На даче расцветают яблони, а белая черешня уже расцвела.
Белая черешня. Высокая, раскидистая, на крепком стволе, с широкими ветвями, по которым так удобно лезть наверх, на которых так удобно сидеть, свесив ноги, и есть ягоды. И плеваться косточками, разумеется. Вишню нужно было собирать для варенья, сидя на крыше, и черешню красную собирать в ведра, стоя на стремянке. А черешню белую нужно было есть прямо с дерева. Черешню белую не собирали. Она мало хранится. И детям (мне то есть) на нее залезать удобнее всего, да и одна она всего — зато какая рослая, и прямо посреди сада. То есть дачного участка среди кукурузных и лавандовых полей. Мы всегда переживали, преодолевая долгий путь под жарким солнцем до дачи, что поле — не море. Бескрайнее, волнуется, а все-таки не море. В пути, на пыльной желтой дороге вдоль поля жарко. И пахнет сначала анисом, а потом лавандой. Песчинки забились между пальцами ног в сандалиях. И ноги, и сандалии стали цвета дороги. Больше всего хочется купаться в море и мороженого. Но ни того, ни другого здесь нет. Впрочем, об этом забываешь, когда ключи открывают калитку и попадаешь в тень вишневых деревьев, в тень белёного дома. В тень белой черешни. Лезешь на нее бесстрашно. Садишься на самую широкую ветку, роняя по пути панаму (здесь можно без панамы — тень же!). Тянешься за ягодами. Меняешь ветки, когда нужно подобраться к новым ягодам. И ешь, пока хочется, и еще чуть дольше. А над беседкой у пустующего каменного дачного дома тянется дымок. Из самовара. Бабушка складывает на тарелочки что-то к чаю и кричит мне, чтобы я нарвала смородиновых листьев, ведь с ними чай вкуснее.
Сначала не стало дедушки. Потом срубили белую черешню. Сказали, что старая стала. Потом бабушка умерла. А затем и крымскую дачу продали — там же даже нет моря.
А спустя 20 лет неподалеку от Малой Вишеры прямо посреди сада, молодая, с тонким и гладким стволом, чуть выше меня ростом, расцвела крупными белыми цветами белая черешня. Наверно, летом и немного ягод поспеет.
Белая черешня. Высокая, раскидистая, на крепком стволе, с широкими ветвями, по которым так удобно лезть наверх, на которых так удобно сидеть, свесив ноги, и есть ягоды. И плеваться косточками, разумеется. Вишню нужно было собирать для варенья, сидя на крыше, и черешню красную собирать в ведра, стоя на стремянке. А черешню белую нужно было есть прямо с дерева. Черешню белую не собирали. Она мало хранится. И детям (мне то есть) на нее залезать удобнее всего, да и одна она всего — зато какая рослая, и прямо посреди сада. То есть дачного участка среди кукурузных и лавандовых полей. Мы всегда переживали, преодолевая долгий путь под жарким солнцем до дачи, что поле — не море. Бескрайнее, волнуется, а все-таки не море. В пути, на пыльной желтой дороге вдоль поля жарко. И пахнет сначала анисом, а потом лавандой. Песчинки забились между пальцами ног в сандалиях. И ноги, и сандалии стали цвета дороги. Больше всего хочется купаться в море и мороженого. Но ни того, ни другого здесь нет. Впрочем, об этом забываешь, когда ключи открывают калитку и попадаешь в тень вишневых деревьев, в тень белёного дома. В тень белой черешни. Лезешь на нее бесстрашно. Садишься на самую широкую ветку, роняя по пути панаму (здесь можно без панамы — тень же!). Тянешься за ягодами. Меняешь ветки, когда нужно подобраться к новым ягодам. И ешь, пока хочется, и еще чуть дольше. А над беседкой у пустующего каменного дачного дома тянется дымок. Из самовара. Бабушка складывает на тарелочки что-то к чаю и кричит мне, чтобы я нарвала смородиновых листьев, ведь с ними чай вкуснее.
Сначала не стало дедушки. Потом срубили белую черешню. Сказали, что старая стала. Потом бабушка умерла. А затем и крымскую дачу продали — там же даже нет моря.
А спустя 20 лет неподалеку от Малой Вишеры прямо посреди сада, молодая, с тонким и гладким стволом, чуть выше меня ростом, расцвела крупными белыми цветами белая черешня. Наверно, летом и немного ягод поспеет.
Apple trees are blooming in the country, and white cherries have already blossomed.
White cherries. Tall, sprawling, on a strong trunk, with wide branches on which it is so convenient to climb up, on which it is so convenient to sit with dangling legs, and there are berries. And spitting bones, of course. Cherry had to be collected for jam, sitting on the roof, and red cherries to collect in buckets, standing on a stepladder. A white cherry had to be eaten directly from the tree. White cherry was not collected. She is little stored. And it’s most convenient for children (to me, that is) to climb onto it most, and she’s the only one - but how tall, and right in the middle of the garden. That is, a summer cottage area among corn and lavender fields. We always worried, overcoming a long journey under the hot sun to the cottage, that the field is not the sea. Boundless, worried, but still not the sea. It’s hot on the dusty yellow road along the field. And it smells first of anise, and then lavender. Sand grains clogged between toes in sandals. Both legs and sandals became the color of the road. Most of all I want to swim in the sea and ice cream. But neither one nor the other is here. However, you forget about it when the keys open the gate and find yourself in the shadow of cherry trees, in the shadow of a whitewashed house. In the shadow of white cherries. You climb fearlessly at her. You sit on the widest branch, dropping a panama along the way (here you can without a panama - a shadow!). Reaching for the berries. Change branches when you need to get to new berries. And eat while you want, and a little longer. And above the gazebo near an empty stone country house there is a haze. From a samovar. My grandmother puts something on the plates for tea and shouts to me to pick up the currant leaves, because tea is tastier with them.
At first, my grandfather was gone. Then they cut down the white cherries. They said that the old has become. Then the grandmother died. And then they sold the Crimean cottage - there is not even a sea there.
And 20 years later, not far from Malaya Vishera, right in the middle of the garden, a young, with a thin and smooth trunk, slightly taller than me, white cherry blossomed with large white flowers. Probably in the summer and some berries will ripen.
White cherries. Tall, sprawling, on a strong trunk, with wide branches on which it is so convenient to climb up, on which it is so convenient to sit with dangling legs, and there are berries. And spitting bones, of course. Cherry had to be collected for jam, sitting on the roof, and red cherries to collect in buckets, standing on a stepladder. A white cherry had to be eaten directly from the tree. White cherry was not collected. She is little stored. And it’s most convenient for children (to me, that is) to climb onto it most, and she’s the only one - but how tall, and right in the middle of the garden. That is, a summer cottage area among corn and lavender fields. We always worried, overcoming a long journey under the hot sun to the cottage, that the field is not the sea. Boundless, worried, but still not the sea. It’s hot on the dusty yellow road along the field. And it smells first of anise, and then lavender. Sand grains clogged between toes in sandals. Both legs and sandals became the color of the road. Most of all I want to swim in the sea and ice cream. But neither one nor the other is here. However, you forget about it when the keys open the gate and find yourself in the shadow of cherry trees, in the shadow of a whitewashed house. In the shadow of white cherries. You climb fearlessly at her. You sit on the widest branch, dropping a panama along the way (here you can without a panama - a shadow!). Reaching for the berries. Change branches when you need to get to new berries. And eat while you want, and a little longer. And above the gazebo near an empty stone country house there is a haze. From a samovar. My grandmother puts something on the plates for tea and shouts to me to pick up the currant leaves, because tea is tastier with them.
At first, my grandfather was gone. Then they cut down the white cherries. They said that the old has become. Then the grandmother died. And then they sold the Crimean cottage - there is not even a sea there.
And 20 years later, not far from Malaya Vishera, right in the middle of the garden, a young, with a thin and smooth trunk, slightly taller than me, white cherry blossomed with large white flowers. Probably in the summer and some berries will ripen.
У записи 20 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Настя Рябцева
