Щ: Москали - найподлиши вороги украинського народа!
Я стараюсь не покупать российских товаров. Особенно еду. Не потому, что верю в то, что мои 100-200 гривен в месяц приведут к падению империи. Причина в другом.
Просто живо представляю себе, как толстые бабы в вязанных крупным крючком шапках, стоят у конвейера. Рассыпают суетливо мороженные комочки пельменей по пластиковым прямоугольным кулькам и говорят обо мне. Говорят, что я и мои знакомые фашисты. Что наркоманы и предатели. Что мы уроды и что нам не стоило бы жить. Им бы, бабам в шапках, от этого было бы легче. А вокруг баб - завод с пыльным от муки воздухом, бетонный забор, а за ним до горизонта Тверь или Волгоград.
Я представляю себе, как в желтой от слепой лампочки курилке, какой-нибудь слесарь аккуратно держит губой сигарету Winston и обсуждает меня со своим другом электриком. И они тоже хотят, чтобы мне жилось хуже и хуже, и желают мне, моей стране, моим друзьям и моему президенту смерти, холода, голода и еще раз смерти. И смеются пуская дым вверх, в лампочку. А над ними грохочут вереницы бутылок с пивом «Белый медведь» или «Клинское», где-нибудь на окраине
Петербурга, и вокруг них такой же завод и бетонный забор такой же.
И так по всей стране, во множестве бетонных клеток, серые люди производят еду и ненависть.
И я не могу этого не чувствовать. Снимаю бутылку или упаковку с полки, Россия, ставлю на место и инстинктивно вытираю руки об джинсы.
Я стараюсь не покупать российских товаров. Особенно еду. Не потому, что верю в то, что мои 100-200 гривен в месяц приведут к падению империи. Причина в другом.
Просто живо представляю себе, как толстые бабы в вязанных крупным крючком шапках, стоят у конвейера. Рассыпают суетливо мороженные комочки пельменей по пластиковым прямоугольным кулькам и говорят обо мне. Говорят, что я и мои знакомые фашисты. Что наркоманы и предатели. Что мы уроды и что нам не стоило бы жить. Им бы, бабам в шапках, от этого было бы легче. А вокруг баб - завод с пыльным от муки воздухом, бетонный забор, а за ним до горизонта Тверь или Волгоград.
Я представляю себе, как в желтой от слепой лампочки курилке, какой-нибудь слесарь аккуратно держит губой сигарету Winston и обсуждает меня со своим другом электриком. И они тоже хотят, чтобы мне жилось хуже и хуже, и желают мне, моей стране, моим друзьям и моему президенту смерти, холода, голода и еще раз смерти. И смеются пуская дым вверх, в лампочку. А над ними грохочут вереницы бутылок с пивом «Белый медведь» или «Клинское», где-нибудь на окраине
Петербурга, и вокруг них такой же завод и бетонный забор такой же.
И так по всей стране, во множестве бетонных клеток, серые люди производят еду и ненависть.
И я не могу этого не чувствовать. Снимаю бутылку или упаковку с полки, Россия, ставлю на место и инстинктивно вытираю руки об джинсы.
Щ: Muscovites - find us the hell of the Ukrainian people!
I try not to buy Russian goods. Especially the food. Not because I believe that my 100-200 hryvnias per month will lead to the fall of the empire. The reason is different.
I just vividly imagine how fat women in large crocheted hats are standing at the conveyor. They scatter fussy ice cream lumps of ravioli over rectangular plastic bags and talk about me. They say that I and my friends are fascists. What drug addicts and traitors. That we are freaks and that we should not live. It would be easier for the women in hats. And around the women there is a plant with dusty air from flour, a concrete fence, and beyond it to the horizon of Tver or Volgograd.
I imagine, like in a smoking-room, yellow from a blind light bulb, some locksmith gently holds a Winston cigarette with his lip and discusses me with his friend an electrician. And they also want me to live worse and worse, and wish me, my country, my friends and my president death, cold, hunger and death again. And they laugh blowing smoke up into the light bulb. And above them are rumbled strings of beer bottles “Polar Bear” or “Klinskoe”, somewhere on the outskirts
Petersburg, and around them the same plant and concrete fence is the same.
And so throughout the country, in a multitude of concrete cages, gray people produce food and hatred.
And I can't help but feel it. I take the bottle or packaging off the shelf, Russia, put it in place and instinctively wipe my hands on my jeans.
I try not to buy Russian goods. Especially the food. Not because I believe that my 100-200 hryvnias per month will lead to the fall of the empire. The reason is different.
I just vividly imagine how fat women in large crocheted hats are standing at the conveyor. They scatter fussy ice cream lumps of ravioli over rectangular plastic bags and talk about me. They say that I and my friends are fascists. What drug addicts and traitors. That we are freaks and that we should not live. It would be easier for the women in hats. And around the women there is a plant with dusty air from flour, a concrete fence, and beyond it to the horizon of Tver or Volgograd.
I imagine, like in a smoking-room, yellow from a blind light bulb, some locksmith gently holds a Winston cigarette with his lip and discusses me with his friend an electrician. And they also want me to live worse and worse, and wish me, my country, my friends and my president death, cold, hunger and death again. And they laugh blowing smoke up into the light bulb. And above them are rumbled strings of beer bottles “Polar Bear” or “Klinskoe”, somewhere on the outskirts
Petersburg, and around them the same plant and concrete fence is the same.
And so throughout the country, in a multitude of concrete cages, gray people produce food and hatred.
And I can't help but feel it. I take the bottle or packaging off the shelf, Russia, put it in place and instinctively wipe my hands on my jeans.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Игорь Пюльзе
