И ты, вероятно, спросишь: какого лешего?
А я отвечу пафосно: было нужно.
Ну, в общем, кажется, звали его Иешуа,
Мы пили красное поздней ночью из чайных кружек.
И он как-то очень свежо рассуждал о политике
И все твердил: мол, нужна любовь и не надо власти.
И вдруг сказал: "Ты уж не сочти меня нытиком,
Но я устал, понимаешь, устал ужасно.
Стигматы ноют от любых перемен погоды,
И эти ветки терновые к черту изгрызли лоб.
Или вот знаешь, летом полезешь в воду,
И по привычке опять по воде - шлеп-шлеп...
Ну что такое. ей-богу. разнылся сдуру.
Что ж я несу какою-то ерунду?!
... Я просто... не понимаю, за что я умер?
За то, чтобы яйца красили раз в году?
О чем я там, на горе, битый день долдонил?
А, что там, без толку, голос вот только сорвал.
Я, знаешь ли, чертов сеятель - вышел в поле,
Да не заметил сослепу - там асфальт.
И видишь ведь, ничего не спас, не исправил,
А просто так, как дурак, повисел на кресте.
Какой, скажи, сумасшедший мне врач поставил
Неизлечимо-смертельный диагноз - любить людей?"
Он сел, обхватив по-детски руками колени,
И я его гладила по спутанным волосам.
Мой сероглазый мальчик, ни первый ты, ни последний,
Кто так вот, на тернии грудью, вдруг понял сам,
Что не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?
(У сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).
... А город спит, обернувшись ночной прохладою,
И ты один - по колено в своей любви.
(с)
А я отвечу пафосно: было нужно.
Ну, в общем, кажется, звали его Иешуа,
Мы пили красное поздней ночью из чайных кружек.
И он как-то очень свежо рассуждал о политике
И все твердил: мол, нужна любовь и не надо власти.
И вдруг сказал: "Ты уж не сочти меня нытиком,
Но я устал, понимаешь, устал ужасно.
Стигматы ноют от любых перемен погоды,
И эти ветки терновые к черту изгрызли лоб.
Или вот знаешь, летом полезешь в воду,
И по привычке опять по воде - шлеп-шлеп...
Ну что такое. ей-богу. разнылся сдуру.
Что ж я несу какою-то ерунду?!
... Я просто... не понимаю, за что я умер?
За то, чтобы яйца красили раз в году?
О чем я там, на горе, битый день долдонил?
А, что там, без толку, голос вот только сорвал.
Я, знаешь ли, чертов сеятель - вышел в поле,
Да не заметил сослепу - там асфальт.
И видишь ведь, ничего не спас, не исправил,
А просто так, как дурак, повисел на кресте.
Какой, скажи, сумасшедший мне врач поставил
Неизлечимо-смертельный диагноз - любить людей?"
Он сел, обхватив по-детски руками колени,
И я его гладила по спутанным волосам.
Мой сероглазый мальчик, ни первый ты, ни последний,
Кто так вот, на тернии грудью, вдруг понял сам,
Что не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?
(У сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).
... А город спит, обернувшись ночной прохладою,
И ты один - по колено в своей любви.
(с)
And you probably ask: what the devil?
And I will answer pathetically: it was necessary.
Well, in general, it seems, his name was Yeshua
We drank red late at night from tea cups.
And he somehow very freshly talked about politics
And he kept saying: they need love and do not need power.
And suddenly he said: "You really do not consider me a whiner,
But I'm tired, you know, tired terribly.
Stigmata ache from any weather changes,
And these branches of thorns to hell nibbled his forehead.
Or you know, in summer you will climb into the water,
And out of habit again through water - a slap-slap ...
Well what. by golly foolishly foolish.
Well, am I carrying some sort of nonsense ?!
... I just ... don't understand why I died?
For having eggs painted once a year?
What am I on the mountain, doldonil bad day?
And, that there, uselessly, the voice that's just ripped off.
I, you know, damn sower - went out into the field,
Yes, did not notice the blind - there is asphalt.
And you see, you did not save anything, did not correct it,
And just like a fool, hung on the cross.
What, say, crazy doctor put me
The incurable and fatal diagnosis is to love people? "
He sat down, hugging his knees like a child,
And I stroked his matted hair.
My gray-eyed boy, neither the first you nor the last
Who so, on the chest, suddenly realized himself,
What did not ask, climbing to the cross, and whether it is necessary?
(In gray-eyed boys, apparently, it is in the blood).
... And the city sleeps, turning into a cool night,
And you're alone - knee-deep in your love.
(with)
And I will answer pathetically: it was necessary.
Well, in general, it seems, his name was Yeshua
We drank red late at night from tea cups.
And he somehow very freshly talked about politics
And he kept saying: they need love and do not need power.
And suddenly he said: "You really do not consider me a whiner,
But I'm tired, you know, tired terribly.
Stigmata ache from any weather changes,
And these branches of thorns to hell nibbled his forehead.
Or you know, in summer you will climb into the water,
And out of habit again through water - a slap-slap ...
Well what. by golly foolishly foolish.
Well, am I carrying some sort of nonsense ?!
... I just ... don't understand why I died?
For having eggs painted once a year?
What am I on the mountain, doldonil bad day?
And, that there, uselessly, the voice that's just ripped off.
I, you know, damn sower - went out into the field,
Yes, did not notice the blind - there is asphalt.
And you see, you did not save anything, did not correct it,
And just like a fool, hung on the cross.
What, say, crazy doctor put me
The incurable and fatal diagnosis is to love people? "
He sat down, hugging his knees like a child,
And I stroked his matted hair.
My gray-eyed boy, neither the first you nor the last
Who so, on the chest, suddenly realized himself,
What did not ask, climbing to the cross, and whether it is necessary?
(In gray-eyed boys, apparently, it is in the blood).
... And the city sleeps, turning into a cool night,
And you're alone - knee-deep in your love.
(with)
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Олеся Акимова
