У врат Закона стоял привратник. Пришёл к привратнику поселянин и попросил пропустить его к Закону. Но привратник сказал, что в настоящую минуту он пропустить его не может. И подумал посетитель и вновь спросил, может ли он войти туда впоследствии?
— Возможно, — ответил привратник, — но сейчас войти нельзя.
Однако врата Закона, как всегда, открыты, а привратник стоял в стороне, и проситель, наклонившись, постарался заглянуть в недра Закона. Увидев это, привратник засмеялся и сказал:
— Если тебе так не терпится, попытайся войти, не слушай моего запрета. Но знай: могущество моё велико. А ведь я только самый ничтожный из стражей. Там, от покоя к покою, стоят привратники, один могущественнее другого. Уже третий из них внушал мне невыносимый страх.
Не ожидал таких препон поселянин: «Ведь доступ к Закону должен быть открыт для всех в любой час», — подумал он. Но тут он пристальнее взглянул на привратника, на его тяжёлую шубу, на острый горбатый нос, на длинную жидкую чёрную монгольскую бороду и решил, что лучше подождать, пока не разрешат войти.
Привратник подал ему скамеечку и позволил присесть в стороне, у входа. И сидел он там день за днём и год за годом. Непрестанно добивался он, чтобы его впустили, и докучал привратнику этими просьбами. Иногда привратник допрашивал его, выпытывал, откуда он родом и многое другое, но вопросы задавал безучастно, как важный господин, и под конец непрестанно повторял, что пропустить его он ещё не может.
Много добра взял с собой в дорогу поселянин, и всё, даже самое ценное, он отдавал, чтобы подкупить привратника. А тот всё принимал, но при этом говорил:
— Беру, чтобы ты не думал, будто ты что-то упустил.
Шли года, внимание просителя неотступно было приковано к привратнику. Он забыл, что есть ещё другие стражи, и ему казалось, что только этот, первый, преграждает ему доступ к Закону. В первые годы он громко проклинал эту свою неудачу, а потом пришла старость и он только ворчал про себя.
Наконец он впал в детство, и, оттого что он столько лет изучал привратника и знал каждую блоху в его меховом воротнике, он молил даже этих блох помочь ему уговорить привратника. Уже померк свет в его глазах, и он не понимал, потемнело ли всё вокруг, или его обманывало зрение. Но теперь, во тьме, он увидел, что неугасимый свет струится из врат Закона.
И вот жизнь его подошла к концу. Перед смертью всё, что он испытал за долгие годы, свелось в его мыслях к одному вопросу — этот вопрос он ещё ни разу не задавал привратнику. Он подозвал его кивком — окоченевшее тело уже не повиновалось ему, подняться он не мог. И привратнику пришлось низко наклониться — теперь по сравнению с ним проситель стал совсем ничтожного роста.
— Что тебе ещё нужно узнать? — спросил привратник. — Ненасытный ты человек!
— Ведь все люди стремятся к Закону, — сказал тот, — как же случилось, что за все эти долгие годы никто, кроме меня, не требовал, чтобы его пропустили?
И привратник, видя, что поселянин уже совсем отходит, закричал изо всех сил, чтобы тот ещё успел услыхать ответ:
— Никому сюда входа нет, эти врата были предназначены для тебя одного! Теперь пойду и запру их.
— Возможно, — ответил привратник, — но сейчас войти нельзя.
Однако врата Закона, как всегда, открыты, а привратник стоял в стороне, и проситель, наклонившись, постарался заглянуть в недра Закона. Увидев это, привратник засмеялся и сказал:
— Если тебе так не терпится, попытайся войти, не слушай моего запрета. Но знай: могущество моё велико. А ведь я только самый ничтожный из стражей. Там, от покоя к покою, стоят привратники, один могущественнее другого. Уже третий из них внушал мне невыносимый страх.
Не ожидал таких препон поселянин: «Ведь доступ к Закону должен быть открыт для всех в любой час», — подумал он. Но тут он пристальнее взглянул на привратника, на его тяжёлую шубу, на острый горбатый нос, на длинную жидкую чёрную монгольскую бороду и решил, что лучше подождать, пока не разрешат войти.
Привратник подал ему скамеечку и позволил присесть в стороне, у входа. И сидел он там день за днём и год за годом. Непрестанно добивался он, чтобы его впустили, и докучал привратнику этими просьбами. Иногда привратник допрашивал его, выпытывал, откуда он родом и многое другое, но вопросы задавал безучастно, как важный господин, и под конец непрестанно повторял, что пропустить его он ещё не может.
Много добра взял с собой в дорогу поселянин, и всё, даже самое ценное, он отдавал, чтобы подкупить привратника. А тот всё принимал, но при этом говорил:
— Беру, чтобы ты не думал, будто ты что-то упустил.
Шли года, внимание просителя неотступно было приковано к привратнику. Он забыл, что есть ещё другие стражи, и ему казалось, что только этот, первый, преграждает ему доступ к Закону. В первые годы он громко проклинал эту свою неудачу, а потом пришла старость и он только ворчал про себя.
Наконец он впал в детство, и, оттого что он столько лет изучал привратника и знал каждую блоху в его меховом воротнике, он молил даже этих блох помочь ему уговорить привратника. Уже померк свет в его глазах, и он не понимал, потемнело ли всё вокруг, или его обманывало зрение. Но теперь, во тьме, он увидел, что неугасимый свет струится из врат Закона.
И вот жизнь его подошла к концу. Перед смертью всё, что он испытал за долгие годы, свелось в его мыслях к одному вопросу — этот вопрос он ещё ни разу не задавал привратнику. Он подозвал его кивком — окоченевшее тело уже не повиновалось ему, подняться он не мог. И привратнику пришлось низко наклониться — теперь по сравнению с ним проситель стал совсем ничтожного роста.
— Что тебе ещё нужно узнать? — спросил привратник. — Ненасытный ты человек!
— Ведь все люди стремятся к Закону, — сказал тот, — как же случилось, что за все эти долгие годы никто, кроме меня, не требовал, чтобы его пропустили?
И привратник, видя, что поселянин уже совсем отходит, закричал изо всех сил, чтобы тот ещё успел услыхать ответ:
— Никому сюда входа нет, эти врата были предназначены для тебя одного! Теперь пойду и запру их.
The gatekeeper stood at the gates of the Law. He came to the gatekeeper of the villager and asked to let him pass to the Law. But the gatekeeper said that at the present moment he could not miss it. And the visitor thought and again asked if he could enter thereafter?
“Perhaps,” said the gatekeeper, “but now you cannot enter.
However, the gates of the Law, as always, were open, and the gatekeeper stood aside, and the petitioner, bending over, tried to look into the bowels of the Law. Seeing this, the gatekeeper laughed and said:
“If you can't wait, try to come in, don’t listen to my ban.” But know: my power is great. But I am only the most insignificant of the guards. There, from rest to rest, are the gatekeepers, one more powerful than the other. Already the third of them inspired me intolerable fear.
The villager did not expect such obstacles: “After all, access to the Law should be open to all at any hour,” he thought. But then he looked more closely at the gatekeeper, at his heavy fur coat, at his sharp humpback nose, at his long liquid black Mongolian beard, and decided that it was better to wait until they were allowed to enter.
The gatekeeper handed him a little bench and allowed him to sit aside, at the entrance. And he sat there day after day and year after year. He constantly sought to be let in, and bothered the gatekeeper with these requests. Sometimes the gatekeeper interrogated him, asked him where he came from and much more, but he asked questions indifferently, as an important gentleman, and in the end he constantly repeated that he still could not miss him.
The villager took a lot of good along with him, and he gave everything, even the most valuable, to bribe the gatekeeper. And he accepted everything, but he said:
“I take it so that you don’t think you were missing something.”
Years passed, the petitioner's attention was relentlessly focused on the gatekeeper. He forgot that there are still other guards, and it seemed to him that only this one, the first, blocks his access to the Law. In the early years, he loudly cursed his failure, and then old age came and he only grumbled to himself.
Finally he fell into childhood, and because he had studied the gatekeeper for so many years and knew every flea in his fur collar, he even prayed for these fleas to help him persuade the gatekeeper. The light in his eyes had already faded, and he did not understand whether everything around him had darkened, or his vision was deceiving. But now, in the darkness, he saw that unquenchable light streaming from the gates of the Law.
And then his life came to an end. Before his death, everything that he had experienced over many years was reduced in his thoughts to one question - he had never asked this question to the gatekeeper. He called him with a nod - his stiffened body no longer obeyed him, he could not rise. And the gatekeeper had to stoop low - now, in comparison with him, the petitioner has become quite insignificant growth.
“What else do you need to know?” The gatekeeper asked. - You are an insatiable person!
“After all, all people strive for the Law,” he said, “how did it happen that in all these long years no one except me demanded that they let him in?”
And the gatekeeper, seeing that the villager was already completely departing, cried out with all his might, so that he could still have time to hear the answer:
“There is no entry for anyone here, these gates were intended for you alone!” Now I’ll go and lock them.
“Perhaps,” said the gatekeeper, “but now you cannot enter.
However, the gates of the Law, as always, were open, and the gatekeeper stood aside, and the petitioner, bending over, tried to look into the bowels of the Law. Seeing this, the gatekeeper laughed and said:
“If you can't wait, try to come in, don’t listen to my ban.” But know: my power is great. But I am only the most insignificant of the guards. There, from rest to rest, are the gatekeepers, one more powerful than the other. Already the third of them inspired me intolerable fear.
The villager did not expect such obstacles: “After all, access to the Law should be open to all at any hour,” he thought. But then he looked more closely at the gatekeeper, at his heavy fur coat, at his sharp humpback nose, at his long liquid black Mongolian beard, and decided that it was better to wait until they were allowed to enter.
The gatekeeper handed him a little bench and allowed him to sit aside, at the entrance. And he sat there day after day and year after year. He constantly sought to be let in, and bothered the gatekeeper with these requests. Sometimes the gatekeeper interrogated him, asked him where he came from and much more, but he asked questions indifferently, as an important gentleman, and in the end he constantly repeated that he still could not miss him.
The villager took a lot of good along with him, and he gave everything, even the most valuable, to bribe the gatekeeper. And he accepted everything, but he said:
“I take it so that you don’t think you were missing something.”
Years passed, the petitioner's attention was relentlessly focused on the gatekeeper. He forgot that there are still other guards, and it seemed to him that only this one, the first, blocks his access to the Law. In the early years, he loudly cursed his failure, and then old age came and he only grumbled to himself.
Finally he fell into childhood, and because he had studied the gatekeeper for so many years and knew every flea in his fur collar, he even prayed for these fleas to help him persuade the gatekeeper. The light in his eyes had already faded, and he did not understand whether everything around him had darkened, or his vision was deceiving. But now, in the darkness, he saw that unquenchable light streaming from the gates of the Law.
And then his life came to an end. Before his death, everything that he had experienced over many years was reduced in his thoughts to one question - he had never asked this question to the gatekeeper. He called him with a nod - his stiffened body no longer obeyed him, he could not rise. And the gatekeeper had to stoop low - now, in comparison with him, the petitioner has become quite insignificant growth.
“What else do you need to know?” The gatekeeper asked. - You are an insatiable person!
“After all, all people strive for the Law,” he said, “how did it happen that in all these long years no one except me demanded that they let him in?”
And the gatekeeper, seeing that the villager was already completely departing, cried out with all his might, so that he could still have time to hear the answer:
“There is no entry for anyone here, these gates were intended for you alone!” Now I’ll go and lock them.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Люся Голубева