Ты его видел, он худ, улыбчив и чернобров. Кто из нас первый слетит с резьбы, наломает дров? Кто из нас первый проснется мертвым, придет к другому – повесткой, бледен и нарочит? Кто на сонное «я люблю тебя» осечется и замолчит?
Ты его видел, – он худ, графичен, молочно-бел; я летаю над ним, как вздорная Тинкер Белл. Он обнимает меня, заводит за ухо прядь – я одно только «я боюсь тебя потерять».
Бог пока улыбается нам, бессовестным и неистовым; кто первый придет к другому судебным приставом? Слепым воронком, пожилым Хароном, усталым ночным конвоем? Ну что, ребята, кого в этот раз хороним, по чью нынче душу воем?
Костя, мальчики не должны длиться дольше месяца – а то еще жить с ними, ждать, пока перебесятся, растить внутри их неточных клонов, рожать их в муках; печься об этих, потом о новых, потом о внуках. Да, это, пожалуй, правильно и естественно, разве только все ошибаются павильоном – какие внуки могут быть у героев плохого вестерна? Дайте просто служанку – сменить белье нам.
Костя, что с ними делать, когда они начинают виться в тебе, ветвиться; проводочком от микрофона – а ты певица; горной тропкой – а ты все ищешь, как выйти к людям; метастазами – нет, не будем. Давай не будем.
Костя, давай поднимем по паре, тройке, пятерке тысяч – и махнем в Варанаси, как учит мудрый Борис Борисыч. Будем смотреть на индийских кошек, детишек, слизней – там самый воздух дезинфицирует от всех жизней, в том числе и текущей – тут были топи, там будет сад. Пара практикующих Бодхисаттв.
Восстанием невооруженным – уйдем, петляя меж мин и ям; а эти все возвратятся к женам, блядям, наркотикам, сыновьям, и будут дымом давиться кислым, хрипеть, на секретарей крича – а мы-то нет, мы уйдем за смыслом дорогой желтого кирпича.
Ведь смысл не в том, чтоб найти плечо, хоть чье-то, как мы у Бога клянчим; съедать за каждым бизнес-ланчем солянку или суп-харчо, ковать покуда горячо и отвечать «не ваше дело» на вражеское «ну ты чо». Он в том, чтоб ночью, задрав башку – Вселенную проницать, вверх на сотню галактик, дальше веков на дцать. Он в том, чтобы все звучало и шло тобой, и Бог дышал тебе в ухо, явственно, как прибой. В том, что каждый из нас запальчив, и автономен, и только сам – но священный огонь ходит между этих вот самых пальцев, едва проводишь ему по шее и волосам.
7-8 сентября 2007 года.
Ты его видел, – он худ, графичен, молочно-бел; я летаю над ним, как вздорная Тинкер Белл. Он обнимает меня, заводит за ухо прядь – я одно только «я боюсь тебя потерять».
Бог пока улыбается нам, бессовестным и неистовым; кто первый придет к другому судебным приставом? Слепым воронком, пожилым Хароном, усталым ночным конвоем? Ну что, ребята, кого в этот раз хороним, по чью нынче душу воем?
Костя, мальчики не должны длиться дольше месяца – а то еще жить с ними, ждать, пока перебесятся, растить внутри их неточных клонов, рожать их в муках; печься об этих, потом о новых, потом о внуках. Да, это, пожалуй, правильно и естественно, разве только все ошибаются павильоном – какие внуки могут быть у героев плохого вестерна? Дайте просто служанку – сменить белье нам.
Костя, что с ними делать, когда они начинают виться в тебе, ветвиться; проводочком от микрофона – а ты певица; горной тропкой – а ты все ищешь, как выйти к людям; метастазами – нет, не будем. Давай не будем.
Костя, давай поднимем по паре, тройке, пятерке тысяч – и махнем в Варанаси, как учит мудрый Борис Борисыч. Будем смотреть на индийских кошек, детишек, слизней – там самый воздух дезинфицирует от всех жизней, в том числе и текущей – тут были топи, там будет сад. Пара практикующих Бодхисаттв.
Восстанием невооруженным – уйдем, петляя меж мин и ям; а эти все возвратятся к женам, блядям, наркотикам, сыновьям, и будут дымом давиться кислым, хрипеть, на секретарей крича – а мы-то нет, мы уйдем за смыслом дорогой желтого кирпича.
Ведь смысл не в том, чтоб найти плечо, хоть чье-то, как мы у Бога клянчим; съедать за каждым бизнес-ланчем солянку или суп-харчо, ковать покуда горячо и отвечать «не ваше дело» на вражеское «ну ты чо». Он в том, чтоб ночью, задрав башку – Вселенную проницать, вверх на сотню галактик, дальше веков на дцать. Он в том, чтобы все звучало и шло тобой, и Бог дышал тебе в ухо, явственно, как прибой. В том, что каждый из нас запальчив, и автономен, и только сам – но священный огонь ходит между этих вот самых пальцев, едва проводишь ему по шее и волосам.
7-8 сентября 2007 года.
You saw him, he is thin, smiling and black-browed. Which of us is the first to fly off a thread, break firewood? Which of us first wakes up dead, comes to the other - a summons, pale and deliberate? Who on sleepy “I love you” will mourn and shut up?
You saw him - he is thin, graphic, milky white; I fly over him like the absurd Tinker Bell. He hugs me, turns a strand behind my ear - I'm just "I'm afraid to lose you."
God so far smiles at us, unscrupulous and frantic; who is the first to come to another bailiff? A blind funnel, an old Charon, a tired night convoy? Well, guys, whom are we burying this time, whose soul is howling now?
Kostya, boys should not last longer than a month — otherwise they should live with them, wait until they get mad, raise their inaccurate clones inside them, give birth to them in agony; bothering about these, then about new ones, then about grandchildren. Yes, this is, perhaps, correct and natural, unless everyone is mistaken in the pavilion - what grandchildren can the heroes of a bad western have? Just give the maid - change our underwear.
Kostya, what to do with them when they begin to curl in you, to branch; a wire from the microphone - and you are a singer; mountain trail - and you are all looking for how to go out to people; metastases - no, we won’t. Let's not.
Kostya, let's pick up a pair, a triple, a five thousand - and give a wave in Varanasi, as the wise Boris Borisych teaches. We will look at Indian cats, children, slugs - there the air itself disinfects from all lives, including the current one - there were swamps, there will be a garden. A pair of Bodhisattvas practitioners.
Uprising unarmed - leave, winding between mines and pits; and all of them will return to their wives, whores, drugs, sons, and will choke on sour smoke, wheeze, screaming at the secretaries - but we don’t, we will go for the meaning of the expensive yellow brick.
After all, the point is not to find a shoulder, at least someone, as we beg of God; eat a hodgepodge or soup-kharcho at each business lunch, forge it until it’s hot and answer “not your business” to the enemy “well, what are you doing”. It is that at night, lifting up his head - to penetrate the universe, up a hundred galaxies, twenty centuries further. It is so that everything sounds and goes by you, and God breathes in your ear, clearly, like a surf. The fact that each of us is passionate, and autonomous, and only himself - but the sacred fire walks between these very fingers, you barely draw him through the neck and hair.
September 7-8, 2007.
You saw him - he is thin, graphic, milky white; I fly over him like the absurd Tinker Bell. He hugs me, turns a strand behind my ear - I'm just "I'm afraid to lose you."
God so far smiles at us, unscrupulous and frantic; who is the first to come to another bailiff? A blind funnel, an old Charon, a tired night convoy? Well, guys, whom are we burying this time, whose soul is howling now?
Kostya, boys should not last longer than a month — otherwise they should live with them, wait until they get mad, raise their inaccurate clones inside them, give birth to them in agony; bothering about these, then about new ones, then about grandchildren. Yes, this is, perhaps, correct and natural, unless everyone is mistaken in the pavilion - what grandchildren can the heroes of a bad western have? Just give the maid - change our underwear.
Kostya, what to do with them when they begin to curl in you, to branch; a wire from the microphone - and you are a singer; mountain trail - and you are all looking for how to go out to people; metastases - no, we won’t. Let's not.
Kostya, let's pick up a pair, a triple, a five thousand - and give a wave in Varanasi, as the wise Boris Borisych teaches. We will look at Indian cats, children, slugs - there the air itself disinfects from all lives, including the current one - there were swamps, there will be a garden. A pair of Bodhisattvas practitioners.
Uprising unarmed - leave, winding between mines and pits; and all of them will return to their wives, whores, drugs, sons, and will choke on sour smoke, wheeze, screaming at the secretaries - but we don’t, we will go for the meaning of the expensive yellow brick.
After all, the point is not to find a shoulder, at least someone, as we beg of God; eat a hodgepodge or soup-kharcho at each business lunch, forge it until it’s hot and answer “not your business” to the enemy “well, what are you doing”. It is that at night, lifting up his head - to penetrate the universe, up a hundred galaxies, twenty centuries further. It is so that everything sounds and goes by you, and God breathes in your ear, clearly, like a surf. The fact that each of us is passionate, and autonomous, and only himself - but the sacred fire walks between these very fingers, you barely draw him through the neck and hair.
September 7-8, 2007.
У записи 5 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ядвига Лапковская
