Андрэ Моруа. Рождение знаменитости
Художник Пьер Душ заканчивал натюрморт -цветы в аптечной склянке и баклажаны на блюде,- когда в мастерскую вошел писатель Поль-Эмиль Глэз. Несколько минут Глэз смотрел, как работает его друг, затем решительно произнес:
- Нет!
Оторвавшись от баклажанов, художник удивленно поднял голову.
- Нет,-повторил Глэз. -Нет! Так ты никогда не добьешься успеха. Мастерство у тебя есть, и талант, и честность. Но искусство твое слишком обыденно, старина. Оно не кричит, не лезет в глаза. В Салоне, где выставлено пять тысяч картин, твои картины не привлекут сонного посетителя... Нет, Пьер Душ, успеха тебе не добиться. А жаль.
- Но почему?-вздохнул честный малый.-Я пишу то, что вижу. Стараюсь выразить то, что чувствую.
- Разве в этом дело, мой бедный друг? Тебе же надо кормить жену и троих детей. Каждому из них требуется по три тысячи калорий в день. А картин куда больше, чем покупателей, и глупцов гораздо больше, чем знатоков. Скажи мне, Пьер Душ, каким способом ты полагаешь выбиться из толпы безвестных неудачников?
- Трудом,-отвечал Пьер Душ,-правдивостью моего искусства.
- Все это несерьезно. Есть только одно средство вывести из спячки тупиц: решиться на какую-нибудь дикую выходку! Объяви всем, что ты отправляешься писать картины на Северный полюс. Или нацепи на себя костюм египетского фараона. А еще лучше-создай какую-нибудь новую школу! Смешай в одну кучу всякие ученые слова, ну, скажем,-экстериоризация, динамизм, подсознание, беспредметность-и составь манифест. Отрицай движение или, наоборот, покой; белое или черное; круг или квадрат-это совершенно все равно? Придумай какую-нибудь "неогомерическую" живопись, признающую только красные и желтые тона, "цилиндрическую" или "октаэдрическую", "четырехмерную", какую угодно!..
В эту самую минуту нежный аромат духов возвестил о появлении пани Косневской. Это была обольстительная полька, чьи синие глаза волновали сердце Пьера Душа. Она выписывала дорогие журналы, публиковавшие роскошные репродукции шедевров, выполненных трехгодовалыми младенцами. Ни разу не встретив в этих журналах фамилии честного Душа, она стала презирать его
искусство. Устроившись на тахте, она мельком взглянула на стоявшее перед ней начатое полотно и с досадой тряхнула золотистыми кудрями.
- Вчера я была на выставке негритянского искусства Золотого века! -сообщила она своим певучим голосом, раскатывая звонкое "р".-Сколько экспрессии в нем! Какой полет! Какая сила!
Пьер Душ показал ей свою новую работу-портрет, который он считал удачным.
- Очень мило,-сказала она нехотя. И ушла... благоухающая, звонкая, певучая и разочарованная.
Швырнув палитру в угол, Пьер Душ рухнул на тахту.
- Пойду служить в страховую кассу, в банк, в полицию, куда угодно!-заявил он.-Быть художником- последнее дело! Одни лишь пройдохи умеют завоевать признание зевак! А критики, вместо того чтобы поддержать настоящих мастеров, потворствуют невеждам!С меня хватит, я сдаюсь.
Выслушав эту тираду, Поль-Эмиль закурил и стал о чем-то размышлять.
- Сумеешь ли ты,-спросил он наконец,-со всей торжественностью объявить Косневской и еще кое-кому, что последние десять лет ты неустанно разрабатывал новую творческую манеру?
- Я разрабатывал?
- Выслушай меня... Я сочиню две-три хитроумные статьи, в которых сообщу нашей "элите", будто ты намерен основать "идеаналитическую" школу живописи. До тебя портретисты по своему невежеству упорно изучали человеческое лицо. Чепуха все это! Истинную сущность человека составляют те образы и представления, которые он пробуждает в нас. Вот тебе портрет полковника: голубой с золотом фон, на нем - пять огромных галунов, в одном углу картины - конь, в другом - кресты. Портрет промышленника - это фабричная труба и сжатый кулак на столе. Понимаешь теперь, Пьер Душ, что ты подарил миру? Возьмешься ли ты написать за месяц двадцать "идео-аналитических" портретов?
Художник грустно улыбнулся.
- За один час,-ответил он.-Печально лишь то, Глэз, что, будь на моем месте кто-нибудь другой, затея, возможно, удалась бы, а так...
- Что ж, попробуем!
- Не мастер я болтать!
-Вот что, старина, всякий раз, как тебя попросят что-либо объяснить, ты, не торопясь, молча зажги свою трубку, выпусти облако дыма в лицо любопытному и произнеси эти вот простые слова: "А видели вы когда-нибудь, как течет река?"
- А что это должно означать?
- Ровным счетом ничего,- сказал Глэз.- Именно поэтому твой ответ покажется всем необычайно значительным. А уж после того, как они сами изучат, истолкуют и превознесут тебя на все лады, мы расскажем им про нашу проделку и позабавимся их смущением.
Прошло два месяца. Выставка картин Душа вылилась в настоящий триумф. Обворожительная, благоухающая, певуче раскатывающая звонкое "р" пани Кос-невская не отходила от своего нового кумира.
- Ах,- повторяла она,- сколько экспрессии в ваших работах! Какой полет! Какая сила! Но скажите, дорогой друг, как вы пришли к этим поразительным обобщениям?
Художник помолчал, не торопясь закурил трубку, выдохнул густое облако дыма и произнес:
- А видели вы когда-нибудь, мадам, как течет река?
Губы прекрасной польки затрепетали, суля ему певучее раскатистое счастье.
Группа посетителей обступила молодого блистательного Струнского в пальто с кроличьим воротником.
- Потрясающе! - горячо говорил он.- Потрясающе! Но скажите мне, Душ,откуда на вас снизошло откровение? Не из моих ли статей?
Пьер Душ на. этот раз особенно долго молчал, затем, выпустив в лицо Струнскому громадное облако дыма, величественно произнес:
- А видели вы, дорогой мой, как течет река?
- Великолепно сказано! Великолепно! В эту самую минуту известный торговец картинами, завершив осмотр мастерской, ухватил художника за рукав и оттащил в угол.
- Душ, приятель, а ведь вы ловкач! - сказал он.- На этом можно сделать карьеру. Беру вашу продукцию. Только не вздумайте менять свою манеру, пока я вам не скажу, и я обещаю покупать у вас пятьдесят картин в год... По рукам?
Не отвечая, Душ с загадочным видом продолжал курить. Постепенно мастерская пустела. Наконец Поль-Эмиль Глэз закрыл дверь за последним посетителем. С лестницы доносился, понемногу отдаляясь, восхищенный гул. Оставшись наедине с художником, писатель с веселым видом засунул руки в карманы.
- Ну как, старина,- проговорил он,- ловко мы их провели? Слыхал, что говорил этот молокосос с кроличьим воротником? А прекрасная полька? А три смазливые барышни, которые только и повторяли: "Как это ново! Как свежо!" Ах, Пьер Душ, я знал, что глупости человеческой нет предела, но то, что я видел сегодня, превзошло все мои ожидания.
Его охватил приступ неукротимого смеха. Художник нахмурил брови и, видя, что его друг корчится от хохота, неожиданно выпалил:
- Болван!
- Я - болван? - разозлившись, крикнул писатель.-? Да сегодня мне удалась самая замечательная проделка со времен Биксиу!
Художник самодовольно оглядел все двадцать идео-аналитических портретов.
- Да, Глэз, ты и правда болван,- с искренней убежденностью произнес он.- В этой манере что-то есть...
Писатель оторопело уставился на своего друга.
- Вот так номер!-завопил он.-Душ, вспомни! Кто подсказал тебе эту новую
манеру?
Пьер Душ помолчал немного, затем, выпустив из своей трубки густое облако дыма, сказал:
- А видел ли ты когда-нибудь, как течет река?
Художник Пьер Душ заканчивал натюрморт -цветы в аптечной склянке и баклажаны на блюде,- когда в мастерскую вошел писатель Поль-Эмиль Глэз. Несколько минут Глэз смотрел, как работает его друг, затем решительно произнес:
- Нет!
Оторвавшись от баклажанов, художник удивленно поднял голову.
- Нет,-повторил Глэз. -Нет! Так ты никогда не добьешься успеха. Мастерство у тебя есть, и талант, и честность. Но искусство твое слишком обыденно, старина. Оно не кричит, не лезет в глаза. В Салоне, где выставлено пять тысяч картин, твои картины не привлекут сонного посетителя... Нет, Пьер Душ, успеха тебе не добиться. А жаль.
- Но почему?-вздохнул честный малый.-Я пишу то, что вижу. Стараюсь выразить то, что чувствую.
- Разве в этом дело, мой бедный друг? Тебе же надо кормить жену и троих детей. Каждому из них требуется по три тысячи калорий в день. А картин куда больше, чем покупателей, и глупцов гораздо больше, чем знатоков. Скажи мне, Пьер Душ, каким способом ты полагаешь выбиться из толпы безвестных неудачников?
- Трудом,-отвечал Пьер Душ,-правдивостью моего искусства.
- Все это несерьезно. Есть только одно средство вывести из спячки тупиц: решиться на какую-нибудь дикую выходку! Объяви всем, что ты отправляешься писать картины на Северный полюс. Или нацепи на себя костюм египетского фараона. А еще лучше-создай какую-нибудь новую школу! Смешай в одну кучу всякие ученые слова, ну, скажем,-экстериоризация, динамизм, подсознание, беспредметность-и составь манифест. Отрицай движение или, наоборот, покой; белое или черное; круг или квадрат-это совершенно все равно? Придумай какую-нибудь "неогомерическую" живопись, признающую только красные и желтые тона, "цилиндрическую" или "октаэдрическую", "четырехмерную", какую угодно!..
В эту самую минуту нежный аромат духов возвестил о появлении пани Косневской. Это была обольстительная полька, чьи синие глаза волновали сердце Пьера Душа. Она выписывала дорогие журналы, публиковавшие роскошные репродукции шедевров, выполненных трехгодовалыми младенцами. Ни разу не встретив в этих журналах фамилии честного Душа, она стала презирать его
искусство. Устроившись на тахте, она мельком взглянула на стоявшее перед ней начатое полотно и с досадой тряхнула золотистыми кудрями.
- Вчера я была на выставке негритянского искусства Золотого века! -сообщила она своим певучим голосом, раскатывая звонкое "р".-Сколько экспрессии в нем! Какой полет! Какая сила!
Пьер Душ показал ей свою новую работу-портрет, который он считал удачным.
- Очень мило,-сказала она нехотя. И ушла... благоухающая, звонкая, певучая и разочарованная.
Швырнув палитру в угол, Пьер Душ рухнул на тахту.
- Пойду служить в страховую кассу, в банк, в полицию, куда угодно!-заявил он.-Быть художником- последнее дело! Одни лишь пройдохи умеют завоевать признание зевак! А критики, вместо того чтобы поддержать настоящих мастеров, потворствуют невеждам!С меня хватит, я сдаюсь.
Выслушав эту тираду, Поль-Эмиль закурил и стал о чем-то размышлять.
- Сумеешь ли ты,-спросил он наконец,-со всей торжественностью объявить Косневской и еще кое-кому, что последние десять лет ты неустанно разрабатывал новую творческую манеру?
- Я разрабатывал?
- Выслушай меня... Я сочиню две-три хитроумные статьи, в которых сообщу нашей "элите", будто ты намерен основать "идеаналитическую" школу живописи. До тебя портретисты по своему невежеству упорно изучали человеческое лицо. Чепуха все это! Истинную сущность человека составляют те образы и представления, которые он пробуждает в нас. Вот тебе портрет полковника: голубой с золотом фон, на нем - пять огромных галунов, в одном углу картины - конь, в другом - кресты. Портрет промышленника - это фабричная труба и сжатый кулак на столе. Понимаешь теперь, Пьер Душ, что ты подарил миру? Возьмешься ли ты написать за месяц двадцать "идео-аналитических" портретов?
Художник грустно улыбнулся.
- За один час,-ответил он.-Печально лишь то, Глэз, что, будь на моем месте кто-нибудь другой, затея, возможно, удалась бы, а так...
- Что ж, попробуем!
- Не мастер я болтать!
-Вот что, старина, всякий раз, как тебя попросят что-либо объяснить, ты, не торопясь, молча зажги свою трубку, выпусти облако дыма в лицо любопытному и произнеси эти вот простые слова: "А видели вы когда-нибудь, как течет река?"
- А что это должно означать?
- Ровным счетом ничего,- сказал Глэз.- Именно поэтому твой ответ покажется всем необычайно значительным. А уж после того, как они сами изучат, истолкуют и превознесут тебя на все лады, мы расскажем им про нашу проделку и позабавимся их смущением.
Прошло два месяца. Выставка картин Душа вылилась в настоящий триумф. Обворожительная, благоухающая, певуче раскатывающая звонкое "р" пани Кос-невская не отходила от своего нового кумира.
- Ах,- повторяла она,- сколько экспрессии в ваших работах! Какой полет! Какая сила! Но скажите, дорогой друг, как вы пришли к этим поразительным обобщениям?
Художник помолчал, не торопясь закурил трубку, выдохнул густое облако дыма и произнес:
- А видели вы когда-нибудь, мадам, как течет река?
Губы прекрасной польки затрепетали, суля ему певучее раскатистое счастье.
Группа посетителей обступила молодого блистательного Струнского в пальто с кроличьим воротником.
- Потрясающе! - горячо говорил он.- Потрясающе! Но скажите мне, Душ,откуда на вас снизошло откровение? Не из моих ли статей?
Пьер Душ на. этот раз особенно долго молчал, затем, выпустив в лицо Струнскому громадное облако дыма, величественно произнес:
- А видели вы, дорогой мой, как течет река?
- Великолепно сказано! Великолепно! В эту самую минуту известный торговец картинами, завершив осмотр мастерской, ухватил художника за рукав и оттащил в угол.
- Душ, приятель, а ведь вы ловкач! - сказал он.- На этом можно сделать карьеру. Беру вашу продукцию. Только не вздумайте менять свою манеру, пока я вам не скажу, и я обещаю покупать у вас пятьдесят картин в год... По рукам?
Не отвечая, Душ с загадочным видом продолжал курить. Постепенно мастерская пустела. Наконец Поль-Эмиль Глэз закрыл дверь за последним посетителем. С лестницы доносился, понемногу отдаляясь, восхищенный гул. Оставшись наедине с художником, писатель с веселым видом засунул руки в карманы.
- Ну как, старина,- проговорил он,- ловко мы их провели? Слыхал, что говорил этот молокосос с кроличьим воротником? А прекрасная полька? А три смазливые барышни, которые только и повторяли: "Как это ново! Как свежо!" Ах, Пьер Душ, я знал, что глупости человеческой нет предела, но то, что я видел сегодня, превзошло все мои ожидания.
Его охватил приступ неукротимого смеха. Художник нахмурил брови и, видя, что его друг корчится от хохота, неожиданно выпалил:
- Болван!
- Я - болван? - разозлившись, крикнул писатель.-? Да сегодня мне удалась самая замечательная проделка со времен Биксиу!
Художник самодовольно оглядел все двадцать идео-аналитических портретов.
- Да, Глэз, ты и правда болван,- с искренней убежденностью произнес он.- В этой манере что-то есть...
Писатель оторопело уставился на своего друга.
- Вот так номер!-завопил он.-Душ, вспомни! Кто подсказал тебе эту новую
манеру?
Пьер Душ помолчал немного, затем, выпустив из своей трубки густое облако дыма, сказал:
- А видел ли ты когда-нибудь, как течет река?
Andre Morois. Celebrity birth
The artist Pierre Douche finished the still-life - flowers in a pharmacy bottle and eggplant on a dish - when the writer Paul-Emile Glaz entered the workshop. For several minutes, Glaz watched his friend work, then resolutely said:
- No!
Looking up from the eggplant, the artist raised his head in surprise.
“No,” said Glaz. -No! So you will never succeed. You have skill, and talent, and honesty. But your art is too commonplace, old man. It does not scream, does not go into the eyes. In the Salon, where five thousand paintings are on display, your paintings will not attract a sleepy visitor ... No, Pierre Douche, you cannot succeed. It's a pity.
“But why?” The honest fellow sighed. “I am writing what I see.” I try to express what I feel.
“Is this the case, my poor friend?” You need to feed your wife and three children. Each of them requires three thousand calories per day. And there are much more paintings than buyers, and there are much more fools than connoisseurs. Tell me, Pierre Douche, in what way do you think to get out of the crowd of unknown losers?
“By labor,” answered Pierre Douche, “by the veracity of my art.”
- All this is not serious. There is only one way to get rid of dumbasses from hibernation: to decide on some wild trick! Announce to everyone that you are going to paint for the North Pole. Or put on the costume of the Egyptian pharaoh. Better yet, create some new school! Combine all sorts of learned words into one pile, well, say, exteriorization, dynamism, subconsciousness, pointlessness, and make up a manifesto. Deny movement or, conversely, peace; white or black; circle or square is it all the same? Come up with some kind of “neo-Homeric” painting that recognizes only red and yellow tones, “cylindrical” or “octahedral”, “four-dimensional”, whatever! ..
At that very moment, the delicate perfume scent announced the appearance of Mrs. Kosnevskaya. It was a seductive polka whose blue eyes excited Pierre Soul's heart. She wrote out expensive magazines that published luxurious reproductions of masterpieces made by three-year-old babies. Having never met the names of an honest Soul in these magazines, she began to despise him
art. Settling on the ottoman, she glanced briefly at the started canvas before her and shook her golden curls in frustration.
- Yesterday I was at the exhibition of Negro art of the Golden Age! she informed her in her melodious voice, rolling the sonorous r. "How much expression is in it!" What a flight! What a force!
Pierre Douche showed her his new portrait work, which he considered successful.
“Very nice,” she said reluctantly. And she left ... fragrant, voiced, melodious and disappointed.
Throwing the palette into a corner, Pierre Douche collapsed on the couch.
“I’ll go to the insurance office, to the bank, to the police, anywhere!” He declared. “Being an artist is the last thing!” Only rogues know how to win the recognition of onlookers! And critics, instead of supporting the true masters, indulge the ignorant! Enough is enough for me, I give up.
After listening to this tirade, Paul-Emile lit a cigarette and began to think about something.
“Can you,” he finally asked, “with all solemnity to declare to Kosnevskaya and to some others that over the past ten years you have been tirelessly developing a new creative style?”
- I developed?
- Listen to me ... I will compose two or three ingenious articles in which I will inform our "elite" that you intend to establish an "idealistic" school of painting. Before you, portrait painters ignorantly studied the human face. All this nonsense! The true essence of man is those images and ideas that he awakens in us. Here's a portrait of the colonel: a blue and gold background, five huge galloons on it, a horse in one corner of the picture, and crosses in the other. A portrait of an industrialist is a factory pipe and a clenched fist on a table. Do you understand now, Pierre Douche, what have you presented to the world? Will you undertake to write twenty "ideo-analytical" portraits in a month?
The artist smiled sadly.
“In one hour,” he answered. “The only sad thing is, Glaz, that if someone else were in my place, the idea would probably have been successful, and so ...
- Well, let's try!
- Not a master, I chat!
“Well, old man, every time you are asked to explain something, you take your time in silence and light your pipe, let out a cloud of smoke in the face of the curious and say these simple words:“ Have you ever seen how it flows river?"
“What does that mean?”
“Nothing at all,” said Glaz. “That is why your answer will seem unusually significant to everyone.” And after they themselves study, interpret and exalt you in every way, we will tell them about our trick and enjoy their embarrassment.
Two months have passed. The exhibition of paintings Soul resulted in a real triumph. The charming, fragrant, melodiously rolling sonorous "r" of Mrs. Kosnevskaya did not leave her new idol.
“Ah,” she repeated, “how much expression in your work!” What a flight! What a force! But tell me, dear friend, how did you come to these startling generalizations?
The artist was silent for a while, slowly lighting a pipe, exhaled thickly about
The artist Pierre Douche finished the still-life - flowers in a pharmacy bottle and eggplant on a dish - when the writer Paul-Emile Glaz entered the workshop. For several minutes, Glaz watched his friend work, then resolutely said:
- No!
Looking up from the eggplant, the artist raised his head in surprise.
“No,” said Glaz. -No! So you will never succeed. You have skill, and talent, and honesty. But your art is too commonplace, old man. It does not scream, does not go into the eyes. In the Salon, where five thousand paintings are on display, your paintings will not attract a sleepy visitor ... No, Pierre Douche, you cannot succeed. It's a pity.
“But why?” The honest fellow sighed. “I am writing what I see.” I try to express what I feel.
“Is this the case, my poor friend?” You need to feed your wife and three children. Each of them requires three thousand calories per day. And there are much more paintings than buyers, and there are much more fools than connoisseurs. Tell me, Pierre Douche, in what way do you think to get out of the crowd of unknown losers?
“By labor,” answered Pierre Douche, “by the veracity of my art.”
- All this is not serious. There is only one way to get rid of dumbasses from hibernation: to decide on some wild trick! Announce to everyone that you are going to paint for the North Pole. Or put on the costume of the Egyptian pharaoh. Better yet, create some new school! Combine all sorts of learned words into one pile, well, say, exteriorization, dynamism, subconsciousness, pointlessness, and make up a manifesto. Deny movement or, conversely, peace; white or black; circle or square is it all the same? Come up with some kind of “neo-Homeric” painting that recognizes only red and yellow tones, “cylindrical” or “octahedral”, “four-dimensional”, whatever! ..
At that very moment, the delicate perfume scent announced the appearance of Mrs. Kosnevskaya. It was a seductive polka whose blue eyes excited Pierre Soul's heart. She wrote out expensive magazines that published luxurious reproductions of masterpieces made by three-year-old babies. Having never met the names of an honest Soul in these magazines, she began to despise him
art. Settling on the ottoman, she glanced briefly at the started canvas before her and shook her golden curls in frustration.
- Yesterday I was at the exhibition of Negro art of the Golden Age! she informed her in her melodious voice, rolling the sonorous r. "How much expression is in it!" What a flight! What a force!
Pierre Douche showed her his new portrait work, which he considered successful.
“Very nice,” she said reluctantly. And she left ... fragrant, voiced, melodious and disappointed.
Throwing the palette into a corner, Pierre Douche collapsed on the couch.
“I’ll go to the insurance office, to the bank, to the police, anywhere!” He declared. “Being an artist is the last thing!” Only rogues know how to win the recognition of onlookers! And critics, instead of supporting the true masters, indulge the ignorant! Enough is enough for me, I give up.
After listening to this tirade, Paul-Emile lit a cigarette and began to think about something.
“Can you,” he finally asked, “with all solemnity to declare to Kosnevskaya and to some others that over the past ten years you have been tirelessly developing a new creative style?”
- I developed?
- Listen to me ... I will compose two or three ingenious articles in which I will inform our "elite" that you intend to establish an "idealistic" school of painting. Before you, portrait painters ignorantly studied the human face. All this nonsense! The true essence of man is those images and ideas that he awakens in us. Here's a portrait of the colonel: a blue and gold background, five huge galloons on it, a horse in one corner of the picture, and crosses in the other. A portrait of an industrialist is a factory pipe and a clenched fist on a table. Do you understand now, Pierre Douche, what have you presented to the world? Will you undertake to write twenty "ideo-analytical" portraits in a month?
The artist smiled sadly.
“In one hour,” he answered. “The only sad thing is, Glaz, that if someone else were in my place, the idea would probably have been successful, and so ...
- Well, let's try!
- Not a master, I chat!
“Well, old man, every time you are asked to explain something, you take your time in silence and light your pipe, let out a cloud of smoke in the face of the curious and say these simple words:“ Have you ever seen how it flows river?"
“What does that mean?”
“Nothing at all,” said Glaz. “That is why your answer will seem unusually significant to everyone.” And after they themselves study, interpret and exalt you in every way, we will tell them about our trick and enjoy their embarrassment.
Two months have passed. The exhibition of paintings Soul resulted in a real triumph. The charming, fragrant, melodiously rolling sonorous "r" of Mrs. Kosnevskaya did not leave her new idol.
“Ah,” she repeated, “how much expression in your work!” What a flight! What a force! But tell me, dear friend, how did you come to these startling generalizations?
The artist was silent for a while, slowly lighting a pipe, exhaled thickly about
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Попова
