Иосиф Бродский
Пророчество (1965)
М. Б.
Мы будем жить с тобой на берегу,
отгородившись высоченной дамбой
от континента, в небольшом кругу,
сооруженном самодельной лампой.
Мы будем в карты воевать с тобой
и слушать, как безумствует прибой,
покашливать, вздыхая неприметно,
при слишком сильных дуновеньях ветра.
Я буду стар, а ты — ты молода.
Но выйдет так, как учат пионеры,
что счет пойдет на дни — не на года, —
оставшиеся нам до новой эры.
В Голландии своей наоборот
мы разведем с тобою огород
и будем устриц жарить за порогом
и солнечным питаться осьминогом.
Пускай шумит над огурцами дождь,
мы загорим с тобой по-эскимосски,
и с нежностью ты пальцем проведешь
по девственной, нетронутой полоске.
Я на ключицу в зеркало взгляну
и обнаружу за спиной волну
и старый гейгер в оловянной рамке
на выцветшей и пропотевшей лямке.
Придет зима, безжалостно крутя
осоку нашей кровли деревянной.
И если мы произведем дитя,
то назовем Андреем или Анной.
Чтоб, к сморщенному личику привит,
не позабыт был русский алфавит,
чей первый звук от выдоха продлится
и, стало быть, в грядущем утвердится.
Мы будем в карты воевать, и вот
нас вместе с козырями отнесет
от берега извилистость отлива.
И наш ребенок будет молчаливо
смотреть, не понимая ничего,
как мотылек колотится о лампу,
когда настанет время для него
обратно перебраться через дамбу.
Пророчество (1965)
М. Б.
Мы будем жить с тобой на берегу,
отгородившись высоченной дамбой
от континента, в небольшом кругу,
сооруженном самодельной лампой.
Мы будем в карты воевать с тобой
и слушать, как безумствует прибой,
покашливать, вздыхая неприметно,
при слишком сильных дуновеньях ветра.
Я буду стар, а ты — ты молода.
Но выйдет так, как учат пионеры,
что счет пойдет на дни — не на года, —
оставшиеся нам до новой эры.
В Голландии своей наоборот
мы разведем с тобою огород
и будем устриц жарить за порогом
и солнечным питаться осьминогом.
Пускай шумит над огурцами дождь,
мы загорим с тобой по-эскимосски,
и с нежностью ты пальцем проведешь
по девственной, нетронутой полоске.
Я на ключицу в зеркало взгляну
и обнаружу за спиной волну
и старый гейгер в оловянной рамке
на выцветшей и пропотевшей лямке.
Придет зима, безжалостно крутя
осоку нашей кровли деревянной.
И если мы произведем дитя,
то назовем Андреем или Анной.
Чтоб, к сморщенному личику привит,
не позабыт был русский алфавит,
чей первый звук от выдоха продлится
и, стало быть, в грядущем утвердится.
Мы будем в карты воевать, и вот
нас вместе с козырями отнесет
от берега извилистость отлива.
И наш ребенок будет молчаливо
смотреть, не понимая ничего,
как мотылек колотится о лампу,
когда настанет время для него
обратно перебраться через дамбу.
Joseph Brodsky
Prophecy (1965)
M. B.
We will live with you on the shore
fenced off by a tall dam
from the continent, in a small circle,
built by a makeshift lamp.
We will fight the cards with you
and listen to the craziness of the surf
cough, sighing inconspicuously,
with too strong wind blows.
I will be old, and you - you are young.
But it will come out as the pioneers teach,
that the account will go for days - not for years -
left to us before the new era.
In Holland, its opposite
we will breed a garden with you
and we will fry the oysters beyond the threshold
and eat solar octopus.
Let it rain over the cucumbers
we will sunbathe in Eskimo with you
and with tenderness you swipe your finger
on a virgin, untouched strip.
I'll look at the collarbone in the mirror
and find a wave behind me
and old geiger in a tin frame
on a faded and sweaty webbing.
Winter will come, mercilessly twisting
the sedge of our wooden roof.
And if we produce a child,
we’ll call Andrew or Anna.
So that a shriveled face is grafted
the Russian alphabet was not forgotten,
whose first breath sounds will last
and, therefore, in the future will be established.
We will fight in the cards, and here
will carry us together with trumps
from the coast tortuosity ebb.
And our child will be silent
look without understanding anything
how a moth pounds on a lamp
when the time is right for him
back over the dam.
Prophecy (1965)
M. B.
We will live with you on the shore
fenced off by a tall dam
from the continent, in a small circle,
built by a makeshift lamp.
We will fight the cards with you
and listen to the craziness of the surf
cough, sighing inconspicuously,
with too strong wind blows.
I will be old, and you - you are young.
But it will come out as the pioneers teach,
that the account will go for days - not for years -
left to us before the new era.
In Holland, its opposite
we will breed a garden with you
and we will fry the oysters beyond the threshold
and eat solar octopus.
Let it rain over the cucumbers
we will sunbathe in Eskimo with you
and with tenderness you swipe your finger
on a virgin, untouched strip.
I'll look at the collarbone in the mirror
and find a wave behind me
and old geiger in a tin frame
on a faded and sweaty webbing.
Winter will come, mercilessly twisting
the sedge of our wooden roof.
And if we produce a child,
we’ll call Andrew or Anna.
So that a shriveled face is grafted
the Russian alphabet was not forgotten,
whose first breath sounds will last
and, therefore, in the future will be established.
We will fight in the cards, and here
will carry us together with trumps
from the coast tortuosity ebb.
And our child will be silent
look without understanding anything
how a moth pounds on a lamp
when the time is right for him
back over the dam.
У записи 9 лайков,
0 репостов,
1221 просмотров.
0 репостов,
1221 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ольга Арефьева
