Поэма Жили-были два пятна. Одно на обеденном столе, от оливкового масла, а второе — от грусти— летало поблизости. Первое пятно хозяева ленились вычистить, а второе никогда не замечали.
Пятно от оливкового масла было гордым, ему казалось, что оно очень важное, раз его не трогают. — Возможно, — думало пятно, — я добавляю уюта этой обеденной комнате. Возможно, я добавляю ей красоты. А может быть у меня слишком ценное содержание, в конце концов, не так уж дёшево нынче оливковое масло. Оно самовлюблённо распластывалось по поверхности и вкушало фруктовый аромат, идущий от маленького чайника, стоящего на окне с цветами. Когда аромат выплывал из носика, он огибал полку и светильник, всегда встречаясь по дороге с пятном от грусти, висевшим в воздухе, и, только потом, скользя через ручку чашки с коричневой полосой и едва заметным сколом, добирался до пятна от масла. После он взмывал до карниза и куда-то совсем пропадал, но через некоторое время волшебным образом возобновлял своё путешествие из той же точки.
— Ну? Как там дела в мире? — вдыхало пятно от масла фруктовый аромат. — Не сгорело ли чего? Цветы распустились? Комаров не видать? И как там чашка с коричневой полосой и сколом, жива ли ещё?
— Всё в порядке, — отвечал аромат. — Чашка со сколом всех нас переживёт, а цветы ещё не распустились.
— А что мой двоюродный братец? Не надумал ли уходить этот пройдоха?
— Висит по-прежнему. Говорит, некуда ему идти.
— Ха! Да что он о себе думает? Пустили на денёк, так можно и на шею сесть?! Матушка Лень всегда говорила, хоть мы и в родстве, но воспитание у нас совершенно разное. Нет здесь от него проку, никому он не сдался. Я бы давно ушёл, коли так. — Ну, от тебя-то есть прок, — вежливо успокоил пятно аромат. — Лежишь почти на самой середине стола, и никто его от тебя не отмывает. Да как давно лежишь! Может быть, ты даже незаменимо.
Пятно от масла смущённо заёжилось и, если бы могло сделать реверанс, то непременно бы его сделало, но оно не умело. Тем временем, пятно от грусти уныло висело под потолком, распространяя вокруг себя на долгие минуты и сантиметры депрессивно-возвышенное настроение. Оно почти ни с кем не разговаривало и совсем не улыбалось. Казалось, грусть, из которой оно сделано, настолько въедлива, что проникает во всё вокруг. И стол, и чашка, и шторы чувствовали, что пятно от грусти где-то рядом, но ничего не могли с этим поделать, поэтому старались вести себя как обычно. — Ничего, настанет день и ему всё надоест. Мне ли не знать его переменчивую натуру — почище тебя будет! — с иронией и жирной ухмылкой пятно встрепенулось. — Ставлю вот этот кошачий ус, прилипший ко мне сегодня утром.
— Спасибо, усов не нужно, — аромат далеко отстранился. — Наверное, ты прав.
С этими словами он торопливо упорхнул в открытую форточку навстречу порыву весеннего ветра.
Настал день — выходной день, скажем, суббота, и в дверях обеденной появился сонный лохматый человек с папкой бумаги в руках. Он по обыкновению заварил свой любимый фруктовый чай, положил на хлеб кусок сыра, потом почесал затылок и подошёл к окну — один бутон, два комара, солнце. Нащупав позади себя стул, он присел, вытащил торчащую из кармана рубашки шариковую ручку и написал поэму. А вечером вымыл стол.
Через год человек прославился и его стали называть гением. А пятно от грусти и пятно от оливкового масла больше никто не видел, увы.
Пятно от оливкового масла было гордым, ему казалось, что оно очень важное, раз его не трогают. — Возможно, — думало пятно, — я добавляю уюта этой обеденной комнате. Возможно, я добавляю ей красоты. А может быть у меня слишком ценное содержание, в конце концов, не так уж дёшево нынче оливковое масло. Оно самовлюблённо распластывалось по поверхности и вкушало фруктовый аромат, идущий от маленького чайника, стоящего на окне с цветами. Когда аромат выплывал из носика, он огибал полку и светильник, всегда встречаясь по дороге с пятном от грусти, висевшим в воздухе, и, только потом, скользя через ручку чашки с коричневой полосой и едва заметным сколом, добирался до пятна от масла. После он взмывал до карниза и куда-то совсем пропадал, но через некоторое время волшебным образом возобновлял своё путешествие из той же точки.
— Ну? Как там дела в мире? — вдыхало пятно от масла фруктовый аромат. — Не сгорело ли чего? Цветы распустились? Комаров не видать? И как там чашка с коричневой полосой и сколом, жива ли ещё?
— Всё в порядке, — отвечал аромат. — Чашка со сколом всех нас переживёт, а цветы ещё не распустились.
— А что мой двоюродный братец? Не надумал ли уходить этот пройдоха?
— Висит по-прежнему. Говорит, некуда ему идти.
— Ха! Да что он о себе думает? Пустили на денёк, так можно и на шею сесть?! Матушка Лень всегда говорила, хоть мы и в родстве, но воспитание у нас совершенно разное. Нет здесь от него проку, никому он не сдался. Я бы давно ушёл, коли так. — Ну, от тебя-то есть прок, — вежливо успокоил пятно аромат. — Лежишь почти на самой середине стола, и никто его от тебя не отмывает. Да как давно лежишь! Может быть, ты даже незаменимо.
Пятно от масла смущённо заёжилось и, если бы могло сделать реверанс, то непременно бы его сделало, но оно не умело. Тем временем, пятно от грусти уныло висело под потолком, распространяя вокруг себя на долгие минуты и сантиметры депрессивно-возвышенное настроение. Оно почти ни с кем не разговаривало и совсем не улыбалось. Казалось, грусть, из которой оно сделано, настолько въедлива, что проникает во всё вокруг. И стол, и чашка, и шторы чувствовали, что пятно от грусти где-то рядом, но ничего не могли с этим поделать, поэтому старались вести себя как обычно. — Ничего, настанет день и ему всё надоест. Мне ли не знать его переменчивую натуру — почище тебя будет! — с иронией и жирной ухмылкой пятно встрепенулось. — Ставлю вот этот кошачий ус, прилипший ко мне сегодня утром.
— Спасибо, усов не нужно, — аромат далеко отстранился. — Наверное, ты прав.
С этими словами он торопливо упорхнул в открытую форточку навстречу порыву весеннего ветра.
Настал день — выходной день, скажем, суббота, и в дверях обеденной появился сонный лохматый человек с папкой бумаги в руках. Он по обыкновению заварил свой любимый фруктовый чай, положил на хлеб кусок сыра, потом почесал затылок и подошёл к окну — один бутон, два комара, солнце. Нащупав позади себя стул, он присел, вытащил торчащую из кармана рубашки шариковую ручку и написал поэму. А вечером вымыл стол.
Через год человек прославился и его стали называть гением. А пятно от грусти и пятно от оливкового масла больше никто не видел, увы.
There lived two poems. One on the dining table, from olive oil, and the second - from sadness — flew nearby. The owners were too lazy to clean the first spot, and they never noticed the second spot.
The olive oil stain was proud, it seemed to him that it was very important, since they did not touch him. “Perhaps,” thought the stain, “I am adding comfort to this dining room.” Perhaps I add beauty to her. Or maybe my content is too valuable, after all, olive oil is not so cheap today. It narcissistically spread over the surface and tasted the fruity aroma coming from a small teapot standing on a window with flowers. When the aroma emerged from the nose, he went around the shelf and the lamp, always meeting on the road with a stain of sadness hanging in the air, and only then, slipping through the handle of a cup with a brown stripe and a barely noticeable chip, got to the stain of oil. After he soared to the eaves and disappeared somewhere, but after some time he magically resumed his journey from the same point.
- Well? How are things in the world? - Inhaled the stain of oil fruity aroma. - Did something burn out? Did the flowers bloom? Do not see mosquitoes? And how is the cup with a brown stripe and a chip, is it still alive?
“It's all right,” answered the fragrance. - A cup with a chip will survive all of us, but the flowers have not yet blossomed.
“What about my cousin?” Has this rogue decided to leave?
- It hangs as before. Says he has nowhere to go.
- Ha! What does he think of himself? Let them go for a day, so you can sit on your neck ?! Mother Laziness always said, even though we are related, our upbringing is completely different. There is no use here from him, he did not give up to anyone. I would have left long ago, if so. “Well, there's something good from you,” the aroma politely reassured the spot. “You lie almost in the middle of the table, and no one launders it from you.” Yes, how long have you been lying! Maybe you are even irreplaceable.
The oil stain shook itself embarrassedly, and if it could curtsy, it would certainly do it, but it could not. Meanwhile, a stain of sadness sadly hung under the ceiling, spreading around him for long minutes and centimeters a depressively elevated mood. It almost did not talk to anyone and did not smile at all. It seemed that the sadness from which it was made was so corroding that it penetrated everything. And the table, and the cup, and the curtains felt that the spot of sadness was somewhere nearby, but could not do anything about it, so we tried to behave as usual. - Nothing, the day will come and he will get tired of everything. Should I not know his changeable nature - you will be cleaner! - with irony and a greasy grin the spot started. - I’m putting this feline mustache here, which has stuck to me this morning.
“Thank you, you don’t need a mustache,” the fragrance pulled away. “You must be right.”
With these words, he hurriedly flew into the open window towards the gust of spring wind.
The day came — a day off, say, Saturday, and a sleepy shaggy man appeared in the doorway of the dining room with a folder of paper in his hands. As usual, he made his favorite fruit tea, put a piece of cheese on bread, then scratched his head and went to the window - one bud, two mosquitoes, the sun. Feeling a chair behind him, he sat down, pulled a ballpoint pen sticking out of his shirt pocket and wrote a poem. And in the evening I washed the table.
A year later, a man became famous and they began to call him a genius. But the stain of sadness and the stain of olive oil no one else saw, alas.
The olive oil stain was proud, it seemed to him that it was very important, since they did not touch him. “Perhaps,” thought the stain, “I am adding comfort to this dining room.” Perhaps I add beauty to her. Or maybe my content is too valuable, after all, olive oil is not so cheap today. It narcissistically spread over the surface and tasted the fruity aroma coming from a small teapot standing on a window with flowers. When the aroma emerged from the nose, he went around the shelf and the lamp, always meeting on the road with a stain of sadness hanging in the air, and only then, slipping through the handle of a cup with a brown stripe and a barely noticeable chip, got to the stain of oil. After he soared to the eaves and disappeared somewhere, but after some time he magically resumed his journey from the same point.
- Well? How are things in the world? - Inhaled the stain of oil fruity aroma. - Did something burn out? Did the flowers bloom? Do not see mosquitoes? And how is the cup with a brown stripe and a chip, is it still alive?
“It's all right,” answered the fragrance. - A cup with a chip will survive all of us, but the flowers have not yet blossomed.
“What about my cousin?” Has this rogue decided to leave?
- It hangs as before. Says he has nowhere to go.
- Ha! What does he think of himself? Let them go for a day, so you can sit on your neck ?! Mother Laziness always said, even though we are related, our upbringing is completely different. There is no use here from him, he did not give up to anyone. I would have left long ago, if so. “Well, there's something good from you,” the aroma politely reassured the spot. “You lie almost in the middle of the table, and no one launders it from you.” Yes, how long have you been lying! Maybe you are even irreplaceable.
The oil stain shook itself embarrassedly, and if it could curtsy, it would certainly do it, but it could not. Meanwhile, a stain of sadness sadly hung under the ceiling, spreading around him for long minutes and centimeters a depressively elevated mood. It almost did not talk to anyone and did not smile at all. It seemed that the sadness from which it was made was so corroding that it penetrated everything. And the table, and the cup, and the curtains felt that the spot of sadness was somewhere nearby, but could not do anything about it, so we tried to behave as usual. - Nothing, the day will come and he will get tired of everything. Should I not know his changeable nature - you will be cleaner! - with irony and a greasy grin the spot started. - I’m putting this feline mustache here, which has stuck to me this morning.
“Thank you, you don’t need a mustache,” the fragrance pulled away. “You must be right.”
With these words, he hurriedly flew into the open window towards the gust of spring wind.
The day came — a day off, say, Saturday, and a sleepy shaggy man appeared in the doorway of the dining room with a folder of paper in his hands. As usual, he made his favorite fruit tea, put a piece of cheese on bread, then scratched his head and went to the window - one bud, two mosquitoes, the sun. Feeling a chair behind him, he sat down, pulled a ballpoint pen sticking out of his shirt pocket and wrote a poem. And in the evening I washed the table.
A year later, a man became famous and they began to call him a genius. But the stain of sadness and the stain of olive oil no one else saw, alas.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Алевтина Соя
