Вчера был «юбилей» Беслана: 10 лет назад, 1 сентября 2004, во время торжественной линейки в честь начала учебного года, чеченскими боевиками была захвачена школа №1 г. Беслана. По ссылке — журналистское расследование, реконструкция событий на основе интервью с выжившими заложниками. Много буков, но интересно и познавательно. Ниже — о том, как была написана статья.
================
Рассказывает автор — Кристофер Чиверс, корреспондент The New York Times в Москве:
«Я был офицером морской пехоты, воевал во время первой войны в Персидском заливе, потом, уже в качестве журналиста, делал репортажи об атаке на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, был в Афганистане, Израиле, Ираке. В бывшем СССР я начал работать в 2001 году, а в 2004-м переехал с семьей в Москву. Еще до того, как боевики Шамиля Басаева захватили бесланскую школу № 1, я три раза ездил в Чечню. Писал о нападении боевиков на Назрань, взрыве двух пассажирских самолетов в августе 2004-го. Я как раз вернулся из Чечни 30 августа, с выборов президента, а уже на следующее утро — обратно на Кавказ, в Беслан. Первое впечатление — никто не понимает, что происходит, всеобщее горе. Ничего печальнее я в жизни не видел, и очень надеюсь, что не увижу.
Как и многие люди, которые были в Беслане, впоследствии я очень много думал о том, что произошло. Меня, как и бесланцев, приводили в бешенство бесконечные противоречащие друг другу заявления, отсутствие информации о многих важных эпизодах захвата заложников и действиях российских властей. К середине 2005 года, когда я решил написать большую статью о Беслане, цель была проста и очевидна. Вместо того чтобы ввязываться в споры о разных теориях и версиях случившегося, я решил понять, что чувствовали заложники во время захвата. Я надеялся, что статья поможет прояснить картину и оценить разные версии. Но я не имел в виду, что она подтвердит какую-то — при сегодняшнем объеме знаний о теракте в Беслане это просто невозможно.
К середине 2005 года я уже три-четыре раза побывал в Беслане, несколько раз встречался с чеченскими сепаратистами за границей, читал стенограммы суда над Нурпаши Кулаевым. И конечно, общался со многими заложниками, которым удалось спастись. По мере этого общения, по мере того как я составлял план школы, я получил представление об основных путях спасения заложников и основные причины их гибели. Это помогло мне составить общую структуру статьи. Я понял, что мне нужно выбрать персонажей, на примере которых можно показать эти пути: тех, кому удалось спастись во время захвата, тех, кого террористы казнили в первый день, тех, кого вывел Аушев, и наконец тех, кто смог вырваться из школы 3 сентября через главный вход, через окна спортзала и тренажерного зала, тех, кто пережил все ужасы, которые творились в столовой.
Я встречался с огромным количеством людей, их было гораздо больше, чем в итоге попало в статью, но из-за того, что мы были ограничены в объеме, мне пришлось выбрать характерного персонажа для каждого из этих путей. Естественно, со всеми я встречался лично. Но я говорю по-русски не так хорошо, чтобы смог сам провести здесь качественное журналистское расследование, и потому я все время работал в паре с Виктором Клименко — переводчиком и журналистом из московского бюро The New York Times. Как и я, Виктор был в Беслане 1–3 сентября и много раз возвращался туда впоследствии. К тому же у него есть огромный опыт работы в Чечне. Его помощь была просто неоценима.
Почти все пострадавшие были готовы с нами общаться. С многими из них мы по-настоящему подружились. Я очень признателен им за то, что они потратили ради нас и читателей столько своего времени и душевных сил. Ведь с некоторыми из них мы встречались много дней подряд. Мы старались отвести их всех в школу, чтобы они на месте подтвердили свои воспоминания. Одни смогли это сделать, другие были не в состоянии. Весной, когда я писал черновой вариант статьи, мы обзвонили всех героев — всех до одного — и еще раз тщательно проверили каждую деталь. Это было очень серьезное предприятие, на многие месяцы занявшее все наши свободные вечера, выходные и большую часть отпуска.
Мы с Виктором побывали на нескольких судебных заседаниях по делу Кулаева, прочли многие стенограммы из зала суда. Конечно, нам это помогло, но только до определенной степени. Многие показания противоречат друг другу, но ни адвокат Кулаева, ни судья не подвергали их сомнению, не сопоставляли с огромным массивом других доказательств. Часто допрос свидетелей явно не был доведен до конца. В стенограммах огромное количество слухов и явных спекуляций — в своих показаниях люди часто говорили о том, что слышали от других. Поэтому вместо того, чтобы довериться судебным показаниям, мы интервьюировали людей сами, а потом сверяли их показания с показаниями других, с видео- и фотоматериалами, медицинскими данными и нашими собственными воспоминаниями. На российскую и зарубежную прессу мы тоже почти не полагались и ни разу не использовали чужие материалы, за исключением видео- и фотосъемки, которую мы собрали, а также видеозаписей, которые заложники передали телекомпании CBS. Пустив их в эфир, CBS сделала большое дело. Но что касается статей — мы не цитировали ни одной.
Очень жаль, что под статью выделили так мало места. Конечно, в американском Esquire вышел материал объемом в 18 000 слов, и нью-йоркские редакторы говорят, что это самая большая статья в журнале за последние 20 лет. Но изначально я принес им 22 000 слов, и легко мог бы написать 40 000. Но таковы журнальные реалии. Нам и так повезло, что редакторы Esquire были настолько убеждены, что статья про Беслан нужна читателям.
Я не рассчитываю на то, что моя статья вызовет какой-то определенный резонанс в России. Моя работа — писать, а не делать какие-то прогнозы на этот счет. Но все-таки есть одна вещь, на которую я очень надеюсь. Статью уже довольно широко обсуждали в российской прессе, но часто появлялись отзывы тех, кто ее даже не читал. А теперь у людей появится возможность прочитать ее по-русски. Это правильно. Жертвы бесланской трагедии заслуживают того, чтобы их историю узнали. Беслан не должен быть забыт».
================
Рассказывает автор — Кристофер Чиверс, корреспондент The New York Times в Москве:
«Я был офицером морской пехоты, воевал во время первой войны в Персидском заливе, потом, уже в качестве журналиста, делал репортажи об атаке на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, был в Афганистане, Израиле, Ираке. В бывшем СССР я начал работать в 2001 году, а в 2004-м переехал с семьей в Москву. Еще до того, как боевики Шамиля Басаева захватили бесланскую школу № 1, я три раза ездил в Чечню. Писал о нападении боевиков на Назрань, взрыве двух пассажирских самолетов в августе 2004-го. Я как раз вернулся из Чечни 30 августа, с выборов президента, а уже на следующее утро — обратно на Кавказ, в Беслан. Первое впечатление — никто не понимает, что происходит, всеобщее горе. Ничего печальнее я в жизни не видел, и очень надеюсь, что не увижу.
Как и многие люди, которые были в Беслане, впоследствии я очень много думал о том, что произошло. Меня, как и бесланцев, приводили в бешенство бесконечные противоречащие друг другу заявления, отсутствие информации о многих важных эпизодах захвата заложников и действиях российских властей. К середине 2005 года, когда я решил написать большую статью о Беслане, цель была проста и очевидна. Вместо того чтобы ввязываться в споры о разных теориях и версиях случившегося, я решил понять, что чувствовали заложники во время захвата. Я надеялся, что статья поможет прояснить картину и оценить разные версии. Но я не имел в виду, что она подтвердит какую-то — при сегодняшнем объеме знаний о теракте в Беслане это просто невозможно.
К середине 2005 года я уже три-четыре раза побывал в Беслане, несколько раз встречался с чеченскими сепаратистами за границей, читал стенограммы суда над Нурпаши Кулаевым. И конечно, общался со многими заложниками, которым удалось спастись. По мере этого общения, по мере того как я составлял план школы, я получил представление об основных путях спасения заложников и основные причины их гибели. Это помогло мне составить общую структуру статьи. Я понял, что мне нужно выбрать персонажей, на примере которых можно показать эти пути: тех, кому удалось спастись во время захвата, тех, кого террористы казнили в первый день, тех, кого вывел Аушев, и наконец тех, кто смог вырваться из школы 3 сентября через главный вход, через окна спортзала и тренажерного зала, тех, кто пережил все ужасы, которые творились в столовой.
Я встречался с огромным количеством людей, их было гораздо больше, чем в итоге попало в статью, но из-за того, что мы были ограничены в объеме, мне пришлось выбрать характерного персонажа для каждого из этих путей. Естественно, со всеми я встречался лично. Но я говорю по-русски не так хорошо, чтобы смог сам провести здесь качественное журналистское расследование, и потому я все время работал в паре с Виктором Клименко — переводчиком и журналистом из московского бюро The New York Times. Как и я, Виктор был в Беслане 1–3 сентября и много раз возвращался туда впоследствии. К тому же у него есть огромный опыт работы в Чечне. Его помощь была просто неоценима.
Почти все пострадавшие были готовы с нами общаться. С многими из них мы по-настоящему подружились. Я очень признателен им за то, что они потратили ради нас и читателей столько своего времени и душевных сил. Ведь с некоторыми из них мы встречались много дней подряд. Мы старались отвести их всех в школу, чтобы они на месте подтвердили свои воспоминания. Одни смогли это сделать, другие были не в состоянии. Весной, когда я писал черновой вариант статьи, мы обзвонили всех героев — всех до одного — и еще раз тщательно проверили каждую деталь. Это было очень серьезное предприятие, на многие месяцы занявшее все наши свободные вечера, выходные и большую часть отпуска.
Мы с Виктором побывали на нескольких судебных заседаниях по делу Кулаева, прочли многие стенограммы из зала суда. Конечно, нам это помогло, но только до определенной степени. Многие показания противоречат друг другу, но ни адвокат Кулаева, ни судья не подвергали их сомнению, не сопоставляли с огромным массивом других доказательств. Часто допрос свидетелей явно не был доведен до конца. В стенограммах огромное количество слухов и явных спекуляций — в своих показаниях люди часто говорили о том, что слышали от других. Поэтому вместо того, чтобы довериться судебным показаниям, мы интервьюировали людей сами, а потом сверяли их показания с показаниями других, с видео- и фотоматериалами, медицинскими данными и нашими собственными воспоминаниями. На российскую и зарубежную прессу мы тоже почти не полагались и ни разу не использовали чужие материалы, за исключением видео- и фотосъемки, которую мы собрали, а также видеозаписей, которые заложники передали телекомпании CBS. Пустив их в эфир, CBS сделала большое дело. Но что касается статей — мы не цитировали ни одной.
Очень жаль, что под статью выделили так мало места. Конечно, в американском Esquire вышел материал объемом в 18 000 слов, и нью-йоркские редакторы говорят, что это самая большая статья в журнале за последние 20 лет. Но изначально я принес им 22 000 слов, и легко мог бы написать 40 000. Но таковы журнальные реалии. Нам и так повезло, что редакторы Esquire были настолько убеждены, что статья про Беслан нужна читателям.
Я не рассчитываю на то, что моя статья вызовет какой-то определенный резонанс в России. Моя работа — писать, а не делать какие-то прогнозы на этот счет. Но все-таки есть одна вещь, на которую я очень надеюсь. Статью уже довольно широко обсуждали в российской прессе, но часто появлялись отзывы тех, кто ее даже не читал. А теперь у людей появится возможность прочитать ее по-русски. Это правильно. Жертвы бесланской трагедии заслуживают того, чтобы их историю узнали. Беслан не должен быть забыт».
Yesterday was the “anniversary” of Beslan: 10 years ago, on September 1, 2004, during the solemn line in honor of the start of the school year, Chechen fighters captured school No. 1 in Beslan. By reference - a journalistic investigation, reconstruction of events based on interviews with surviving hostages. Many beeches, but interesting and informative. Below is how the article was written.
=================
Says the author - Christopher Chivers, correspondent for The New York Times in Moscow:
“I was an officer in the Marine Corps, I fought during the first Gulf War, then, as a journalist, I made reports about the attack on the World Trade Center in New York, I was in Afghanistan, Israel, Iraq. In the former USSR, I started working in 2001, and in 2004 I moved with my family to Moscow. Even before the fighters of Shamil Basayev captured the Beslan school number 1, I went to Chechnya three times. He wrote about the attack of fighters on Nazran, the explosion of two passenger aircraft in August 2004. I just returned from Chechnya on August 30, from the presidential election, and the very next morning - back to the Caucasus, to Beslan. The first impression is that no one understands what is happening, universal grief. I have never seen anything sadder in my life, and I really hope that I will not see it.
Like many people who were in Beslan, later on I thought a lot about what happened. I, like the Beslanites, were infuriated by endless contradictory statements, the lack of information about many important episodes of the hostage-taking and the actions of the Russian authorities. By mid-2005, when I decided to write a large article about Beslan, the goal was simple and obvious. Instead of getting into disputes about different theories and versions of what happened, I decided to understand how the hostages felt during the capture. I was hoping the article would help clarify the picture and appreciate the different versions. But I didn’t mean that she would confirm any - with today's volume of knowledge about the terrorist attack in Beslan this is simply impossible.
By mid-2005, I had already visited Beslan three to four times, met with Chechen separatists abroad several times, and read the transcripts of the trial of Nurpashi Kulaev. And of course, he talked with many hostages who managed to escape. As this communication progressed, as I drew up the school plan, I got an idea of the main ways of saving the hostages and the main reasons for their death. This helped me make up the overall structure of the article. I realized that I need to choose characters who can show these paths as an example: those who managed to escape during the capture, those who were executed by terrorists on the first day, those who were brought out by Aushev, and finally those who managed to escape from school September 3 through the main entrance, through the windows of the gym and gym, those who survived all the horrors that were happening in the dining room.
I met with a huge number of people, there were much more of them than eventually got into the article, but due to the fact that we were limited in volume, I had to choose a character for each of these paths. Naturally, I met everyone personally. But I do not speak Russian so well that I could conduct a high-quality journalistic investigation myself, and therefore I worked all the time together with Viktor Klimenko, a translator and journalist from the Moscow bureau of The New York Times. Like me, Victor was in Beslan on September 1-3, and returned many times thereafter. In addition, he has vast experience in Chechnya. His help was simply invaluable.
Almost all the victims were ready to communicate with us. With many of them, we really became friends. I am very grateful to them for the fact that they spent so much of their time and spiritual strength for us and the readers. After all, we met with some of them for many days in a row. We tried to take them all to school so that they would confirm their memories on the spot. Some were able to do this, others were not able to. In the spring, when I wrote the draft version of the article, we phoned all the heroes - all to one - and once again carefully checked every detail. It was a very serious enterprise, occupying for many months all our free evenings, weekends and most of our holidays.
Viktor and I attended several court hearings in the Kulaev case, read many transcripts from the courtroom. Of course, this helped us, but only to a certain extent. Many of the testimonies contradict each other, but neither Kulaev’s lawyer, nor the judge questioned them, did not compare them with a huge array of other evidence. Often the interrogation of witnesses was clearly not completed. There are a huge number of rumors and obvious speculations in transcripts - in their testimonies people often talked about what they heard from others. Therefore, instead of trusting the court testimony, we interviewed people ourselves, and then we checked their testimonies with the testimonies of others, with video and photo materials, medical data and our own memories. We also almost did not rely on the Russian and foreign press and never used other people's materials, with the exception of video and photography, which we
=================
Says the author - Christopher Chivers, correspondent for The New York Times in Moscow:
“I was an officer in the Marine Corps, I fought during the first Gulf War, then, as a journalist, I made reports about the attack on the World Trade Center in New York, I was in Afghanistan, Israel, Iraq. In the former USSR, I started working in 2001, and in 2004 I moved with my family to Moscow. Even before the fighters of Shamil Basayev captured the Beslan school number 1, I went to Chechnya three times. He wrote about the attack of fighters on Nazran, the explosion of two passenger aircraft in August 2004. I just returned from Chechnya on August 30, from the presidential election, and the very next morning - back to the Caucasus, to Beslan. The first impression is that no one understands what is happening, universal grief. I have never seen anything sadder in my life, and I really hope that I will not see it.
Like many people who were in Beslan, later on I thought a lot about what happened. I, like the Beslanites, were infuriated by endless contradictory statements, the lack of information about many important episodes of the hostage-taking and the actions of the Russian authorities. By mid-2005, when I decided to write a large article about Beslan, the goal was simple and obvious. Instead of getting into disputes about different theories and versions of what happened, I decided to understand how the hostages felt during the capture. I was hoping the article would help clarify the picture and appreciate the different versions. But I didn’t mean that she would confirm any - with today's volume of knowledge about the terrorist attack in Beslan this is simply impossible.
By mid-2005, I had already visited Beslan three to four times, met with Chechen separatists abroad several times, and read the transcripts of the trial of Nurpashi Kulaev. And of course, he talked with many hostages who managed to escape. As this communication progressed, as I drew up the school plan, I got an idea of the main ways of saving the hostages and the main reasons for their death. This helped me make up the overall structure of the article. I realized that I need to choose characters who can show these paths as an example: those who managed to escape during the capture, those who were executed by terrorists on the first day, those who were brought out by Aushev, and finally those who managed to escape from school September 3 through the main entrance, through the windows of the gym and gym, those who survived all the horrors that were happening in the dining room.
I met with a huge number of people, there were much more of them than eventually got into the article, but due to the fact that we were limited in volume, I had to choose a character for each of these paths. Naturally, I met everyone personally. But I do not speak Russian so well that I could conduct a high-quality journalistic investigation myself, and therefore I worked all the time together with Viktor Klimenko, a translator and journalist from the Moscow bureau of The New York Times. Like me, Victor was in Beslan on September 1-3, and returned many times thereafter. In addition, he has vast experience in Chechnya. His help was simply invaluable.
Almost all the victims were ready to communicate with us. With many of them, we really became friends. I am very grateful to them for the fact that they spent so much of their time and spiritual strength for us and the readers. After all, we met with some of them for many days in a row. We tried to take them all to school so that they would confirm their memories on the spot. Some were able to do this, others were not able to. In the spring, when I wrote the draft version of the article, we phoned all the heroes - all to one - and once again carefully checked every detail. It was a very serious enterprise, occupying for many months all our free evenings, weekends and most of our holidays.
Viktor and I attended several court hearings in the Kulaev case, read many transcripts from the courtroom. Of course, this helped us, but only to a certain extent. Many of the testimonies contradict each other, but neither Kulaev’s lawyer, nor the judge questioned them, did not compare them with a huge array of other evidence. Often the interrogation of witnesses was clearly not completed. There are a huge number of rumors and obvious speculations in transcripts - in their testimonies people often talked about what they heard from others. Therefore, instead of trusting the court testimony, we interviewed people ourselves, and then we checked their testimonies with the testimonies of others, with video and photo materials, medical data and our own memories. We also almost did not rely on the Russian and foreign press and never used other people's materials, with the exception of video and photography, which we
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Карпов
