Муттер и Фатер гордятся Отто. Рост за два метра, глаза как сталь, Тело, осанка, манеры - что ты, впору сниматься у Риффеншталь. Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис, Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is. Но каждую ночь из тумана глядя черными дырами мертвых глаз Отто является фройлян Надя в платье сатиновом. Был приказ - Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. И вот, Отто с улыбкой "Jedem das seine" пойманных русских к допросу ждет. В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока. Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, в глазах тоска. Делу, увы, не помочь слезами. Слышно - солдаты копают рвы. Отто вздыхает - йедем дас зайне. Милая фройлян, мне жаль, увы. Вдруг исчезает тоска во взгляде, зал погрузился на миг во тьму. Прыгнув, на Отто повисла Надя, в ухо гадюкой шипит ему: "Что, офицер, не боишься мести? Нынче я стану твоей судьбой. Мы теперь будем цузаммен, вместе. Слышишь? Отныне навек с тобой." Надю за волосы тащат к вязу, в бабушкин, с детства знакомый, двор, Где ожидает, к суку привязан, быстрый веревочный приговор. "Шнапсу бы... Водки бы... Не иначе - стопку с товарищем вечерком". Отто стирает рукой дрожащей Надину кровь со щеки платком. Водка ли, шнапс ли, исповедальня – все бесполезно. Опять в ночи Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, а он молчит. Наденька шепчет "Jedem das seine!". Отто хрипит, воздух ловит ртом. Дойче овчарка глядит на хозяина, длинным виляет, скуля, хвостом. Был же приказ и была задача... Йедем дас зайне. В окне рассвет Надя уходит. А Отто плачет Семьдесят долгих кошмарных лет.
Mutter and Vater are proud of Otto. Two meters tall, eyes like steel, Body, posture, manners - that you fit in with Riffenstahl. He wins the horse races, Wagner threads an encore, Even shoots in Macedonian. White beast, as it is. But every night, from the fog, looking through the black holes of dead eyes, Otto is Frolyan Nadia in a satin dress. There was an order - Each caught partisine should hang on a bitch. And so, Otto with a smile of "Jedem das seine" is waiting for the interrogated Russians for interrogation. Hope was shoved roughly into the door. Otto looks down at her. Nadia seventeen, her lips broken, blood on sateen, longing in her eyes. The matter, alas, does not help with tears. Heard - soldiers digging ditches. Otto sighs - we go to das zaina. Dear Fraulean, I'm sorry, alas. Suddenly the longing in the gaze disappears, the audience plunged into darkness for a moment. Having jumped, Nadia hangs on Otto, hisses in his viper’s ear: “What, officer, aren’t afraid of revenge? Now I will become your fate. We will now be tsamamen, together. Hear? From now on forever with you.” Nadia is dragged by her hair to an elm, to her grandmother, from a childhood friend, yard, Where he expects, a fast rope sentence is tied to a bitch. "Schnapps would ... Vodka would ... Not otherwise - a stack with a friend in the evening." Otto erases a handkerchief from his cheek with a trembling hand. Whether vodka, schnapps, confessional - all is useless. Again at night, Nadia from the far village of Kursk looks at Otto, and he is silent. Nadia whispers "Jedem das seine!". Otto wheezes, the air catches his mouth. Deutsche Shepherd looks at the owner, wags his tail with a long wag, whining. There was an order and there was a task ... Yedem das Zayn. In the window, Nadia's dawn leaves. And Otto is crying for Seventy long nightmares.
У записи 17 лайков,
5 репостов.
5 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Игорь Пюльзе
