Мне нравится иронический человек.
И взгляд его, иронический, из-под век.
И черточка эта тоненькая у рта -
иронии отличительная черта.
Мне нравится иронический человек.
Он, в сущности,- героический человек.
Мне нравится иронический его взгляд
на вещи, которые вас, извините, злят.
И можно себе представить его в пенсне,
листающим послезавтрашний календарь.
И можно себе представить в его письме
какое-нибудь старинное - милсударь.
Но зря, если он представится вам шутом.
Ирония - она служит ему щитом.
И можно себе представить, как этот щит
шатается под ударами и трещит.
И все-таки сквозь трагический этот век
проходит он, иронический человек.
И можно себе представить его с мечом,
качающимся над слабым его плечом.
Но дело не в том - как меч у него остер,
а в том - как идет с улыбкою на костер
и как перед этим он произносит:- Да,
горячий денек - не правда ли, господа!
Когда же свеча последняя догорит,
а пламень небес едва еще лиловат,
смущенно - я умираю - он говорит,
как будто бы извиняется,- виноват.
И можно себе представить смиренный лик,
и можно себе представить огромный рост,
но он уходит, так же прост и велик,
как был за миг перед этим велик и прост.
И он уходит - некого, мол, корить,-
как будто ушел из комнаты покурить,
на улицу вышел воздухом подышать
и просит не затрудняться, не провожать.
(Юрий Левитанский)
И взгляд его, иронический, из-под век.
И черточка эта тоненькая у рта -
иронии отличительная черта.
Мне нравится иронический человек.
Он, в сущности,- героический человек.
Мне нравится иронический его взгляд
на вещи, которые вас, извините, злят.
И можно себе представить его в пенсне,
листающим послезавтрашний календарь.
И можно себе представить в его письме
какое-нибудь старинное - милсударь.
Но зря, если он представится вам шутом.
Ирония - она служит ему щитом.
И можно себе представить, как этот щит
шатается под ударами и трещит.
И все-таки сквозь трагический этот век
проходит он, иронический человек.
И можно себе представить его с мечом,
качающимся над слабым его плечом.
Но дело не в том - как меч у него остер,
а в том - как идет с улыбкою на костер
и как перед этим он произносит:- Да,
горячий денек - не правда ли, господа!
Когда же свеча последняя догорит,
а пламень небес едва еще лиловат,
смущенно - я умираю - он говорит,
как будто бы извиняется,- виноват.
И можно себе представить смиренный лик,
и можно себе представить огромный рост,
но он уходит, так же прост и велик,
как был за миг перед этим велик и прост.
И он уходит - некого, мол, корить,-
как будто ушел из комнаты покурить,
на улицу вышел воздухом подышать
и просит не затрудняться, не провожать.
(Юрий Левитанский)
I like the ironic man.
And his look, ironic, from under the eyelid.
And this thin line at the mouth -
irony is a hallmark.
I like the ironic man.
He is essentially a heroic person.
I like his ironic look
sorry for the things that you, pardon me, are angry.
And you can imagine him in pince-nez,
leafing through the day after tomorrow calendar.
And you can imagine in his letter
some old - milsudar.
But in vain, if he introduces himself to you as a jester.
Irony - she serves him as a shield.
And you can imagine how this shield
staggers under the blows and pops.
And yet, through this tragic age
he passes, an ironic man.
And you can imagine him with a sword,
swinging over his weak shoulder.
But the point is not how his sword is sharp,
and in that - how it goes with a smile to the fire
and how before that he says: - Yes,
hot day - isn't it, gentlemen!
When the last candle burns out,
and the flame of heaven is still lilac
embarrassed - I'm dying - he says
as if apologizing - to blame.
And you can imagine a humble face,
and you can imagine huge growth,
but he leaves, just as simple and great,
how was the moment before that great and simple.
And he leaves - there’s nobody to reproach, -
as if he left the room to smoke,
went outside to breathe air
and asks not to hesitate, not to accompany.
(Yuri Levitansky)
And his look, ironic, from under the eyelid.
And this thin line at the mouth -
irony is a hallmark.
I like the ironic man.
He is essentially a heroic person.
I like his ironic look
sorry for the things that you, pardon me, are angry.
And you can imagine him in pince-nez,
leafing through the day after tomorrow calendar.
And you can imagine in his letter
some old - milsudar.
But in vain, if he introduces himself to you as a jester.
Irony - she serves him as a shield.
And you can imagine how this shield
staggers under the blows and pops.
And yet, through this tragic age
he passes, an ironic man.
And you can imagine him with a sword,
swinging over his weak shoulder.
But the point is not how his sword is sharp,
and in that - how it goes with a smile to the fire
and how before that he says: - Yes,
hot day - isn't it, gentlemen!
When the last candle burns out,
and the flame of heaven is still lilac
embarrassed - I'm dying - he says
as if apologizing - to blame.
And you can imagine a humble face,
and you can imagine huge growth,
but he leaves, just as simple and great,
how was the moment before that great and simple.
And he leaves - there’s nobody to reproach, -
as if he left the room to smoke,
went outside to breathe air
and asks not to hesitate, not to accompany.
(Yuri Levitansky)
У записи 9 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Настя Рябцева
