С первым юбилеем тебя, милая! Так я виновата перед тобой — запланированным, долгожданным ребенком — за то, как все это вышло. За себя, такую умную, считавшую, что выносить ребенка, родить его и кормить грудью — пустяковое дело, даже животные справляются. За пущенную на самотек беременность: в 35 недель оказалось, что тебе в утробе не хватает кислорода; я с легкостью обвинила в этом своего гинеколога, которая все это время, измеряя мой живот, улыбалась и называла меня идеальной роженицей, и продолжила быть спокойной. За эти жуткие роды, в которых все было неверно: пока я поняла, что поисками роддома и врача, вообще-то, тоже принято заниматься заранее, никто уже не хотел заключать контракт с моей внутриутробной гипоксией. Так я оказалась в 18 роддоме, с раздельным пребыванием матерей и младенцев. Там у меня вызвали роды 27 декабря, потому что ты, будто поросенок, выращиваемый на праздничный стол, не набрала за неделю ни грамма; ты родилась, весом 2250, маленький брелок, вся синяя от этого трудного, навязанного тебе 13-часового прорыва в наш мир. Говорили, ты кричала до утра, но я этого уже не слышала: тебя, не дав и секундочки подержать мне, умыли и увезли. 11 дней ты лежала в прозрачном кювезе; 11 бессмысленных и долгих дней, пока с новогодних каникул не вернулась зав.интенсивной терапией и не поразилась, зачем столько держать в роддоме здорового ребенка; 11 дней я приходила, чтобы всунуть в твою ладошку свой указательный палец, раз в сутки, а медсестры кричали мне: «Вы не у себя дома!», — если пыталась чаще. Почти две недели я не держала собственную дочь на руках, не кормила ее, и даже сцеженное молоко приносить было нельзя — «негде стерилизовать» (?!)… и мне казалось это совершенно нормальным. Даже когда тебе, такой маленькой, поставили БЦЖ на седьмой день жизни, проигнорировав не только мой отказ от прививок вообще, но и нормы ВОЗ, я не стала разбираться — ведь уже сделали! Если я, как оказалось, не могу ничего, то за меня отлично справятся другие.
Дома, чем слушать твой крик, медленно кормить из ложки и мучить руки молокоотсосом, удобнее было послушать бабушку, что у нас в семье все немолочные, и свекровь, у которой молоко теряло в месяц питательные свойства (?!), и ничего, все выросли. Я даже не стала читать про незаменимые свойства грудного вскармливания, чтобы только не беспокоиться.
Я тебя не любила. Ты была очаровательная, большеглазая девочка, тебя хотелось беспрерывно тискать, и кто бы мог позаботиться о такой крошке, кроме меня; но, ища в себе какие-то более глубокие чувства, я понимала, что своей пятнадцатилетней кошкой дорожу никак не меньше. В конце концов, решила, что просто из тех женщин, кому не суждено испытать это чувство материнской любви, воспеваемое в искусстве. И лишь когда тебе было полтора месяца и я терла на кухне сыр, то вдруг поймала себя на нежелании делать ничего в этой жизни, кроме как стоять у твоей кровати и смотреть на тебя. Наша история начала выправляться, но в ней было еще много дикостей, пока в два года ты не заразилась лишаем от котеночка из монастырского приюта, и наконец, я осознала, что игры кончились. Мама больше не придет поправлять мои ошибки и объяснять, как надо, потому что я сама — мама, а результат любого моего действия, пусть и неверного, должен быть максимально спрогнозирован. И когда ты промочила ноги, виноваты не дырявые сапоги, а я, купившая их; и когда врач назначил дурацкое лечение, виновата я, что доверилась ему; и каждая лишняя шоколадка от бабушки — моя вина, если я не смогла донести, как это важно.
Ты прости меня за то, что я не догадалась повзрослеть перед твоим появлением; за те первые годы неистовой ругани, когда мы с твоим отцом все выясняли, кто в доме главный; за то, как я злилась на тебя, когда к нам приходили гости, мне ужасно хотелось посидеть с ними, а ты не засыпала, и мне казалось, что чертов ребенок навеки поработил мою жизнь. Но если б не ты, стали бы мы вообще такими сильными, ответственными и мудрыми? Если бы не ты, совершенно точно не родился бы и Саша; не родился и не рос так, как я бы мечтала заново родить и вырастить тебя. И пусть я всегда буду виновата перед тобой, но тебе — спасибо. За меня и за нашу семью; за то, что ты такая классная, лучше нельзя было бы придумать: запредельной красоты и изящества, озорная, скромная, чуткая, впечатлительная, одновременно талантливая и очаровательно бестолковая, искренняя и артистичная; за чудо дарить тебе эту жизнь, ждать каждый новый день, чтобы он понравился тебе, наблюдать твой восторг от угаданных подарков, уроков, шуточек. Уже несколько лет назад, в гостях у мамы выглянув ночью из окна, в которое часто так курила студенткой, умирая от безысходности, я поняла, что мне очень давно не было плохо. Вообще. И все это — ты. И теперь я буду стараться вернуть все это для тебя.
Дома, чем слушать твой крик, медленно кормить из ложки и мучить руки молокоотсосом, удобнее было послушать бабушку, что у нас в семье все немолочные, и свекровь, у которой молоко теряло в месяц питательные свойства (?!), и ничего, все выросли. Я даже не стала читать про незаменимые свойства грудного вскармливания, чтобы только не беспокоиться.
Я тебя не любила. Ты была очаровательная, большеглазая девочка, тебя хотелось беспрерывно тискать, и кто бы мог позаботиться о такой крошке, кроме меня; но, ища в себе какие-то более глубокие чувства, я понимала, что своей пятнадцатилетней кошкой дорожу никак не меньше. В конце концов, решила, что просто из тех женщин, кому не суждено испытать это чувство материнской любви, воспеваемое в искусстве. И лишь когда тебе было полтора месяца и я терла на кухне сыр, то вдруг поймала себя на нежелании делать ничего в этой жизни, кроме как стоять у твоей кровати и смотреть на тебя. Наша история начала выправляться, но в ней было еще много дикостей, пока в два года ты не заразилась лишаем от котеночка из монастырского приюта, и наконец, я осознала, что игры кончились. Мама больше не придет поправлять мои ошибки и объяснять, как надо, потому что я сама — мама, а результат любого моего действия, пусть и неверного, должен быть максимально спрогнозирован. И когда ты промочила ноги, виноваты не дырявые сапоги, а я, купившая их; и когда врач назначил дурацкое лечение, виновата я, что доверилась ему; и каждая лишняя шоколадка от бабушки — моя вина, если я не смогла донести, как это важно.
Ты прости меня за то, что я не догадалась повзрослеть перед твоим появлением; за те первые годы неистовой ругани, когда мы с твоим отцом все выясняли, кто в доме главный; за то, как я злилась на тебя, когда к нам приходили гости, мне ужасно хотелось посидеть с ними, а ты не засыпала, и мне казалось, что чертов ребенок навеки поработил мою жизнь. Но если б не ты, стали бы мы вообще такими сильными, ответственными и мудрыми? Если бы не ты, совершенно точно не родился бы и Саша; не родился и не рос так, как я бы мечтала заново родить и вырастить тебя. И пусть я всегда буду виновата перед тобой, но тебе — спасибо. За меня и за нашу семью; за то, что ты такая классная, лучше нельзя было бы придумать: запредельной красоты и изящества, озорная, скромная, чуткая, впечатлительная, одновременно талантливая и очаровательно бестолковая, искренняя и артистичная; за чудо дарить тебе эту жизнь, ждать каждый новый день, чтобы он понравился тебе, наблюдать твой восторг от угаданных подарков, уроков, шуточек. Уже несколько лет назад, в гостях у мамы выглянув ночью из окна, в которое часто так курила студенткой, умирая от безысходности, я поняла, что мне очень давно не было плохо. Вообще. И все это — ты. И теперь я буду стараться вернуть все это для тебя.
Happy first birthday to you, honey! So I am guilty before you - a planned, long-awaited child - for how it all came out. For themselves, so smart, who believed that to bear a child, give birth to him and breastfeed is a trifle, even animals cope. For pregnancy started by gravity: at 35 weeks it turned out that you did not have enough oxygen in the womb; I easily blamed my gynecologist for this, who all this time, measuring my stomach, smiled and called me an ideal woman in labor, and continued to be calm. For these terrible births, in which everything was wrong: as long as I realized that the search for the hospital and the doctor, in fact, was also decided to be done in advance, no one wanted to sign a contract with my intrauterine hypoxia. So I ended up in 18 maternity hospital, with separate stay of mothers and babies. There I had a birth on December 27, because you, like a pig grown on a festive table, did not gain a gram in a week; you were born, weighing 2250, a small keychain, all blue from this difficult 13-hour breakthrough imposed on you into our world. They said you screamed until the morning, but I didn’t hear that anymore: you, without giving me a second to hold me, washed and took me away. 11 days you lay in a transparent couveuse; 11 meaningless and long days, until the head of intensive care returned from the New Year holidays and wondered why there was so much to keep a healthy child in the hospital; 11 days I came to put my index finger in your palm once a day, and the nurses shouted to me: “You are not at home!”, If I tried more often. For almost two weeks I did not hold my own daughter in my arms, did not feed her, and even expressed milk could not be brought - “there is nowhere to sterilize” (?!) ... and it seemed to me completely normal. Even when you, so small, were given BCG on the seventh day of my life, ignoring not only my refusal of vaccines at all, but also the WHO standards, I did not understand - they had already done it! If I, as it turned out, cannot do anything, then others will do just fine for me.
At home, than listening to your scream, slowly feeding from a spoon and tormenting your hands with a breast pump, it was more convenient to listen to my grandmother that our family is non-dairy, and my mother-in-law, in whom milk lost its nutritional properties per month (?!), And nothing, everything grew . I did not even read about the indispensable properties of breastfeeding, so as not to worry.
I didn’t love you. You were a charming, big-eyed girl, you wanted to squeeze continuously, and who would take care of such a baby, except for me; but, looking in myself for some deeper feelings, I realized that I would cherish no less for my fifteen-year-old cat. In the end, she decided that she was just one of those women who were not destined to experience this feeling of maternal love, sung in art. And only when you were a month and a half and I rubbed cheese in the kitchen, I suddenly found myself reluctant to do anything in this life, except to stand by your bed and look at you. Our story began to straighten out, but there was still a lot of savagery in it, until in two years you were infected by depriving a kitten from a monastery shelter from a kitten, and finally, I realized that the games were over. Mom will no longer come to correct my mistakes and explain how to, because I myself am a mother, and the result of any of my actions, albeit incorrect, should be predicted as much as possible. And when you wet your feet, it’s not the holey boots that are guilty, but I, who bought them; and when the doctor prescribed a stupid treatment, it was my fault that I trusted him; and every extra chocolate from my grandmother is my fault, if I could not convey how important this is.
Forgive me for not having guessed to grow up before your appearance; during those first years of violent abuse, when your father and I all figured out who was in charge of the house; because I was angry with you when guests came to us, I really wanted to sit with them, but you did not fall asleep, and it seemed to me that the goddamn child had forever enslaved my life. But if not for you, would we even become so strong, responsible and wise? If not for you, Sasha would certainly not have been born; I wasn’t born and didn’t grow in the way I would like to give birth and raise you again. And may I always be guilty before you, but thank you to you. For me and for our family; for the fact that you are so cool, it would be better to have come up with: transcendent beauty and grace, mischievous, modest, sensitive, impressionable, at the same time talented and charmingly stupid, sincere and artistic; to give you this life for a miracle, to wait every new day for you to like it, to observe your delight from guessed gifts, lessons, jokes. Already several years ago, when I visited my mother at night, I looked out of the window, which I often smoked as a student, dying from hopelessness, and I realized that I had not been ill for a very long time. Generally. And all this is you. And now I will try to bring it all back to you.
At home, than listening to your scream, slowly feeding from a spoon and tormenting your hands with a breast pump, it was more convenient to listen to my grandmother that our family is non-dairy, and my mother-in-law, in whom milk lost its nutritional properties per month (?!), And nothing, everything grew . I did not even read about the indispensable properties of breastfeeding, so as not to worry.
I didn’t love you. You were a charming, big-eyed girl, you wanted to squeeze continuously, and who would take care of such a baby, except for me; but, looking in myself for some deeper feelings, I realized that I would cherish no less for my fifteen-year-old cat. In the end, she decided that she was just one of those women who were not destined to experience this feeling of maternal love, sung in art. And only when you were a month and a half and I rubbed cheese in the kitchen, I suddenly found myself reluctant to do anything in this life, except to stand by your bed and look at you. Our story began to straighten out, but there was still a lot of savagery in it, until in two years you were infected by depriving a kitten from a monastery shelter from a kitten, and finally, I realized that the games were over. Mom will no longer come to correct my mistakes and explain how to, because I myself am a mother, and the result of any of my actions, albeit incorrect, should be predicted as much as possible. And when you wet your feet, it’s not the holey boots that are guilty, but I, who bought them; and when the doctor prescribed a stupid treatment, it was my fault that I trusted him; and every extra chocolate from my grandmother is my fault, if I could not convey how important this is.
Forgive me for not having guessed to grow up before your appearance; during those first years of violent abuse, when your father and I all figured out who was in charge of the house; because I was angry with you when guests came to us, I really wanted to sit with them, but you did not fall asleep, and it seemed to me that the goddamn child had forever enslaved my life. But if not for you, would we even become so strong, responsible and wise? If not for you, Sasha would certainly not have been born; I wasn’t born and didn’t grow in the way I would like to give birth and raise you again. And may I always be guilty before you, but thank you to you. For me and for our family; for the fact that you are so cool, it would be better to have come up with: transcendent beauty and grace, mischievous, modest, sensitive, impressionable, at the same time talented and charmingly stupid, sincere and artistic; to give you this life for a miracle, to wait every new day for you to like it, to observe your delight from guessed gifts, lessons, jokes. Already several years ago, when I visited my mother at night, I looked out of the window, which I often smoked as a student, dying from hopelessness, and I realized that I had not been ill for a very long time. Generally. And all this is you. And now I will try to bring it all back to you.
У записи 10 лайков,
0 репостов,
148 просмотров.
0 репостов,
148 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Елена Говорова
