Рэнд Айн,
Атлант расправил плечи. Книга 3: "А есть А"
-------
Испытанное мною облегчение, думала она, молча шагая рядом с ним, оказалось столь сильным отчасти в силу шока по контрасту: живо и наглядно, с внезапной четкостью внутреннего зрения она представила себе, что означал бы для них троих кодекс самопожертвования, если бы все трое последовали ему. Галт отказывается ради своего ближайшего друга от женщины, которую жаждет, лицемерно изгоняет из своей жизни и души свое величайшее чувство, а ее лишает себя, чего бы это ни стоило им обоим, а потом влачит остаток своих лет сквозь пустыню неисполненного, недостигнутого; она обращается за утешением к дублеру, притворяется, что испытывает к нему любовь, которой нет, и притворяется с готовностью, поскольку воля к самообману составляет необходимое, существенное условие для самопожертвования Галта; затем она живет долгие годы, испытывая безнадежное стремление и приемля, как слабое лекарство для незаживающей раны, редкие моменты усталой любви, подкрепляя их тезисом, что любовь вообще тщетна и что на земле нельзя обрести счастья; Франциско бродит в вязком тумане фальшивой реальности, его жизнь – обман, подстроенный двумя людьми, ближе которых у него не было, которым он верил больше, чем себе; он пробует понять, чего ему не хватает для счастья, спускается на землю с шаткого эшафота лжи и падает в пропасть прозрения: она любила вовсе не его, он всего лишь нежеланная замена – то ли объект благотворительности, то ли подпорка; прозрение ввергнет его душу в ад, и только смирение, покорный, летаргический сон равнодушия будет удерживать от распада призрачное здание его былой радости; вначале он будет бороться с собой, потом сдастся и свыкнется с бесцветной, монотонной жизнью, оправдание которой в вынужденном убеждении, что реализовать себя в этом мире человеку не дано; трое, которых природа наградила всеми мыслимыми дарами, ожесточатся умом и сердцем, от них останется только бездушная телесная оболочка, из которой будет рваться последний крик разочарования в жизни, потому что они не смогли сделать нереальное реальным.
Но ведь это и есть, думала Дэгни, моральный кодекс внешнего мира, кодекс, который требует действовать исходя из постулата слабости ближнего, его глупости и склонности к обману. Такова схема жизни людей внешнего мира – блуждание в тумане лицемерия и уклончивости; они не считают факты чем-то твердым и окончательным; они не признают за реальностью определенности формы; они проходят по жизни и уходят из нее туманными призраками, будто и не рождались. Здесь же, думала она, глядя сквозь зелень ветвей вниз, на сверкающие крыши в долине, к человеку относятся как к существу такому же определенному и ясному, как солнце и скалы. В этом и источник ее облегчения, чудесной легкости на сердце: где нет зыбких, как трясина, истин, бесформенных, как марево, убеждений, там никакая борьба не страшна, никакое решение не пугает.
– Не приходило ли вам в голову, мисс Таггарт, – говорил между тем Галт нейтральным тоном отвлеченного рассуждения, словно угадав ее мысли, – что интересы людей не вступают в конфликт ни в сфере бизнеса, ни в сфере торговли, ни в том, что касается интимнейших личных желаний, если они исключают из области возможного нелогичное и не допускают ничего разрушительного в области практической деятельности? Нет конфликтов, призывов жертвовать собой, никто не препятствует целям другого, если люди понимают, что реальность нельзя подделать, что ложь непродуктивна, что, не заработав, ничего не получишь, что разрушение имеющихся ценностей не придаст ценности тому, что ценностью не является. Бизнесмен, который хочет монополизировать рынок, задушив более предприимчивого конкурента, рабочий, который хочет получить доступ к богатству нанимателя, художник, который завидует более яркому таланту и видит в нем соперника, которого надо устранить, – все они стремятся разделаться с фактами, и у них есть единственный метод для этого – разрушение. Идя таким путем, они не завладеют рынком, богатством или бессмертной славой – они просто разрушат производство, труд и искусство. Стремление к нелогичному нельзя удовлетворить, согласны на то или нет те, кого приносят в жертву. Но люди не перестанут желать невозможного и не утратят жажды разрушать – пока самоуничтожение и самопожертвование преподносятся им как практический способ обрести счастье с минимальными усилиями. – Он посмотрел на Дэгни и медленно, с легким нажимом, чуть изменив своему бесстрастному тону, добавил: – В моей власти добиться счастья только для себя или уничтожить собственное счастье, но не счастье другого. Вам следовало бы больше уважать и его, и меня и не страшиться того, чего вы страшитесь.
-------
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_1.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_2.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/a_est_a.html
Атлант расправил плечи. Книга 3: "А есть А"
-------
Испытанное мною облегчение, думала она, молча шагая рядом с ним, оказалось столь сильным отчасти в силу шока по контрасту: живо и наглядно, с внезапной четкостью внутреннего зрения она представила себе, что означал бы для них троих кодекс самопожертвования, если бы все трое последовали ему. Галт отказывается ради своего ближайшего друга от женщины, которую жаждет, лицемерно изгоняет из своей жизни и души свое величайшее чувство, а ее лишает себя, чего бы это ни стоило им обоим, а потом влачит остаток своих лет сквозь пустыню неисполненного, недостигнутого; она обращается за утешением к дублеру, притворяется, что испытывает к нему любовь, которой нет, и притворяется с готовностью, поскольку воля к самообману составляет необходимое, существенное условие для самопожертвования Галта; затем она живет долгие годы, испытывая безнадежное стремление и приемля, как слабое лекарство для незаживающей раны, редкие моменты усталой любви, подкрепляя их тезисом, что любовь вообще тщетна и что на земле нельзя обрести счастья; Франциско бродит в вязком тумане фальшивой реальности, его жизнь – обман, подстроенный двумя людьми, ближе которых у него не было, которым он верил больше, чем себе; он пробует понять, чего ему не хватает для счастья, спускается на землю с шаткого эшафота лжи и падает в пропасть прозрения: она любила вовсе не его, он всего лишь нежеланная замена – то ли объект благотворительности, то ли подпорка; прозрение ввергнет его душу в ад, и только смирение, покорный, летаргический сон равнодушия будет удерживать от распада призрачное здание его былой радости; вначале он будет бороться с собой, потом сдастся и свыкнется с бесцветной, монотонной жизнью, оправдание которой в вынужденном убеждении, что реализовать себя в этом мире человеку не дано; трое, которых природа наградила всеми мыслимыми дарами, ожесточатся умом и сердцем, от них останется только бездушная телесная оболочка, из которой будет рваться последний крик разочарования в жизни, потому что они не смогли сделать нереальное реальным.
Но ведь это и есть, думала Дэгни, моральный кодекс внешнего мира, кодекс, который требует действовать исходя из постулата слабости ближнего, его глупости и склонности к обману. Такова схема жизни людей внешнего мира – блуждание в тумане лицемерия и уклончивости; они не считают факты чем-то твердым и окончательным; они не признают за реальностью определенности формы; они проходят по жизни и уходят из нее туманными призраками, будто и не рождались. Здесь же, думала она, глядя сквозь зелень ветвей вниз, на сверкающие крыши в долине, к человеку относятся как к существу такому же определенному и ясному, как солнце и скалы. В этом и источник ее облегчения, чудесной легкости на сердце: где нет зыбких, как трясина, истин, бесформенных, как марево, убеждений, там никакая борьба не страшна, никакое решение не пугает.
– Не приходило ли вам в голову, мисс Таггарт, – говорил между тем Галт нейтральным тоном отвлеченного рассуждения, словно угадав ее мысли, – что интересы людей не вступают в конфликт ни в сфере бизнеса, ни в сфере торговли, ни в том, что касается интимнейших личных желаний, если они исключают из области возможного нелогичное и не допускают ничего разрушительного в области практической деятельности? Нет конфликтов, призывов жертвовать собой, никто не препятствует целям другого, если люди понимают, что реальность нельзя подделать, что ложь непродуктивна, что, не заработав, ничего не получишь, что разрушение имеющихся ценностей не придаст ценности тому, что ценностью не является. Бизнесмен, который хочет монополизировать рынок, задушив более предприимчивого конкурента, рабочий, который хочет получить доступ к богатству нанимателя, художник, который завидует более яркому таланту и видит в нем соперника, которого надо устранить, – все они стремятся разделаться с фактами, и у них есть единственный метод для этого – разрушение. Идя таким путем, они не завладеют рынком, богатством или бессмертной славой – они просто разрушат производство, труд и искусство. Стремление к нелогичному нельзя удовлетворить, согласны на то или нет те, кого приносят в жертву. Но люди не перестанут желать невозможного и не утратят жажды разрушать – пока самоуничтожение и самопожертвование преподносятся им как практический способ обрести счастье с минимальными усилиями. – Он посмотрел на Дэгни и медленно, с легким нажимом, чуть изменив своему бесстрастному тону, добавил: – В моей власти добиться счастья только для себя или уничтожить собственное счастье, но не счастье другого. Вам следовало бы больше уважать и его, и меня и не страшиться того, чего вы страшитесь.
-------
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_1.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_2.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/a_est_a.html
Rand Ain
Atlas Shrugged. Book 3: "A is A"
-------
The relief I experienced, she thought, walking silently next to him, turned out to be so strong partly due to the shock in contrast: she imagined vividly and visually, with a sharp clarity of inner vision, that the three would have meant a code of self-sacrifice for the three of them if they followed him. Galt refuses for the sake of his closest friend the woman he thirsts, hypocritically expels his greatest feeling from his life and soul, and deprives herself of it, whatever it costs them both, and then drags the rest of his years through the desert of the unfulfilled, unreached; she appeals for consolation to the understudy, pretends that she feels love for him, which is not, and pretends to be willing, because the will to self-deception is a necessary, essential condition for Galt's sacrifice; then she lives for many years, experiencing hopeless aspiration and accepting, as a weak medicine for a non-healing wound, rare moments of tired love, reinforcing them with the thesis that love is in vain and that happiness cannot be found on earth; Francisco wanders in the viscous fog of false reality, his life is a deception, arranged by two people, closer to whom he did not have, whom he believed more than himself; he tries to understand what he lacks for happiness, descends to the ground from a shaky scaffold of lies and falls into the abyss of insight: she loved him not at all, he is just an unwanted replacement - either an object of charity, or a backup; insight will plunge his soul into hell, and only humility, humble, lethargic sleep of indifference will keep the ghostly building of his former joy from decay; at first he will fight with himself, then he will surrender and become accustomed to a colorless, monotonous life, the justification of which is in the forced conviction that man is not given to realize himself in this world; the three, whom nature has rewarded with all conceivable gifts, are hardened by the mind and heart, they will only have a soulless body shell from which the last cry of disappointment in life will burst, because they could not make the unreal real.
But this is, Dagney thought, the moral code of the outside world, a code that requires acting on the basis of the postulate of the weakness of one's neighbor, his stupidity and tendency to deceive. Such is the pattern of life of the people of the outside world - wandering in a fog of hypocrisy and evasion; they do not consider the facts to be anything solid and final; they do not recognize the reality of certainty of form; they pass through life and leave it with hazy ghosts, as if they were not born. Here, she thought, looking through the green of the branches down at the sparkling roofs in the valley, people are treated as being as definite and clear as the sun and rocks. This is the source of her relief, a wonderful lightness in her heart: where there are no unsteady, like a quagmire, truths, formless, like haze, beliefs, there is no struggle there, no decision is frightening.
“Did it ever occur to you, Miss Taggart,” Galt meanwhile said in a neutral tone of abstract reasoning, as if guessing her thoughts, “that people's interests do not conflict either in business, or in trade, or in relation to the most intimate personal desires, if they exclude the illogical from the realm of the possible and do not allow anything destructive in the field of practical activity? There are no conflicts, calls to sacrifice oneself, no one impedes the goals of another, if people understand that reality cannot be faked, that lies are unproductive, that without earning, you won’t get anything, that destroying existing values will not add value to that which is not value. A businessman who wants to monopolize the market by strangling a more entrepreneurial competitor, a worker who wants to access the wealth of the employer, an artist who envies brighter talent and sees in him an opponent who needs to be eliminated, they all strive to deal with the facts, and they have there is only one method for this - destruction. Following this path, they will not take possession of the market, wealth or immortal glory - they will simply destroy production, labor and art. The desire for the illogical cannot be satisfied if those who sacrifice agree or not. But people will not cease to desire the impossible and will not lose their thirst to destroy - as long as self-destruction and self-sacrifice are presented to them as a practical way to find happiness with minimal effort. - He looked at Dagny and slowly, with a slight pressure, slightly changing his impassive tone, he added: - It is in my power to achieve happiness only for myself or destroy my own happiness, but not the happiness of another. You should respect him and me more and not be afraid of what you fear.
-------
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_1.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_2.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/a_est_a.html
Atlas Shrugged. Book 3: "A is A"
-------
The relief I experienced, she thought, walking silently next to him, turned out to be so strong partly due to the shock in contrast: she imagined vividly and visually, with a sharp clarity of inner vision, that the three would have meant a code of self-sacrifice for the three of them if they followed him. Galt refuses for the sake of his closest friend the woman he thirsts, hypocritically expels his greatest feeling from his life and soul, and deprives herself of it, whatever it costs them both, and then drags the rest of his years through the desert of the unfulfilled, unreached; she appeals for consolation to the understudy, pretends that she feels love for him, which is not, and pretends to be willing, because the will to self-deception is a necessary, essential condition for Galt's sacrifice; then she lives for many years, experiencing hopeless aspiration and accepting, as a weak medicine for a non-healing wound, rare moments of tired love, reinforcing them with the thesis that love is in vain and that happiness cannot be found on earth; Francisco wanders in the viscous fog of false reality, his life is a deception, arranged by two people, closer to whom he did not have, whom he believed more than himself; he tries to understand what he lacks for happiness, descends to the ground from a shaky scaffold of lies and falls into the abyss of insight: she loved him not at all, he is just an unwanted replacement - either an object of charity, or a backup; insight will plunge his soul into hell, and only humility, humble, lethargic sleep of indifference will keep the ghostly building of his former joy from decay; at first he will fight with himself, then he will surrender and become accustomed to a colorless, monotonous life, the justification of which is in the forced conviction that man is not given to realize himself in this world; the three, whom nature has rewarded with all conceivable gifts, are hardened by the mind and heart, they will only have a soulless body shell from which the last cry of disappointment in life will burst, because they could not make the unreal real.
But this is, Dagney thought, the moral code of the outside world, a code that requires acting on the basis of the postulate of the weakness of one's neighbor, his stupidity and tendency to deceive. Such is the pattern of life of the people of the outside world - wandering in a fog of hypocrisy and evasion; they do not consider the facts to be anything solid and final; they do not recognize the reality of certainty of form; they pass through life and leave it with hazy ghosts, as if they were not born. Here, she thought, looking through the green of the branches down at the sparkling roofs in the valley, people are treated as being as definite and clear as the sun and rocks. This is the source of her relief, a wonderful lightness in her heart: where there are no unsteady, like a quagmire, truths, formless, like haze, beliefs, there is no struggle there, no decision is frightening.
“Did it ever occur to you, Miss Taggart,” Galt meanwhile said in a neutral tone of abstract reasoning, as if guessing her thoughts, “that people's interests do not conflict either in business, or in trade, or in relation to the most intimate personal desires, if they exclude the illogical from the realm of the possible and do not allow anything destructive in the field of practical activity? There are no conflicts, calls to sacrifice oneself, no one impedes the goals of another, if people understand that reality cannot be faked, that lies are unproductive, that without earning, you won’t get anything, that destroying existing values will not add value to that which is not value. A businessman who wants to monopolize the market by strangling a more entrepreneurial competitor, a worker who wants to access the wealth of the employer, an artist who envies brighter talent and sees in him an opponent who needs to be eliminated, they all strive to deal with the facts, and they have there is only one method for this - destruction. Following this path, they will not take possession of the market, wealth or immortal glory - they will simply destroy production, labor and art. The desire for the illogical cannot be satisfied if those who sacrifice agree or not. But people will not cease to desire the impossible and will not lose their thirst to destroy - as long as self-destruction and self-sacrifice are presented to them as a practical way to find happiness with minimal effort. - He looked at Dagny and slowly, with a slight pressure, slightly changing his impassive tone, he added: - It is in my power to achieve happiness only for myself or destroy my own happiness, but not the happiness of another. You should respect him and me more and not be afraid of what you fear.
-------
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_1.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_2.html
http://royallib.com/book/rend_ayn/a_est_a.html
У записи 7 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Роман Саврулин