Мой крылатый дредноут уходит в глухую ночь,
Лишь сияние Эльма нещадно рвет темноту.
Все трусы — штатские крысы давно разбежались прочь,
Остальные со мной и бесстрашно стоят на посту.
Даже если взорвать весь душевный боезапас,
Пробить пространство и время, мне не вернуться туда,
Куда смотрит и смотрит мой странный упрямый компас,
Где по тонкому льду все бегут дней твоих поезда.
Ночной невидимый воздух на жестком дремлет крыле,
И льется северное сияние кильватером в пустоту —
Я закован в его полотне, словно в плавящемся стекле,
А радио ловит лишь только, только твою частоту.
Но ты всё же поглядывай на горизонт — никогда,
Я пришлю тебе весточку с белым почтовым китом.
Здесь годы бьются о штевень, темны, солоны как вода,
И поют свою песню за крепким железным бортом.
Но единственная пристань — высоко, а небо — низко,
Тянут сны из глубины, и до весны нам путь неблизкий.
Цеппелина бок ребристый сквозь туман густой, когтистый,
Схватит высверк серебристый острого винта.
Отвернись уже, не смотри на горизонт никогда,
И не жди даже весточки с белым почтовым китом.
Годы бьются о штевень, темны, солоны как вода
И поют свою песню за крепким железным бортом.
А я, поверь, взорвал бы весь боезапас
И пробил пространство и время туда,
Куда все смотрит и смотрит мой странный и упрямый компас,
Где по острому льду летят твои поезда —
В никогда...
Лишь сияние Эльма нещадно рвет темноту.
Все трусы — штатские крысы давно разбежались прочь,
Остальные со мной и бесстрашно стоят на посту.
Даже если взорвать весь душевный боезапас,
Пробить пространство и время, мне не вернуться туда,
Куда смотрит и смотрит мой странный упрямый компас,
Где по тонкому льду все бегут дней твоих поезда.
Ночной невидимый воздух на жестком дремлет крыле,
И льется северное сияние кильватером в пустоту —
Я закован в его полотне, словно в плавящемся стекле,
А радио ловит лишь только, только твою частоту.
Но ты всё же поглядывай на горизонт — никогда,
Я пришлю тебе весточку с белым почтовым китом.
Здесь годы бьются о штевень, темны, солоны как вода,
И поют свою песню за крепким железным бортом.
Но единственная пристань — высоко, а небо — низко,
Тянут сны из глубины, и до весны нам путь неблизкий.
Цеппелина бок ребристый сквозь туман густой, когтистый,
Схватит высверк серебристый острого винта.
Отвернись уже, не смотри на горизонт никогда,
И не жди даже весточки с белым почтовым китом.
Годы бьются о штевень, темны, солоны как вода
И поют свою песню за крепким железным бортом.
А я, поверь, взорвал бы весь боезапас
И пробил пространство и время туда,
Куда все смотрит и смотрит мой странный и упрямый компас,
Где по острому льду летят твои поезда —
В никогда...
My winged dreadnought goes off in the dead of night
Only the radiance of Elma mercilessly tears the darkness.
All the cowards - civilian rats have long fled away
The rest are with me fearlessly at the post.
Even if you explode all the spiritual ammunition,
To break through space and time, I cannot return there
Where my strange stubborn compass looks and looks,
Where on thin ice everyone runs the days of your train.
The invisible night air on a hard dozing wing,
And the northern lights poured wake into the void -
I am chained in his canvas, as if in melting glass,
And the radio only catches, only your frequency.
But you still look at the horizon - never,
I will send you news with a white postal whale.
Here the years are beating against the stem, dark, salty like water,
And they sing their song over a strong iron board.
But the only marina is high, and the sky is low,
Dreams are drawn from the depths, and before spring we have a long way.
Zeppelin side ribbed through the fog is thick, clawed,
The silver of the sharp screw grabs the drill.
Turn away already, never look at the horizon
And don’t even wait for news with a white postal whale.
Years beating on the stubble, dark, salty like water
And they sing their song over a strong iron board.
And I, believe, would blow up all the ammunition
And struck space and time there,
Where everything looks and looks my strange and stubborn compass,
Where your trains fly over sharp ice -
In never ...
Only the radiance of Elma mercilessly tears the darkness.
All the cowards - civilian rats have long fled away
The rest are with me fearlessly at the post.
Even if you explode all the spiritual ammunition,
To break through space and time, I cannot return there
Where my strange stubborn compass looks and looks,
Where on thin ice everyone runs the days of your train.
The invisible night air on a hard dozing wing,
And the northern lights poured wake into the void -
I am chained in his canvas, as if in melting glass,
And the radio only catches, only your frequency.
But you still look at the horizon - never,
I will send you news with a white postal whale.
Here the years are beating against the stem, dark, salty like water,
And they sing their song over a strong iron board.
But the only marina is high, and the sky is low,
Dreams are drawn from the depths, and before spring we have a long way.
Zeppelin side ribbed through the fog is thick, clawed,
The silver of the sharp screw grabs the drill.
Turn away already, never look at the horizon
And don’t even wait for news with a white postal whale.
Years beating on the stubble, dark, salty like water
And they sing their song over a strong iron board.
And I, believe, would blow up all the ammunition
And struck space and time there,
Where everything looks and looks my strange and stubborn compass,
Where your trains fly over sharp ice -
In never ...
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Виктория Волохова
