В холле было пусто. Рейнхард возился с калькулятором.
– Я хочу заменить линолеум, – сказал он.
– Неплохая мысль.
– Давай выпьем.
– С удовольствием.
– Рюмки взяли парни из чешского землячества. Ты можешь пить из бумажных стаканчиков?
– Мне случалось пить из футляра для очков.
Рейнхард уважительно приподнял брови. Мы выпили по стакану бренди.
– Можно здесь и переночевать, – сказал он, – только диваны узкие.
– Мне доводилось спать в гинекологическом кресле.
Рейнхард поглядел на меня с еще большим уважением. Мы снова выпили.
– Я не буду менять линолеум, – сказал он. – Я передумал, ибо мир обречен.
– Это верно, – сказал я.
– Семь ангелов, имеющие семь труб, уже приготовились.
Кто-то постучал в дверь.
– Не открывай, – сказал Рейнхард, - это конь бледный... И всадник, которому имя – смерть.
Мы снова выпили.
– Пора, – говорю, – мама волнуется.
– Будь здоров, – с трудом выговорил Рейнхард, – чао. И да здравствует сон! Ибо сон – бездеятельность. А бездеятельность – единственное нравственное состояние. Любая жизнедеятельность есть гниение... Чао!..
– Прощай. – сказал я, – жизнь абсурдна! Жизнь абсурдна уже потому, что немец мне ближе родного дяди...
"Наши" С. Довлатов
– Я хочу заменить линолеум, – сказал он.
– Неплохая мысль.
– Давай выпьем.
– С удовольствием.
– Рюмки взяли парни из чешского землячества. Ты можешь пить из бумажных стаканчиков?
– Мне случалось пить из футляра для очков.
Рейнхард уважительно приподнял брови. Мы выпили по стакану бренди.
– Можно здесь и переночевать, – сказал он, – только диваны узкие.
– Мне доводилось спать в гинекологическом кресле.
Рейнхард поглядел на меня с еще большим уважением. Мы снова выпили.
– Я не буду менять линолеум, – сказал он. – Я передумал, ибо мир обречен.
– Это верно, – сказал я.
– Семь ангелов, имеющие семь труб, уже приготовились.
Кто-то постучал в дверь.
– Не открывай, – сказал Рейнхард, - это конь бледный... И всадник, которому имя – смерть.
Мы снова выпили.
– Пора, – говорю, – мама волнуется.
– Будь здоров, – с трудом выговорил Рейнхард, – чао. И да здравствует сон! Ибо сон – бездеятельность. А бездеятельность – единственное нравственное состояние. Любая жизнедеятельность есть гниение... Чао!..
– Прощай. – сказал я, – жизнь абсурдна! Жизнь абсурдна уже потому, что немец мне ближе родного дяди...
"Наши" С. Довлатов
The hall was empty. Reinhard was busy with a calculator.
“I want to replace linoleum,” he said.
“Nice thought.”
- Let's have a drink.
- With pleasure.
- The glasses were taken by guys from the Czech community. Can you drink from paper cups?
- I happened to drink from a case for glasses.
Reinhard respectfully raised his eyebrows. We drank a glass of brandy.
“You can spend the night here,” he said, “only the sofas are narrow.”
- I had to sleep in a gynecological chair.
Reinhard looked at me with even greater respect. We had a drink again.
“I will not change linoleum,” he said. “I changed my mind, for the world is doomed.”
“That's right,” I said.
“Seven angels, having seven trumpets, have already prepared.”
Someone knocked the door.
“Do not open,” said Reinhard, “this is a pale horse ... And a horseman whose name is death.”
We had a drink again.
“It's time,” I say, “mom is worried.”
“Be healthy,” Reinhard said with difficulty, “ciao.” And long live the dream! For sleep is inaction. And inaction is the only moral condition. Any activity is rotting ... Chao! ..
- Goodbye. - I said, - life is absurd! Life is absurd already because the German is closer to my native uncle ...
Ours S. Dovlatov
“I want to replace linoleum,” he said.
“Nice thought.”
- Let's have a drink.
- With pleasure.
- The glasses were taken by guys from the Czech community. Can you drink from paper cups?
- I happened to drink from a case for glasses.
Reinhard respectfully raised his eyebrows. We drank a glass of brandy.
“You can spend the night here,” he said, “only the sofas are narrow.”
- I had to sleep in a gynecological chair.
Reinhard looked at me with even greater respect. We had a drink again.
“I will not change linoleum,” he said. “I changed my mind, for the world is doomed.”
“That's right,” I said.
“Seven angels, having seven trumpets, have already prepared.”
Someone knocked the door.
“Do not open,” said Reinhard, “this is a pale horse ... And a horseman whose name is death.”
We had a drink again.
“It's time,” I say, “mom is worried.”
“Be healthy,” Reinhard said with difficulty, “ciao.” And long live the dream! For sleep is inaction. And inaction is the only moral condition. Any activity is rotting ... Chao! ..
- Goodbye. - I said, - life is absurd! Life is absurd already because the German is closer to my native uncle ...
Ours S. Dovlatov
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Anastasia Kovalenko
