Борис Пастернак. Гефсиманский сад.
Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.
Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный Путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной».
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.
Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала
В поту кровавом Он молил Отца.
Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.
Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников Себя предаст».
И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди - Иуда
С предательским лобзаньем на устах.
Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.
Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы Мне сюда?
И волоска тогда на Мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко Мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».
Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.
Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный Путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной».
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.
Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала
В поту кровавом Он молил Отца.
Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.
Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников Себя предаст».
И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди - Иуда
С предательским лобзаньем на устах.
Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.
Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы Мне сюда?
И волоска тогда на Мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко Мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».
Boris Pasternak. Gethsemane.
Flickering stars of distant indifferent
There was a turn of the road illuminated.
The road went around Mount of Olives,
Beneath it, Chedron flowed.
The lawn was cut off from half.
Behind her, the Milky Way began.
Gray silver olives
They tried to step into the distance through the air.
In the end there was someone's garden, put on a land.
Leaving the students behind the wall,
He said to them: “The soul grieves mortally,
Stay here and watch with Me. ”
He refused without confrontation,
Like from loaned things
From omnipotence and wonderworking,
And now he was as mortal as we are.
The night distance now seemed to be the edge
Destruction and nothingness.
The universe was uninhabited
And only the garden was a place to live.
And looking into these black dips
Empty, without beginning and end
So that this chalice of death has passed
In a bloody sweat, He prayed to the Father.
Mitigated by prayer to mortal languor
He went over the fence. On the ground
Pupils overpowered by a nap
Lying in the roadside feather grass.
He woke them: “The Lord has granted you
To live in My days, you have settled down like a layer.
The hour of the Son of Man has struck.
He will betray Himself into the hands of sinners. ”
And he just said, from nowhere
A crowd of slaves and a crowd of tramps,
Lights, Swords and Ahead - Judah
With treacherous kiss on the lips.
Peter rebuffed the thugs with a sword
And the ear to one of them is a compartment.
But he hears: "The dispute cannot be resolved with iron,
Put your sword in place, man.
Really the darkness of winged legions
Would your father equip me here?
And then I didn’t touch the hair on Me,
Enemies would scatter without a trace.
But the book of life approached the page,
Which is more expensive than all the shrines.
Now the written must come true,
Let it come true. Amen.
You see, the passage of time is like a parable
And it can catch fire on the go.
In the name of her terrible greatness
I’ll go down in voluntary agony.
I’ll go down and rise on the third day,
And, as rafts rafting down the river,
To Me for judgment, like caravan barges,
Centuries will float out of the darkness. ”
Flickering stars of distant indifferent
There was a turn of the road illuminated.
The road went around Mount of Olives,
Beneath it, Chedron flowed.
The lawn was cut off from half.
Behind her, the Milky Way began.
Gray silver olives
They tried to step into the distance through the air.
In the end there was someone's garden, put on a land.
Leaving the students behind the wall,
He said to them: “The soul grieves mortally,
Stay here and watch with Me. ”
He refused without confrontation,
Like from loaned things
From omnipotence and wonderworking,
And now he was as mortal as we are.
The night distance now seemed to be the edge
Destruction and nothingness.
The universe was uninhabited
And only the garden was a place to live.
And looking into these black dips
Empty, without beginning and end
So that this chalice of death has passed
In a bloody sweat, He prayed to the Father.
Mitigated by prayer to mortal languor
He went over the fence. On the ground
Pupils overpowered by a nap
Lying in the roadside feather grass.
He woke them: “The Lord has granted you
To live in My days, you have settled down like a layer.
The hour of the Son of Man has struck.
He will betray Himself into the hands of sinners. ”
And he just said, from nowhere
A crowd of slaves and a crowd of tramps,
Lights, Swords and Ahead - Judah
With treacherous kiss on the lips.
Peter rebuffed the thugs with a sword
And the ear to one of them is a compartment.
But he hears: "The dispute cannot be resolved with iron,
Put your sword in place, man.
Really the darkness of winged legions
Would your father equip me here?
And then I didn’t touch the hair on Me,
Enemies would scatter without a trace.
But the book of life approached the page,
Which is more expensive than all the shrines.
Now the written must come true,
Let it come true. Amen.
You see, the passage of time is like a parable
And it can catch fire on the go.
In the name of her terrible greatness
I’ll go down in voluntary agony.
I’ll go down and rise on the third day,
And, as rafts rafting down the river,
To Me for judgment, like caravan barges,
Centuries will float out of the darkness. ”
У записи 2 лайков,
1 репостов,
181 просмотров.
1 репостов,
181 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Алексей Фролов
