by leprosy
Hats, hiding with umbrellas,
Gauls and Germans wandered -
But there was no escape from the sun.
And there - in the convolutions, in the ducts
Cities where market prayers
Where the soldier on the porch misses -
A black-eyed donkey appeared to me.
Short, polite, towed.
Stirring your ears innocently,
He carried a serene baggage
On the holy stairs and humps.
And I remembered that there is no death
A couple of thousand years is a breath of oblivion
Earth globe - a pinch of dry dust,
Nothing has begun yet.
The heart is as free as heaven
And love is more trusting than a smile ...
How I wanted to pet a donkey
And to kiss ... But he did not dare.
Blowing a draft from the catacomb pit.
Heat melted stones in front of a coffee shop.
A dilapidated cart was hobbling.
The driver drove in Arabic.
Andrey Anpilov
I met a black-eyed donkey.
He drove a stubborn cart
Gently squinting dusty eyelashes.
The Jews went in gusto to the synagogue.
Fried pulled from a coffee shop.
In a shop, a shekel apiece,
Tourists snapped up crosses.
Along the stones eaten by leprosy
Hats, hiding with umbrellas,
Gauls and Germans wandered -
But there was no escape from the sun.
And there - in the convolutions, in the ducts
Cities where market prayers
Where the soldier on the porch misses -
A black-eyed donkey appeared to me.
Short, polite, towed.
Stirring your ears innocently,
He carried a serene baggage
On the holy stairs and humps.
And I remembered that there is no death
A couple of thousand years is a breath of oblivion
Earth globe - a pinch of dry dust,
Nothing has begun yet.
The heart is as free as heaven
And love is more trusting than a smile ...
How I wanted to pet a donkey
And to kiss ... But he did not dare.
Blowing a draft from the catacomb pit.
Heat melted stones in front of a coffee shop.
A dilapidated cart was hobbling.
The driver drove in Arabic.
Andrey Anpilov
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Елизавета Тихомирова оставил(а) запись на стене пользователя Настя Рябцева
