Помню как, когда в деревне давно, в детстве – лежишь, и не уснуть сначала – если прислушиваешься к звукам, то можно услышать отдаленный гул машин с шоссейной трассы в полтора-два километра отсюда, как он нарастает – а ночью слышимость хорошая – и угасает, дальше все больше, потом снова нарастает – следующая порция машин приближается на два километра, потом отходит, снова удаляется – три, четыре – все дальше – пять км – уже почти не различить звука. И так без перерыва, реже когда ничего не слышно.
Этот гул почему-то появлялся только в определенное время, как мне казалось, в другие часы его не расслышишь, хотя так-же – на дворе ночь, и никого нет на улице еще. А в редкие минуты бывало – только это надо прислушаться еще лучше – различался дальний топот идущего электровоза – железная дорога в двенадцати километрах отсюда в противоположной стороне от трассы. Прислушаешься, только прислонив голову к чему-то твердому, как он – ту-туф, ту-туф; даже не слышно никогда сигнала, который электричка имеет привычку издавать – только мерное “ту-туф, ту-туф” отбивает четко ритм. Закутаешься потеплее в одеяло, утонешь головой в мягкой большой подушке, и так хорошо станет, что там, где-то далеко за лесом, диким и малопроходимым, идет на всех парах стремительная машина, пыхает дымом, газами, освещая путь, направляется может быть из далекого Мурманска, проделав уже тысячу километров, и – ночь, а ты у себя в родном жилище лежишь в безопасности, в тепле, и так уютно, так хорошо от этой мысли, что невольно заснешь под убаюкивание трещащей электропроводки. Почему-то въелось оно мне в память..
А на улице ночью в деревне темно и страшновато – вокруг поля – не поймешь, кто там ходит-бродит в непробудной темноте. Иногда собака залает на кого-то или на что-то – повоет, повоет, и перестанет. Двери все закрыты на засов. Все спят – вся деревня. И как хорошо, как сладко спится в старом бревенчатом доме! Как свежо, какая благодать – брусья дышат. Поутру проснешься и как заново родился – на столе уже чай приготовлен, ждет. Бабушка решила делать сегодня пироги с яблокам, в печи. А еще бывали с брусникой, с морошкой, с клюквой, с голубикой, но в августе как пойдут плодоносить яблони – только с яблоками: грушевка, антоновка, осеннее полосатое, белый налив. Богатый урожай, все корзины переполнены ими, все ведра, в доме уже не знаешь куда ставить. А на улице рано утром пока мы еще спим, в яблоневом саду во всю орудуют птицы, сидя на верхних ветках – стаями налетают, и обкусывают, иногда и хорошие, крупные яблоки; не боятся пугала, да что там, и человека порой. Еще бы! У них в эту пору пир горой. Такое объедение грачям! Совсем разошлись! Только когда встанет кто, пойдет в огород, шуганет их, они все воспарят в воздух. А если бы все спали, как я, до часу дня, то уже давно никаких бы яблок не осталось.
Самые аппетитные на самом верху висят, до них тяжело достать даже длинной палкой с крюком, ими только любуешься с земли, как они обрумянились на солнце за пару месяцев, загорели, покраснели, и как оно – солнце – золотистое, пылающее – обдает их, алых, в конце дня, при заходе, своим блеском и клонится к закату. Что-то величественное в том закате, что-то очень летнее и детское, незабвенное, счастливое.
А запах какой! Запах! Как им наполнятся сени, так ароматно, прямо пьянеешь от него. И потом начинается: сначала так яблоки ешь десятками за день, когда их так много, на земле упавшими валяется, только с травы поднять, обмыть в колодезной воде, и грызи один за другим – вкусно! Сочные, спелые, тают во рту! Потом начинают готовить пироги, варенье. Варенье сделают, им намазываешь булку, а можно и так ложкой, и чаи гоняешь с утра до вечера, дуешь! А еще компот из яблок, пюре, сироп. Э-эх!
Один год, средняя яблоня не выдержала, раскололась на две части от тяжести плодов и старости. Жалко было. Хоть дерево, а все свое, родное, привыкше уже. В последний раз возможно плодоносит. Потом засыхать станет. На следующий год, рядом врыли маленькую яблоньку, тоненький стволик – пускай растет, приживается постепенно; со временем окрепнет и станет приносить новый урожай, а мы им будем лакомиться и приговаривать:”Живи долго! Цвети сладко! Да не болей!”
© Э.Р.
Этот гул почему-то появлялся только в определенное время, как мне казалось, в другие часы его не расслышишь, хотя так-же – на дворе ночь, и никого нет на улице еще. А в редкие минуты бывало – только это надо прислушаться еще лучше – различался дальний топот идущего электровоза – железная дорога в двенадцати километрах отсюда в противоположной стороне от трассы. Прислушаешься, только прислонив голову к чему-то твердому, как он – ту-туф, ту-туф; даже не слышно никогда сигнала, который электричка имеет привычку издавать – только мерное “ту-туф, ту-туф” отбивает четко ритм. Закутаешься потеплее в одеяло, утонешь головой в мягкой большой подушке, и так хорошо станет, что там, где-то далеко за лесом, диким и малопроходимым, идет на всех парах стремительная машина, пыхает дымом, газами, освещая путь, направляется может быть из далекого Мурманска, проделав уже тысячу километров, и – ночь, а ты у себя в родном жилище лежишь в безопасности, в тепле, и так уютно, так хорошо от этой мысли, что невольно заснешь под убаюкивание трещащей электропроводки. Почему-то въелось оно мне в память..
А на улице ночью в деревне темно и страшновато – вокруг поля – не поймешь, кто там ходит-бродит в непробудной темноте. Иногда собака залает на кого-то или на что-то – повоет, повоет, и перестанет. Двери все закрыты на засов. Все спят – вся деревня. И как хорошо, как сладко спится в старом бревенчатом доме! Как свежо, какая благодать – брусья дышат. Поутру проснешься и как заново родился – на столе уже чай приготовлен, ждет. Бабушка решила делать сегодня пироги с яблокам, в печи. А еще бывали с брусникой, с морошкой, с клюквой, с голубикой, но в августе как пойдут плодоносить яблони – только с яблоками: грушевка, антоновка, осеннее полосатое, белый налив. Богатый урожай, все корзины переполнены ими, все ведра, в доме уже не знаешь куда ставить. А на улице рано утром пока мы еще спим, в яблоневом саду во всю орудуют птицы, сидя на верхних ветках – стаями налетают, и обкусывают, иногда и хорошие, крупные яблоки; не боятся пугала, да что там, и человека порой. Еще бы! У них в эту пору пир горой. Такое объедение грачям! Совсем разошлись! Только когда встанет кто, пойдет в огород, шуганет их, они все воспарят в воздух. А если бы все спали, как я, до часу дня, то уже давно никаких бы яблок не осталось.
Самые аппетитные на самом верху висят, до них тяжело достать даже длинной палкой с крюком, ими только любуешься с земли, как они обрумянились на солнце за пару месяцев, загорели, покраснели, и как оно – солнце – золотистое, пылающее – обдает их, алых, в конце дня, при заходе, своим блеском и клонится к закату. Что-то величественное в том закате, что-то очень летнее и детское, незабвенное, счастливое.
А запах какой! Запах! Как им наполнятся сени, так ароматно, прямо пьянеешь от него. И потом начинается: сначала так яблоки ешь десятками за день, когда их так много, на земле упавшими валяется, только с травы поднять, обмыть в колодезной воде, и грызи один за другим – вкусно! Сочные, спелые, тают во рту! Потом начинают готовить пироги, варенье. Варенье сделают, им намазываешь булку, а можно и так ложкой, и чаи гоняешь с утра до вечера, дуешь! А еще компот из яблок, пюре, сироп. Э-эх!
Один год, средняя яблоня не выдержала, раскололась на две части от тяжести плодов и старости. Жалко было. Хоть дерево, а все свое, родное, привыкше уже. В последний раз возможно плодоносит. Потом засыхать станет. На следующий год, рядом врыли маленькую яблоньку, тоненький стволик – пускай растет, приживается постепенно; со временем окрепнет и станет приносить новый урожай, а мы им будем лакомиться и приговаривать:”Живи долго! Цвети сладко! Да не болей!”
© Э.Р.
I remember how, when in the village for a long time, in childhood - you lie and don’t fall asleep at first - if you listen to the sounds, you can hear the distant hum of cars from the highway one and a half to two kilometers from here, how it grows - and at night the audibility is good - and fades , then more and more, then it grows again - the next portion of cars approaches two kilometers, then leaves, again leaves - three, four - further and further - five km - almost no longer distinguish sound. And so without a break, less often when nothing is heard.
For some reason, this rumble appeared only at a certain time, it seemed to me that you could not hear it at other hours, although it was also night in the yard, and there was nobody else on the street. And in rare moments it happened - only this needs to be heard even better - the distant clatter of a running electric locomotive was distinguished - the railway was twelve kilometers from here on the opposite side of the highway. You listen only by leaning your head against something solid, like he is tu-tuf, tu-tuf; you never even hear the signal that the electric train has the habit of emitting - only the measured “tu-tuf, tu-tuf” clearly beats the rhythm. You’ll wrap yourself up warmly in a blanket, drown your head in a soft large pillow, and it will become so good that there, somewhere far behind the forest, wild and impassable, a fast car goes full steam ahead, puffs with smoke, gases, illuminating the path, it can be sent from of distant Murmansk, having already made a thousand kilometers, and - night, and you are in your own home safe, warm, and so comfortable, so good at the thought that you involuntarily fall asleep under the lulling of a cracking wiring. For some reason, it got into my memory ..
And on the street at night in the village it’s dark and scary - around the field - you won’t understand who walks there, wanders in the dark of darkness. Sometimes a dog barks at someone or something — he will howl, howl, and stop. The doors are all bolted. Everyone is sleeping - the whole village. And how good it is, how sweetly you sleep in an old log house! How fresh, what grace - the bars breathe. You wake up in the morning and how you were born again - tea has already been prepared on the table, waiting. Grandmother decided to make apple pies in the oven today. And there were lingonberries, cloudberries, cranberries, blueberries, but in August apple trees will begin to bear fruit - only apples: pear, Antonovka, autumn striped, white filling. A rich harvest, all baskets are overflowing with them, all buckets, in the house you no longer know where to put it. And on the street early in the morning while we are still sleeping, birds in the apple orchard are at full swing, sitting on the upper branches — they flock in packs and bite, sometimes good, large apples; they’re not afraid of a scarecrow, but what's there, and sometimes a person. Still would! At this time they have a feast mountain. Such an alliance to the rooks! Quite parted! Only when someone gets up, goes into the garden, scares them, they all soar into the air. And if everyone slept like I did before one in the afternoon, then for a long time no apples would be left.
The most delicious ones hang at the very top, it’s hard to reach them even with a long stick with a hook, they just admire them from the ground, how they got red in the sun for a couple of months, tanned, blushed, and how it - the sun - golden, glowing - drenches them, scarlet , at the end of the day, at sunset, its brilliance and tends to sunset. Something majestic in that sunset, something very summer and childish, unforgettable, happy.
And what a smell! Smell! As they fill the canopy, it’s so aromatic, you just get drunk from it. And then it begins: at first, so dozens of apples are eaten in a day, when there are so many of them, lying around lying on the ground, only picking up from the grass, washing in well water, and gnawing one by one is delicious! Juicy, ripe, melt in your mouth! Then they start making pies, jam. They’ll make jam, smear a roll on them, or you can spoon them, and you’ll chase teas from morning till night, blow them! And also a compote of apples, mashed potatoes, syrup. Ehhh!
One year, the average apple tree could not stand it, split into two parts from the severity of the fruit and old age. It was a pity. Although the tree, but all his own, dear, already used to. For the last time, it may bear fruit. Then it will dry out. The next year, a small apple tree, a thin stem, was dug nearby - let it grow, take root gradually; with time it will grow stronger and begin to bring a new crop, and we will regret it and say: “Live long! Bloom sweetly! Don’t be sick! ”
© E.R.
For some reason, this rumble appeared only at a certain time, it seemed to me that you could not hear it at other hours, although it was also night in the yard, and there was nobody else on the street. And in rare moments it happened - only this needs to be heard even better - the distant clatter of a running electric locomotive was distinguished - the railway was twelve kilometers from here on the opposite side of the highway. You listen only by leaning your head against something solid, like he is tu-tuf, tu-tuf; you never even hear the signal that the electric train has the habit of emitting - only the measured “tu-tuf, tu-tuf” clearly beats the rhythm. You’ll wrap yourself up warmly in a blanket, drown your head in a soft large pillow, and it will become so good that there, somewhere far behind the forest, wild and impassable, a fast car goes full steam ahead, puffs with smoke, gases, illuminating the path, it can be sent from of distant Murmansk, having already made a thousand kilometers, and - night, and you are in your own home safe, warm, and so comfortable, so good at the thought that you involuntarily fall asleep under the lulling of a cracking wiring. For some reason, it got into my memory ..
And on the street at night in the village it’s dark and scary - around the field - you won’t understand who walks there, wanders in the dark of darkness. Sometimes a dog barks at someone or something — he will howl, howl, and stop. The doors are all bolted. Everyone is sleeping - the whole village. And how good it is, how sweetly you sleep in an old log house! How fresh, what grace - the bars breathe. You wake up in the morning and how you were born again - tea has already been prepared on the table, waiting. Grandmother decided to make apple pies in the oven today. And there were lingonberries, cloudberries, cranberries, blueberries, but in August apple trees will begin to bear fruit - only apples: pear, Antonovka, autumn striped, white filling. A rich harvest, all baskets are overflowing with them, all buckets, in the house you no longer know where to put it. And on the street early in the morning while we are still sleeping, birds in the apple orchard are at full swing, sitting on the upper branches — they flock in packs and bite, sometimes good, large apples; they’re not afraid of a scarecrow, but what's there, and sometimes a person. Still would! At this time they have a feast mountain. Such an alliance to the rooks! Quite parted! Only when someone gets up, goes into the garden, scares them, they all soar into the air. And if everyone slept like I did before one in the afternoon, then for a long time no apples would be left.
The most delicious ones hang at the very top, it’s hard to reach them even with a long stick with a hook, they just admire them from the ground, how they got red in the sun for a couple of months, tanned, blushed, and how it - the sun - golden, glowing - drenches them, scarlet , at the end of the day, at sunset, its brilliance and tends to sunset. Something majestic in that sunset, something very summer and childish, unforgettable, happy.
And what a smell! Smell! As they fill the canopy, it’s so aromatic, you just get drunk from it. And then it begins: at first, so dozens of apples are eaten in a day, when there are so many of them, lying around lying on the ground, only picking up from the grass, washing in well water, and gnawing one by one is delicious! Juicy, ripe, melt in your mouth! Then they start making pies, jam. They’ll make jam, smear a roll on them, or you can spoon them, and you’ll chase teas from morning till night, blow them! And also a compote of apples, mashed potatoes, syrup. Ehhh!
One year, the average apple tree could not stand it, split into two parts from the severity of the fruit and old age. It was a pity. Although the tree, but all his own, dear, already used to. For the last time, it may bear fruit. Then it will dry out. The next year, a small apple tree, a thin stem, was dug nearby - let it grow, take root gradually; with time it will grow stronger and begin to bring a new crop, and we will regret it and say: “Live long! Bloom sweetly! Don’t be sick! ”
© E.R.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Эльдар Расулов
