Кирюха шел вприпрыжку рядом со мной, задавая свои бесконечные вопросы. Кто сильнее, Человек-паук или Бэтмен? Почему тигры в полоску, а гепарды в пятнышки? Если самолет сильно разгонится, то за сколько он долетит до Луны? Его маленькая ладошка доверчиво согревала мою пятерню. Он был рад, что папа забрал его из детсада не позже всех. Рад просто идти со мной рядом домой, где я сварю ему покупных пельменей, искупаю и уложу спать. Может быть, перед сном мы вместе посмотрим «Бесконечную историю», уже, наверное, в сотый раз.
- Папа, а нас сегодня спрашивали, у кого мамы где работают. Меня спросила Зинаида Андреевна, а я не знаю. А, пап? Мама наша когда приедет?
Я познакомился с ней на улице. Был сильный летний ливень, а она шла босиком по лужам, промокнув до нитки, и улыбалась. Было в её улыбке что-то такое, необъяснимое. Какая-то лукавая чертовщинка, притаившаяся в уголках мокрых губ. Хотелось впиться в эти губы хмельным поцелуем, прямо здесь, под дождем, на сыром асфальте, покрытом отяжелевшими от дождя комьями тополиного пуха. Я догнал её,… а дальше нас закружило и понесло.
Мы поженились. Все было как у всех. С кольцами и куклами на «Волгах». С теткой в ленте РСФСР через плечо. С маршем Мендельсона на раздолбанной ионике. С пьяными краснолицыми гостями, кричащими: «Горько! Горько! Горько!» Нам было плевать на всё это. Дань традиции не более, для родителей родственников и друзей. Надо так надо. Мы любили друг друга, и это было главное.
Потом родился Кирюшка, и я стоял с цветами под окнами роддома, а она, уставшая, измотанная, но счастливая, показывала мне в окно маленький сверток с розовым личиком. В уголках её губ по-прежнему прятались лукавые чертовщинки. Точно такие же, как и три года назад.
Не смотря на бессонные ночи и вечную нехватку денег, мы были счастливы. Ведь у нас была любовь, а всё остальное было неважным. Кирюха подрос и пошел в садик, а мы не переставали любить друг друга. Словно встретились только вчера. На мокром асфальте, под летним ливнем, среди комочков тополиного пуха.
Как-то я зашел домой не вовремя. Забыл отчет, пришлось за ним вернуться. Я открыл дверь своим ключом, не желая беспокоить её, и почти сразу наткнулся на чужие ботинки в прихожей. Я тихонько подошел к нашей спальне и заглянул в приоткрытую дверь.
Она лежала, широко раздвинув ноги и тихо постанывая, а её ебал какой-то мужик. Я осторожно прикрыл дверь, также осторожно забрал отчет и вышел. Вечером она встречала меня с работы. Милой, любящей женой. Меня ждал вкусный и горячий ужин. Все было как всегда. Только я её больше не любил.
Примерно через пару месяцев, мы поехали на дачу. Вернулся с дачи я один. Она осталась там, в подвале. Который я специально приготовил для неё. Я подсыпал ей снотворное в вино, а после, когда она уснула раздел, и посадил её на цепь в бетонированном полутемном помещении. Раз в три дня я приезжал к ней, чтобы бросить объедков в корыто, из которого она теперь ела. Иногда, я привозил для неё бомжей, бомжи ебали её, а я смотрел на их грязные и вонючие, совокупляющиеся тела. Она периодически пишет письма под мою диктовку, что у неё все хорошо в затяжной служебной командировке. Я читаю эти письма Кирюхе, а он хранит их в коробке из под конфет.
Сначала я хотел убить её, но потом понял, что делать этого не следует. Мы ведь не убиваем животных, за то, что они спариваются друг с другом. Мы не обращаем на них внимания, а тем, кто немного ближе нам – мы просто позволяем жить рядом.
Наверное, ей хорошо жить такой жизнью, она ведь так хотела этого. Жить и спариваться. Она разучилась любить, значит, она разучилась быть человеком. Она животное, поэтому должна жить как животное, только и всего. Из уголков её губ исчезли лукавые чертовщинки. Её сальные и немытые волосы неопрятными лохмами свисают на её грязное тело. Она постепенно утрачивает человеческий облик. Ползает на коленках, подвывает. Радостно облизывает мои ноги, в надежде получить вкусную подачку. Даже бомжи теперь брезгуют ею. Теперь я вижу, что происходит с человеком, сердце которого покидает любовь. Он действительно становится животным…
- Пап, ну ты чего молчишь? Я тебя спрашиваю, спрашиваю, а ты молчишь. Мама наша когда приедет? – Кирюха обиженно засопел.
Я стряхнул с себя оцепенение, инстинктивно сжал ладошку сына, будто боясь его потерять, и ответил:
- Не знаю сынок, наверное, очень нескоро.
- Папа, а нас сегодня спрашивали, у кого мамы где работают. Меня спросила Зинаида Андреевна, а я не знаю. А, пап? Мама наша когда приедет?
Я познакомился с ней на улице. Был сильный летний ливень, а она шла босиком по лужам, промокнув до нитки, и улыбалась. Было в её улыбке что-то такое, необъяснимое. Какая-то лукавая чертовщинка, притаившаяся в уголках мокрых губ. Хотелось впиться в эти губы хмельным поцелуем, прямо здесь, под дождем, на сыром асфальте, покрытом отяжелевшими от дождя комьями тополиного пуха. Я догнал её,… а дальше нас закружило и понесло.
Мы поженились. Все было как у всех. С кольцами и куклами на «Волгах». С теткой в ленте РСФСР через плечо. С маршем Мендельсона на раздолбанной ионике. С пьяными краснолицыми гостями, кричащими: «Горько! Горько! Горько!» Нам было плевать на всё это. Дань традиции не более, для родителей родственников и друзей. Надо так надо. Мы любили друг друга, и это было главное.
Потом родился Кирюшка, и я стоял с цветами под окнами роддома, а она, уставшая, измотанная, но счастливая, показывала мне в окно маленький сверток с розовым личиком. В уголках её губ по-прежнему прятались лукавые чертовщинки. Точно такие же, как и три года назад.
Не смотря на бессонные ночи и вечную нехватку денег, мы были счастливы. Ведь у нас была любовь, а всё остальное было неважным. Кирюха подрос и пошел в садик, а мы не переставали любить друг друга. Словно встретились только вчера. На мокром асфальте, под летним ливнем, среди комочков тополиного пуха.
Как-то я зашел домой не вовремя. Забыл отчет, пришлось за ним вернуться. Я открыл дверь своим ключом, не желая беспокоить её, и почти сразу наткнулся на чужие ботинки в прихожей. Я тихонько подошел к нашей спальне и заглянул в приоткрытую дверь.
Она лежала, широко раздвинув ноги и тихо постанывая, а её ебал какой-то мужик. Я осторожно прикрыл дверь, также осторожно забрал отчет и вышел. Вечером она встречала меня с работы. Милой, любящей женой. Меня ждал вкусный и горячий ужин. Все было как всегда. Только я её больше не любил.
Примерно через пару месяцев, мы поехали на дачу. Вернулся с дачи я один. Она осталась там, в подвале. Который я специально приготовил для неё. Я подсыпал ей снотворное в вино, а после, когда она уснула раздел, и посадил её на цепь в бетонированном полутемном помещении. Раз в три дня я приезжал к ней, чтобы бросить объедков в корыто, из которого она теперь ела. Иногда, я привозил для неё бомжей, бомжи ебали её, а я смотрел на их грязные и вонючие, совокупляющиеся тела. Она периодически пишет письма под мою диктовку, что у неё все хорошо в затяжной служебной командировке. Я читаю эти письма Кирюхе, а он хранит их в коробке из под конфет.
Сначала я хотел убить её, но потом понял, что делать этого не следует. Мы ведь не убиваем животных, за то, что они спариваются друг с другом. Мы не обращаем на них внимания, а тем, кто немного ближе нам – мы просто позволяем жить рядом.
Наверное, ей хорошо жить такой жизнью, она ведь так хотела этого. Жить и спариваться. Она разучилась любить, значит, она разучилась быть человеком. Она животное, поэтому должна жить как животное, только и всего. Из уголков её губ исчезли лукавые чертовщинки. Её сальные и немытые волосы неопрятными лохмами свисают на её грязное тело. Она постепенно утрачивает человеческий облик. Ползает на коленках, подвывает. Радостно облизывает мои ноги, в надежде получить вкусную подачку. Даже бомжи теперь брезгуют ею. Теперь я вижу, что происходит с человеком, сердце которого покидает любовь. Он действительно становится животным…
- Пап, ну ты чего молчишь? Я тебя спрашиваю, спрашиваю, а ты молчишь. Мама наша когда приедет? – Кирюха обиженно засопел.
Я стряхнул с себя оцепенение, инстинктивно сжал ладошку сына, будто боясь его потерять, и ответил:
- Не знаю сынок, наверное, очень нескоро.
Kiryuha was skipping next to me, asking his endless questions. Who is stronger, Spider-Man or Batman? Why are tigers striped and cheetahs specks? If the plane accelerates very much, then how long will it reach the moon? His little palm gently warmed my five. He was glad that dad took him out of the kindergarten no later than everyone. I'm glad to just go home next to me, where I will cook him dumplings purchased, bathe and put him to bed. Maybe, before going to bed, we will watch Endless History together, probably for the hundredth time.
- Dad, we were asked today who our mothers work for. Zinaida Andreevna asked me, but I don’t know. Oh dad? When will our mom come?
I met her on the street. There was heavy summer rainfall, and she walked barefoot through the puddles, getting wet to the skin, and smiling. There was something inexplicable in her smile. Some kind of crafty damn thing, lurking in the corners of wet lips. I wanted to bite my lips with a hoppy kiss, right here, in the rain, on damp asphalt, covered with heavy clods of poplar fluff. I caught up with her, ... and then we spun and carried.
We got married. Everything was like everyone else. With rings and dolls on the Volga. With an aunt in the RSFSR tape over his shoulder. With the march of Mendelssohn on a broken-up ionic. With drunken red-faced guests shouting: “Bitter! Bitterly! Bitterly!" We did not care about all this. A tribute to tradition no more for parents of relatives and friends. It must be so. We loved each other, and that was the main thing.
Then Kiryushka was born, and I stood with flowers under the windows of the hospital, and she, tired, exhausted, but happy, showed me a small bundle with a pink face out the window. In the corners of her lips, sly devils still hid. Exactly the same as three years ago.
Despite the sleepless nights and the eternal lack of money, we were happy. After all, we had love, and everything else was unimportant. Kiryuha grew up and went to the kindergarten, but we did not stop loving each other. As if they met only yesterday. On wet pavement, under summer rain, among lumps of poplar fluff.
Somehow I went home at the wrong time. I forgot the report, I had to come back for it. I opened the door with my key, not wanting to bother her, and almost immediately stumbled on other people's shoes in the hallway. I quietly went to our bedroom and peered through the ajar door.
She lay with her legs wide apart and moaning softly, and some guy fucked her. I carefully closed the door, also carefully picked up the report and went out. In the evening she met me from work. Lovely, loving wife. A delicious and hot dinner awaited me. Everything was as always. Only I didn’t love her anymore.
After about a couple of months, we went to the cottage. I returned from the dacha alone. She stayed there in the basement. Which I specially prepared for her. I poured sleeping pills into her wine, and then, when she fell asleep, I put her on a chain in a concrete darkened room. Once every three days I came to her to throw leftovers in the trough, from which she now ate. Sometimes, I brought homeless people for her, homeless people fucked her, and I looked at their dirty and smelly, copulating bodies. She periodically writes letters under my dictation that she is doing well on a lengthy business trip. I read these letters to Kiryuha, and he stores them in a box of sweets.
At first I wanted to kill her, but then I realized that this should not be done. We don’t kill animals because they mate with each other. We do not pay attention to them, but to those who are a little closer to us, we simply allow us to live nearby.
Probably, it’s good for her to live such a life, because she really wanted this. Live and mate. She forgot how to love, so she forgot how to be a man. She is an animal, therefore she must live like an animal, that's all. Sly devils disappeared from the corners of her lips. Her greasy and unwashed hair, untidy shag hanging from her dirty body. She is gradually losing her human appearance. Crawls on his knees, howls. Happily licks my legs, hoping to get a delicious handout. Even the homeless now disdain her. Now I see what happens to a man whose heart leaves love. He really becomes an animal ...
- Dad, why are you silent? I ask you, I ask, and you are silent. When will our mom come? - Kiryuha sniffed resentfully.
I shook off my stupor, instinctively squeezed my son’s hand, as if afraid to lose him, and answered:
- I don’t know, son, probably very soon.
- Dad, we were asked today who our mothers work for. Zinaida Andreevna asked me, but I don’t know. Oh dad? When will our mom come?
I met her on the street. There was heavy summer rainfall, and she walked barefoot through the puddles, getting wet to the skin, and smiling. There was something inexplicable in her smile. Some kind of crafty damn thing, lurking in the corners of wet lips. I wanted to bite my lips with a hoppy kiss, right here, in the rain, on damp asphalt, covered with heavy clods of poplar fluff. I caught up with her, ... and then we spun and carried.
We got married. Everything was like everyone else. With rings and dolls on the Volga. With an aunt in the RSFSR tape over his shoulder. With the march of Mendelssohn on a broken-up ionic. With drunken red-faced guests shouting: “Bitter! Bitterly! Bitterly!" We did not care about all this. A tribute to tradition no more for parents of relatives and friends. It must be so. We loved each other, and that was the main thing.
Then Kiryushka was born, and I stood with flowers under the windows of the hospital, and she, tired, exhausted, but happy, showed me a small bundle with a pink face out the window. In the corners of her lips, sly devils still hid. Exactly the same as three years ago.
Despite the sleepless nights and the eternal lack of money, we were happy. After all, we had love, and everything else was unimportant. Kiryuha grew up and went to the kindergarten, but we did not stop loving each other. As if they met only yesterday. On wet pavement, under summer rain, among lumps of poplar fluff.
Somehow I went home at the wrong time. I forgot the report, I had to come back for it. I opened the door with my key, not wanting to bother her, and almost immediately stumbled on other people's shoes in the hallway. I quietly went to our bedroom and peered through the ajar door.
She lay with her legs wide apart and moaning softly, and some guy fucked her. I carefully closed the door, also carefully picked up the report and went out. In the evening she met me from work. Lovely, loving wife. A delicious and hot dinner awaited me. Everything was as always. Only I didn’t love her anymore.
After about a couple of months, we went to the cottage. I returned from the dacha alone. She stayed there in the basement. Which I specially prepared for her. I poured sleeping pills into her wine, and then, when she fell asleep, I put her on a chain in a concrete darkened room. Once every three days I came to her to throw leftovers in the trough, from which she now ate. Sometimes, I brought homeless people for her, homeless people fucked her, and I looked at their dirty and smelly, copulating bodies. She periodically writes letters under my dictation that she is doing well on a lengthy business trip. I read these letters to Kiryuha, and he stores them in a box of sweets.
At first I wanted to kill her, but then I realized that this should not be done. We don’t kill animals because they mate with each other. We do not pay attention to them, but to those who are a little closer to us, we simply allow us to live nearby.
Probably, it’s good for her to live such a life, because she really wanted this. Live and mate. She forgot how to love, so she forgot how to be a man. She is an animal, therefore she must live like an animal, that's all. Sly devils disappeared from the corners of her lips. Her greasy and unwashed hair, untidy shag hanging from her dirty body. She is gradually losing her human appearance. Crawls on his knees, howls. Happily licks my legs, hoping to get a delicious handout. Even the homeless now disdain her. Now I see what happens to a man whose heart leaves love. He really becomes an animal ...
- Dad, why are you silent? I ask you, I ask, and you are silent. When will our mom come? - Kiryuha sniffed resentfully.
I shook off my stupor, instinctively squeezed my son’s hand, as if afraid to lose him, and answered:
- I don’t know, son, probably very soon.
У записи 1 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Дмитрий Рожновский
