Мужчины.
Из под подола луны видны их цепкие глаза с собачье подвижными бровями на серьезных, детских даже под бородой и усами лицах. Любопытные до игры и новшеств, скорые на лихое дело, независимые и дикорастущие. Чувствительности нет, но есть чутье, есть нюх, есть точильные навыки, интересно из чего что, или как, или что будет если. Ума мало, но и лишнее не задерживается, проходит сквозь, меж ушей не застревает.
Я вас любила сначала через жажду быть вами, завистлая к свободам, умам и силам, потом через охоту, настижение и познание, затем через дальнее восхищение, слезоречивое почтение, сквозь собственное ранение, рвение, заклание, ничего за пазухой нет, ведь все положено на общей души пронзительное парение... Теперь больше через науку внимания, фокус изучения, градус вскипания, нескончаемое испытываю вопрошение при виде ямы между нашим и вашим явлением. Будто вы птицы, а мы растения. Будто вы что-то белое, а мы что-то круглое. Вы число, а мы буква. Рука об руку решаем задачу о человеке. Не половую, духовную. Но половое живёт и мы не должны отводить взгляда.
Мужчины.
То ярые, бодрые, гарклые, жильные, герои войны-и-труда, охочие до мягких женщин, сыроватого мяса, запретных путешествий и тайных садов. Подвижные, устремлённые, с широким горлом, крепкими коленями, с глупым бесстрашием. Вам, только вам покорятся земли, моря, горы и воздух над ними. И огонь вам брат, и ветер друг и только вода — ваше смущение.
А то мятые, выученно скукоженные, суховатые, с крохотной свернутой в обиду душой, знающие много, но скучно, говорящие буркло и все больше о виноватых, бледные и бессильные, жестокие в мелочах. Мама не любила, а больше никому и не смочь.
Но до ласки жадные все, потому что более смертные, оторванные, дрейфующие. Ищете пристанища, чей-то нежный живот, куда преклонить голову, чей-то тихий голос, чтобы слушать звук и не слышать слов, ищете ненадолго, боитесь застрять, застыть, врасти. А вам этого не дано, страх этот пуст, как если бы куст боялся упасть.
Голова в космосе, глаза в звёздных далях, ступни не чувствуют холода. Вами выстрелили в небо и вы летите, очень долго, лет сто. Надо поочередно усердно махать и недвижно планировать. Не забывать ни того, ни другого. Это трудно, вот пингвины, например, не справляются. И страусы не смогли. И мы тоже не умеем. Но нам и не надо, нас по-другому устроили. Нам всего-то надо натянуть нить между землёй и небом. Ловить вас на живца, любить вас, смягчать слабостью и деталями земной жизни, от вас делать нового человека и через вас увеличивать душу, делать ваш полет чуть менее страшным, иногда не таким долгим, иногда избыточно турбулентным, утешать вас, когда космос велик и пуст, кусать вас, когда вы летите слишком низко и брюхом цепляете деревья, греться вами как вторым солнцем, ворожить вас изгибами, пугать хтонью, дразнить, то отпуская, то натягивая волшебные нити.
Из под подола луны видны их цепкие глаза с собачье подвижными бровями на серьезных, детских даже под бородой и усами лицах. Любопытные до игры и новшеств, скорые на лихое дело, независимые и дикорастущие. Чувствительности нет, но есть чутье, есть нюх, есть точильные навыки, интересно из чего что, или как, или что будет если. Ума мало, но и лишнее не задерживается, проходит сквозь, меж ушей не застревает.
Я вас любила сначала через жажду быть вами, завистлая к свободам, умам и силам, потом через охоту, настижение и познание, затем через дальнее восхищение, слезоречивое почтение, сквозь собственное ранение, рвение, заклание, ничего за пазухой нет, ведь все положено на общей души пронзительное парение... Теперь больше через науку внимания, фокус изучения, градус вскипания, нескончаемое испытываю вопрошение при виде ямы между нашим и вашим явлением. Будто вы птицы, а мы растения. Будто вы что-то белое, а мы что-то круглое. Вы число, а мы буква. Рука об руку решаем задачу о человеке. Не половую, духовную. Но половое живёт и мы не должны отводить взгляда.
Мужчины.
То ярые, бодрые, гарклые, жильные, герои войны-и-труда, охочие до мягких женщин, сыроватого мяса, запретных путешествий и тайных садов. Подвижные, устремлённые, с широким горлом, крепкими коленями, с глупым бесстрашием. Вам, только вам покорятся земли, моря, горы и воздух над ними. И огонь вам брат, и ветер друг и только вода — ваше смущение.
А то мятые, выученно скукоженные, суховатые, с крохотной свернутой в обиду душой, знающие много, но скучно, говорящие буркло и все больше о виноватых, бледные и бессильные, жестокие в мелочах. Мама не любила, а больше никому и не смочь.
Но до ласки жадные все, потому что более смертные, оторванные, дрейфующие. Ищете пристанища, чей-то нежный живот, куда преклонить голову, чей-то тихий голос, чтобы слушать звук и не слышать слов, ищете ненадолго, боитесь застрять, застыть, врасти. А вам этого не дано, страх этот пуст, как если бы куст боялся упасть.
Голова в космосе, глаза в звёздных далях, ступни не чувствуют холода. Вами выстрелили в небо и вы летите, очень долго, лет сто. Надо поочередно усердно махать и недвижно планировать. Не забывать ни того, ни другого. Это трудно, вот пингвины, например, не справляются. И страусы не смогли. И мы тоже не умеем. Но нам и не надо, нас по-другому устроили. Нам всего-то надо натянуть нить между землёй и небом. Ловить вас на живца, любить вас, смягчать слабостью и деталями земной жизни, от вас делать нового человека и через вас увеличивать душу, делать ваш полет чуть менее страшным, иногда не таким долгим, иногда избыточно турбулентным, утешать вас, когда космос велик и пуст, кусать вас, когда вы летите слишком низко и брюхом цепляете деревья, греться вами как вторым солнцем, ворожить вас изгибами, пугать хтонью, дразнить, то отпуская, то натягивая волшебные нити.
Men
From under the hem of the moon one can see their tenacious eyes with canine moving eyebrows on serious, childish faces even under a beard and mustache. Curious before the game and innovations, fast on a dashing business, independent and wild. There is no sensitivity, but there is a flair, there is a scent, there are sharpening skills, it is interesting from what what, or how, or what will happen if. Little mind, but too much does not linger, passes through, between the ears does not get stuck.
I first loved you through the thirst to be you, envious of freedoms, minds and strengths, then through hunting, obsession and cognition, then through distant admiration, tearful reverence, through my own wound, zeal, slaughter, nothing is in my bosom, because everything is laid on piercing soaring of the general soul ... Now, more through the science of attention, the focus of study, the degree of boiling, the endless, I am interrogated at the sight of the pit between our and your appearance. As if you are a bird, and we are plants. As if you are something white, and we are something round. You are a number, and we are a letter. Hand in hand we solve the problem of man. Not sexual, spiritual. But the sex lives and we should not look away.
Men
They are ardent, peppy, harkly, vein, war-and-labor heroes, eager for soft women, raw meat, forbidden travels and secret gardens. Movable, aspiring, with a wide throat, strong knees, with stupid fearlessness. You, only you obey the lands, seas, mountains and the air above them. And fire to you brother, and the wind is friend and only water is your embarrassment.
And it’s wrinkled, learned skukozhny, dry, with a tiny soul rolled up in insult, knowing a lot, but boring, talking burklo and more and more about the guilty, pale and powerless, cruel in the details. Mom did not love, and no one else could.
But all are greedy to affection, because they are more mortal, divorced, drifting. You are looking for shelter, someone’s gentle stomach, where to lay your head, someone’s quiet voice to listen to the sound and not hear words, you are looking for a while, afraid to get stuck, freeze, grow up. But this is not given to you, this fear is empty, as if the bush was afraid to fall.
A head in space, eyes in starry distances, feet do not feel the cold. You were shot in the sky and you fly, for a very long time, a hundred years. We must alternately zealously wave and plan immovably. Do not forget either one or the other. This is difficult, for example, penguins can’t cope. And ostriches could not. And we also do not know how. But we don’t need to, we were arranged differently. All we have to do is pull a thread between the earth and the sky. To catch you on live bait, to love you, to soften with the weakness and details of earthly life, to make a new person from you and increase your soul through you, make your flight a little less frightening, sometimes not so long, sometimes excessively turbulent, to console you when space is large and empty , bite you when you fly too low and cling to your belly with trees, bask in you like a second sun, charm you with bends, scare you with something, tease, then letting go, then pulling magic threads.
From under the hem of the moon one can see their tenacious eyes with canine moving eyebrows on serious, childish faces even under a beard and mustache. Curious before the game and innovations, fast on a dashing business, independent and wild. There is no sensitivity, but there is a flair, there is a scent, there are sharpening skills, it is interesting from what what, or how, or what will happen if. Little mind, but too much does not linger, passes through, between the ears does not get stuck.
I first loved you through the thirst to be you, envious of freedoms, minds and strengths, then through hunting, obsession and cognition, then through distant admiration, tearful reverence, through my own wound, zeal, slaughter, nothing is in my bosom, because everything is laid on piercing soaring of the general soul ... Now, more through the science of attention, the focus of study, the degree of boiling, the endless, I am interrogated at the sight of the pit between our and your appearance. As if you are a bird, and we are plants. As if you are something white, and we are something round. You are a number, and we are a letter. Hand in hand we solve the problem of man. Not sexual, spiritual. But the sex lives and we should not look away.
Men
They are ardent, peppy, harkly, vein, war-and-labor heroes, eager for soft women, raw meat, forbidden travels and secret gardens. Movable, aspiring, with a wide throat, strong knees, with stupid fearlessness. You, only you obey the lands, seas, mountains and the air above them. And fire to you brother, and the wind is friend and only water is your embarrassment.
And it’s wrinkled, learned skukozhny, dry, with a tiny soul rolled up in insult, knowing a lot, but boring, talking burklo and more and more about the guilty, pale and powerless, cruel in the details. Mom did not love, and no one else could.
But all are greedy to affection, because they are more mortal, divorced, drifting. You are looking for shelter, someone’s gentle stomach, where to lay your head, someone’s quiet voice to listen to the sound and not hear words, you are looking for a while, afraid to get stuck, freeze, grow up. But this is not given to you, this fear is empty, as if the bush was afraid to fall.
A head in space, eyes in starry distances, feet do not feel the cold. You were shot in the sky and you fly, for a very long time, a hundred years. We must alternately zealously wave and plan immovably. Do not forget either one or the other. This is difficult, for example, penguins can’t cope. And ostriches could not. And we also do not know how. But we don’t need to, we were arranged differently. All we have to do is pull a thread between the earth and the sky. To catch you on live bait, to love you, to soften with the weakness and details of earthly life, to make a new person from you and increase your soul through you, make your flight a little less frightening, sometimes not so long, sometimes excessively turbulent, to console you when space is large and empty , bite you when you fly too low and cling to your belly with trees, bask in you like a second sun, charm you with bends, scare you with something, tease, then letting go, then pulling magic threads.
У записи 28 лайков,
2 репостов,
644 просмотров.
2 репостов,
644 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Sonya Doross [$Do]
